среда, 17 июля 2013 г.

Физиология тридцатых.



     
  • Годы-двадцатые были временем машин - эпоха любования производственными процессами, винтами, шестерёнками и архитектурой, отныне называемой не иначе как«машинами для жилья». Человек тоже представлялся машиной, подлежащей ремонту, переделке и перековке. Тридцатые оказались ярким антиподом двадцатых - вся этамашинерия была выброшена на свалку и даже не потому что у автомата нет души и разума, а потому что ни одна механическая кукла не сможет совершить сверх-усилие. Машина может сломаться и умереть там, где нужна воля. Механика лишена не только бесполезно-вредных страстей, но и умения погибнуть за идею, за смысл, за некую, не подлежащую осмыслению ценность... А ещё, если двадцатые заглядывали в будущее, то тридцатые заигрывали с вечностью. Владимир Паперный в своей «Культуре-2» наградил этим свойством исключительно нашу социалистическую реальность. Но не существует отдельного советского мира - он может только придумывать свои личные определения, двигаясь при этом в общем потоке. Это Zeitgest, дух времени. Двадцатые во всём мире - время футуризма, рацио и человека-машины. Тридцатые везде, включая Советский Союз - эпоха неоклассики и сверхчеловека.

    Молодость. 1937. Фото Б. Игнатовича. Horst Torso by George Hoyningen-Huene

  • «Молодость». 1937. Фото Бориса Игнатовича.

  • Парижский фотограф Horst P Horst глазами фотографа George Hoyningen-Huene. 1930-е гг.

    Сверхчеловек - это не робот. У него есть душа, разумеется. Духовность. Новая духовность, вызванная физическим совершенством. Это физически развитое, духовно богатое, эстетически прекрасное существо, могущее совершать подвиги и создавать произведения искусства. Вместе с тем - физиология первична. В уродливом теле не может быть по-настоящему богатой души и - устремлённого к открытиям разума. Античная идея совершенства на новый лад. Обнажённое тело лишается своей чувственной составляющей и выступает в качестве яркого эталона для подражания. Тело 1930-х - обнажёно, раздето и при этом - асексуально. Не приравнивать человека к машине, а выковывать и воспитывать идеального хомо-сапиенса. Наука евгеника, ставшая некомильфотной и даже запрещённой после Нюрнбергского процесса, в 1930-х годах успешно развивалась в Англии и в США. На полном серьёзе рассматривались вопросы стерилизации людей с наследственными заболеваниями и даже - пьяниц, проституток, то есть асоциальных элементов. В Советском Союзе велись бесконечные разговоры о «новом человеке» - этот типаж в кино воплощали голубоглазые красавцы, вроде Сергея Столярова. Они были светлы, оптимистичны, позитивны и готовы к подвигам. Это - персонаж для Вечности.

    Шадр и Торак

  • Иван Шадр работает над созданием статуи.

  • Йозеф Торак не отстаёт.

    Он существовал в древности, присутствует ныне и будет существовать всегда. Смысл обращения к Вечности - в поисках незыблемого эталона, непререкаемого смысла. Историческое развитие завершилось, дальше будет только совершенствование того, что найдено. Гигантомания. Сверхчеловеки - громадны. Пока только в камне. Мощная девушка с веслом царит в парке, белокурая дева с картины Рене Магритта задевает головой облака, атлеты Йозефа Торака подавляют своей мощью не только зрителя, но, кажется, даже и скульптора. Джованни Пиранези с его безумствами Галантного Века кажется бледной предтечей. Для него это были фантазии, для Веры Мухиной - реальность. Гигантские Рабочий и Колхозница, красиво списанные с античных Тираноубийц, уже приготовились к прыжку, уже готовы взлететь со своего постамента. Спортивность, физиологичность, телесность тридцатых подкупают своим светлым оптимизмом и - простотой отношений. Это уже не прыжки стриженой, резвой девочки-флаппера из постели в постель. И уж, тем более тут нет альковных страстей и пышных чресел Серебряного Века. В сексуальности предвоенного десятилетия нет на намёка на сладострастие и порнографическую клубничность. Всё выглядит физиологически-оправданно и просто.

    2-1._1. Песнь песней 1933 Рубен Мамулян (1)

  • «Эос». Арно Брекер. 1939 год.

  • Кадр из голливудского фильма «Песнь песней». 1933 год.

    Нет бесполезной стыдливости, но нет и грязи. Любовь тридцатых столь же естественна и полезна, как и спорт. Целомудрие пыльных юбок и прочих поясов верности - уродливо. Угар двадцатых с их теорией стакана воды (в СССР) и безумием всеобщей неверности (у них там, на Западе) - уродливо не меньше. Как унылая стыдливость, так и распутство - это две стороны одной медали. В советском кинофильме «Строгий юноша» красивая статная женщина Маша очаровывает юного спортсмена Гришу Фокина. У Маши - престарелый, именитый супруг, занимающийся, как раз, темой...воскрешения мёртвых. Физиология выше морали, а что такое, собственно, мораль? Маша, в свою очередь, тоже проявляет явный интерес к строгому юноше. Молодые спортсмены из окружения Гриши, считают, что он, мучаясь и сомневаясь, поступает...неправильно. Если нравится женщина и она безукоризненна, её надо взять. Что характерно, и сам профессор всё понимает - он же знает, какую силу имеет над человеком физиология. «Я хочу предложить вам одну идею. Можно?», - вопрошает прекрасная дама с формами Венеры и настолько выразительно смотрит, что ни у кого не остаётся никаких сомнений.«Давайте», - отвечает Гриша и обнимает чужую жену. Финал картины - счастливая Маша утром возвращается домой.

    Рене Магритт и немецкая фотка

  • 'La magie noir'. 1935. René Magritte.

  • Немецкая фотография.

    Наиболее цинично всё это выглядело в прусском исполнении, в Третьем Рейхе. Размножение и даже сочетание законным браком переставало быть личным делом отдельного индивидуума, становясь общенародным движением по улучшению породы. Селекция и научный подход, выведение расы, скрещивание лучших и ожидание потомства. И как результат - государственный питомник Lebensborn, где расово-чистая дама имела возможность родить дитя, дабы оставить его на попечение общества. Осуждается...осуждение внебрачных детей. Главное - это дети, а уж как их произвели, не ваше дело, старые прусские кумушки. Вместе с тем, тридцатые ощущаются...невероятно чистыми, белыми, как античные статуи в представлении неоклассиков, как платья в стиле a-la greque из модных домов мадам Грэ и Мадлен Вионне, как залитые солнцем стадионы. Физическая чистота человека, его отрицание грязи и извращений, всякой изощрённой изысканности, плавно переходящей в свою крайнюю стадию - в пошлость... Это было нужно накануне войны. Всем. Русским, американцам, немцам. Весь мир стремился приблизиться к гармонии Вечности перед грандиозной битвой титанов...