Силачи Урала

Про силачей Я залюбовался группой... рабочих: это совсем особенный уральский тип рабочего, который ничего общего не имеет с фабричными «расейскими». Стоит посмотреть на эти мускулистые руки, крепчайшие затылки и рослые, полные силы фигуры — так и дышит силой от этих молодцов, хоть сейчас в гвардию. Тип тагильского мастерового невольно бросается в глаза, но нужно видеть этого мастерового в огненной работе, когда он, как игрушку, перебрасывает двенадцати-пудовый рельс с одного вала на другой или начинает поворачивать тяжелую крицу под обжимочным молотом: только рядом поколений, прошедших через огненную работу, можно объяснить эту силу и необыкновенную ловкость каждого движения. Д. Н.Мамин-Сибиряк  Заводская и сплавная работа постепенно вырабатывала культ физической силы, мгновенной находчивости, смекалки. Поэтому так много и охотно рассказывают о местных силачах, заслуживших любовь и симпатии народа. Легендарным ореолом еще при жизни был окружен силач Василий Балабурда. Обладая огромной физической силой, он споро, ловко работал на сплаве. Правда, во многих рассказах к восхищению примешивается и оттенок досады, осуждения за то, что «Вася вину не дает отдохнуть», за это пристрастие его и осуждают, и одновременно жалеют, так как причину видят не столько в нем, сколько в тех, кому он в диковинку: пермских купцах,  «которые его до полусмерти запоят», и приезжающих господах, которым «любопытно — сейчас водки». Но главное в этих воспоминаниях — уважение к труду, восхищение мастерством. Про висимских силачей Люди раньше здесь были — увальни, чисто медведи. Дед у меня по матери такой был. Мы были какие-то приписные крестьяне. Дед на горке пашню разработал, а пашня эта кому-то из приказчиков понравилась. «Это же земля государева, чего же ты делаешь?» — и нагайкой деда полоснул, а дед его на лошади поднял и в канаву сбросил. Веселились по-своему. Деда нарядят медведем в тулуп вывернутый и кричат: «Миша, рявкни!» Он рявкнет — лошадь упадет. Зап. в п. Висиме от В. С. Черных, 1910 г. р.  Был силач такой, Паля Лебедев, вот сына его недавно схоронили. Он под доменной печью робил, на молоте обжи мал куски каленые. Шутить любил. По четыре пуда в руки возьмет и по четыре пуда на ноги подденет и по фабрике гуляет: «Вот мне что Демидов подарил: калоши и перчатки». Сильный и ловкий на работе был. При катят ему кусок из сварочной печи. Вот он его с боку на бок ворочат. Если тачка не успеет подкатить к наковальне, он берет клещи и бросает его к самым валам. А в куске пудов пять, не меньше. Вот какая масса. Тачки с железом таскает — успевай ноги убирай. Сам он был не так шибко корпусный, ростом не шибко чтоб, но могутный мужчина был. На заводе все время робил. При этом заводе и помер. Хоть и проворный был, а смерть все сильней оказалась. Зап. в пос. Висиме от Ф. И. Канонерова, 1890 г. р.  Много борцов тогда было, в ранешнее время. Палий Лебедев борец был. Он работал на заводе, больно сильный был. По четыре пуда на ногу надевал и ходил по заводу. В заводе робил обжимальщиком. В борьбе его никто не побеждал. Кто же его мог победить? Исключительно один он такой был. Во время Николина дня ( Николин день (летний) — 9 мая ст. стиля)   собирались бороться. Сначала ребятишки выходят, а потом мужики. А в Висимо-Утке собирались на Троицу. Боролись за воротки: возьмут за ворот один другого и ходят, кто кого уронит — тот сильней. Выходили сторона на сторону. С одной стороны считались тагильские, а за рекой — кержаки. Любил побороться и Павел Епифанович Петров. Он работал на приисках. Двух-трех человек уронит, когда — пять-шесть. Тем и славился, что поборет человек пять-шесть. Росту он был небольшого, среднего росту, но красивый был. Так просто драться не любил. Борцом был и старатель Андрей Холодилов. Любитель на борьбу был. Ведь борьба — охотка была. Которые с малых лет боролись и так до старости. А так из себя он был выше среднего, ядреный парень был. Он драться любил, не только бороться.Раздерутся, и рыло на бок своротит, и ему так бывало. Другой борец — Василий Иванович Селиванов. Этот и по десять человек, бывало, побарывал. Зап. в пос. Висиме от А. С. Мокрова, 1885 г. р.  Кипру Копылова сняли с работы. Он у Демидова робил на заводе. Взял Кипра лом, которым воду открывают, да и утащил на плече домой. Вечером приехали с завода воду отворять, а лома-то нету. Туда, сюда, не могут найти. Наверное, Кипра Копылов взял. Поехали к нему. Урядник говорит: «Отдай, Кипра, лом».— «Ищите», — отвечает. Поискали, поискали — нет лома. Урядник опять: «Отдай, Кипра, подобру-поздорову». А Кипра не дурак был. Говорит уряднику: «Распишись, что с работы не будешь снимать, тогда отдам». Пришлось уряднику расписочку дать. Как взял Кипра расписочку в руки, тогда и показал, где лом лежит. Он его на полку забросил. Трое не могли этот лом снять. А Кипра один проще простого лом сиял. Такой-то он богатырь был. Зап. в пос. Черноисточииско от А. М. Цы-пушкина, 1893 г. р.  У нас тогда управителем был Гуря Агафоныч. Он тремя заводами управлял: Черноисточинским, Антоновским и Лавроневским (Лавроневский — иск.: Авроринский ). А рабочие железо воровали в заводе. Вот этот Гуря Иваныч и пошел в проходную, узнать, как это мужики железо проносят и никак их поймать не удается. Пришел он, значит, в проходную. Сидит. А мастером тогда у нас был Ваня Толика. Вот он первый и идет через проходную. А чекмень на нем был долгой. Гуря Агафоныч его и спрашивает: — Иван Михайлыч, скажи, как вы железо воруете? — А ты мне, Гуря, откажешь, нет от работы? — Нет, даже четверть вина поставлю, только скажи. Ваня и распахнул чекмень. А на каждом плече у него лист железа согнут. А лист-то весил два пуда; Гуря увидал это и закричал: —   Ой, брось, Иван Михайлыч, лучше приезжай на лошаде. — За железом-то, значит. А потом Ване четверть вина выставил. Зап. в пос. Черноисточинске от И. С. Мал-кова, 1874 г. р.  Костя Бирюзовский был силач, великан выше двух метров, кому даст блина — с ног валится. Он на заводе работал. Очень плотный был. Тут на плотине-то запоры поднимают, тяжелые они, которые и двое поднять не могут. Он подойдет, пнет, согнется и на плечи. Или кого другого схватит, как мыша, такой сильный. Зап. в пос. Висиме от И. А. Корякина, 1900 г. р.  Старики рассказывали, что раньше много сильных людей было. Один кузнец здесь на Горной жил. Так он однажды решил пошутить ночью, когда все спали: он втащил на крышу дома сани с углем. Потом человек двадцать стаскивали их обратно. Зап. в пос. Бисерть от Д. И. Носкова, 1931 г. р.  Когда я жил в Ревде, то слышал об одном силаче. Как его звали, я уже не помню сейчас. Работал он в прокатном цеху. Пришел как-то в своем запоне, лаптях прямо к управляющему. «Барин, дай полтинник», — говорит. Управляющий закричал на него: «Вон отсюда, мошенник». Тогда этот силач пришел на плотину, снял запон, сложил его и на плечо положил. На запон положил лом, которым плотину открывают, и унес его на Шараминскую плотину. Это примерно полтора километра. А там сбросил с плотины в воду. Иван Иванович к управляющему пришел и рассказал, как было дело. Управляющий: «Не может быть. Позовите». Вызвали. «На тебе целковый, и больше так не делай». А лом лошадьми из реки вытаскивали. Зап. в пос. Бисерть от Я. С. Кабанова, 1897 г. р.  О чусовских силачах Сейчас еще жив в деревне Ялуниной Никита Петрович Ялунин, он тоже тот якорь носил, что поднимал Вася Балабурда. Он своей силы не оказывал никогда, а раз пришлось как-то, поднял он восемнадцать пудов якорь и перенес. Лутошки (Лутошки — липовые жерди. ) Никита Петрович по сорок штук носил, в пучонку завяжет и несет на плече. Лутошки сырые, да ведь тяжело сорок штук зараз нести, килограмм сто будет. Зап. в д. Чизмо от Л. В. Брагиной, 1904 г.р. Был у нас на Шайтанском заводе кричный мастер Пономарев Яков Потапович. Он мне дядей приходится. Он грузил иногда в Левшино сезонно на барки вместе с Ермилом Минеевичем. Небольшой он был, но очень коренастый. Когда грузили, то он и носил по восемнадцать пудов на горбе. У нас здесь не то что он один был такой, и Яша Григорьевич Плюснин, а еще Марко Григорьевич Линев, по прозвищу Счастье. Вместе с дядей Яшей работал я на Сагре, строили на Пермь железную дорогу, вырубку делали. Он возьмет осину толстящую за комель, поднимет ее и говорит:   «Ну-ка,  подложь полено-то».  Я одложу, дерево-то и лежит, комель на весу. Силенка была все-таки у него. Ну, и робил он ломовую работу. Росту он был среднего, а ноги большие. В заводе в лаптях работали, а так-то в сапогах ходил, сапоги ему всегда на заказ шили. Руки были большие, варежки были большущие. Платок носовой положит на руку, так руку не закроет. У него сестра такая же была — ручищи во какие! На базаре он вачеги покупал, они три рубля стоят. Поспорил с торговцем на четверть водки, что наденет вачеги — и лопнут они. Надел Яков вачеги, стал кулак сжимать, они и лопнули. Взял он деньги на четверть водки и ушел. Заспорят, разогнет ли он подкову. Он возьмет и разогнет. От своего маху не мог стоять. Если ударит, да промахнется, так сам летит. Он невыворотный был. Попадет если в руки, то не вывернется. Походка тяжелая была, как медведь дорогу в снегу протянет. Песенник был по всей Шайтанке. Пел с братом Денисом Потаповичем.  Зап. в с. Чусовом от А. И. Попова, 1890 г. р.  Яков Потапович в плечах широкий был и в груди объемный. Кричных мастеров вообще подбирали, чтобы крепкие были. В перерыв сядут отдыхать. Ему в шутку гири к ногам по два пуда привяжут, чтоб он не заметил. А с другой стороны позовут: — Эй, Яков, иди сюда. Он бежит и не чувствует гири. А они только звенят, пол-то чугунный в кричной был. — Ну, что, готово? — Да нет, дядя Яков. — А что звал-то? — Да я не звал. Лошадь не может вытащить воз, так он лошадь выпрягает, сам в оглобли — и вытаскивает. Вытащит на твердый грунт и поедет. Ему это ничего не значило. Зап. в с. Чусовом от В. А. Авдеева, 1888 г. р.  Яков Степанович Круглов двадцать четыре пуда на себе таскал. Он в солдатскую службу ходил, при дворце в Петербурге служил. Весной на караване плавал, съемщиком ходил, когда барка сядет. Стройный, красивый был. Годов пять назад помер. Зап. в с. Чусовом от В. С. Попова, 1883 г. р.  Был тут у нас Иван Евдокимович Мезенин. Так он дерево в тринадцать аршин, шесть вершков в отрубе на попа ставил. Зап. в д. Мартьяновой от С. Д. Турла-нова, 1888 г. р.    Ходок был один. Ходил из Калаты досюда. Это 50 километров будет. Сейчас Кировградом называется. Он там работал, а жил тут, в Старой Утке. После работы приходил сюда. Утром уходил опять. На него поглядеть, так он вроде все время бежал, так и ходил. Зап. в пос. Ст. Утка от Карнаухова. Ефим Першин сапожник был, простой человек, а в праздничное время — охотник побороться. Поборолся — и только. Вся выходка была. У всякого человека кака-нибудь зараза своя есть. А этот бороться любил, и всегда почти круг за ним был. Тогда со всех деревень собирались, из Тагила, Черноисточинска тоже, во время Николина дня. Как победит Ефим всех приезжих, так ему и титул тут. Сколько выйдет, выйдет десять человек — всех поборет, раз сильнее его нет. Бывали у Першина такие случаи: положит кого ловко, хлестнет во всю силу на спину, на землю, и подметок у того — как не бывало. Зап. в пос. Висиме от В. И. Канонеро-ва, 1886 г. р.  О чусовском силаче Василии Балабурде Жил лет пятьдесят тому назад в наших краях Василий Иванович Балабурда, мужик силы непомерной. Выпьет, бывало, штоф водки и работает вовсю, а то унесет за шестерых и сидит. Плавал он вниз атаманом каравана. Роста он был здорового, неуклюжий, но сильный-сильный. Якорь в восемнадцать пудов перетаскивал с носа на корму. Зап. в д. Нижняя Ослянка от А. П. Черепанова, 1885 г. р. Звали Балабурду — Василий Иванович. Родом он из Грязнухи. Жил очень бедно, в маленькой избенке. Вся она у него покосилась, вот-вот развалится. И видно, как-то выписал он лесу. Вверху нарубил, сбил в плотик и приплавил к своей избенке. Надо вывозить лес, а как? Своей лошади нет, а у кого-то брать, надо платить — денег нет. Ну, и задумал он ночью сам лес носить, дием-от, видно, перед другими неудобно показалось. Мужики смотрят: что такое, лес убывает, а ни лошадиного следу нету, ни от бревна борозды на берегу нет. Как это Балабурда так ухитряется лес перевозить, что следа не остается? Решили подсмотреть. Запрятались на берегу. Темно стало. Смотрят — идет. Топор на плече. Входит на плотик, гуж перерубает, отделяет бревно. Забрел по пояс, взвалил бревно на плечо, пошел домой. Отнес бревно, за вторым пришел. Мужики смотрят, удивляются, но не оказывают себя. После этого он штук десять или пятнадцать вытащил, и светать стало. На вторую ночь он остальное докончил. Так его силу разоблачили. Зап. в с. Усть-Койва от М. С. Мошкина. Отец сказывал, вот здесь лодка-коломенка застряла, человек десять — пятнадцать залезли в воду, давай сталкивать, Вася глядит: «Ну-ко, — говорит,— я». Пришел — ему ковшичек винца. Спустился, взял по себе бадог деревянный, один спустил лодку вниз. На спишке ногти, слизни таскали, человек десять — пятнадцать тащат, он один зачалит, увезет. На спишку коломенок все село собиралось, он сам сказки сказывал, побывальщины разные. Ком сахару возьмет, давнет — песок получается, отец сказывал. Как навигация, так сюда и идет Вася Балабурда. Возьмет поносную, упрет и поставит стоймя. Вот столбы высоковольтной линии — так поносная выше и толще. Зап. в с. Илим от К. М. Вандышева, 1903 г. р.  Вася Балабурда здесь работал. Он, главное, плавал на барках, у губы стоял, у самого конца поносной, за конец брался. Очень сильный был. Барку столкнуть с берега может, сто человек стояло, он придет, ему вобьют кольцо в корг, где огибка кончается. Возьмет он за кольцо и один потянет. Росту был сажень — два метра, с виду здоровый, но скромный. Кунгур-ский он. На грузке еще отличался. Грузят металл, там парами стояли, он сразу за пятерых несет, два-три раза сходит — и норма. Зимой в Кунгуре жил, около Кунгура, на лошадях работал. Едут ему встречу люди, хотели его пообидеть что-то: мы тебя столкнем. Отворотить надо. Он подошел, взял их лошаденок, столкал в сторону, в снег, а сам поехал. Они за ним — ну, тут им делать нечего. В Сулеме была кузница. Он у кузнецов просил ножичек сделать. Они все обещали: завтра сделаем, завтра сделаем. Он осердился шибко. Какая-то лежала чугунина большая — лота называлась, пудов пятьдесят, — он взял этот лот, привалил к их кузнице, к дверям. А те пришли робить утром — ничего сделать не могут. Закричали людей-бурлаков. Говорят: «Это Васька Балабурда наделал, сукин сын». Те хватаются, не могут отвалить. —           Придется по Ваську Балабурду идти. Пошли. —           Давай, Василий Иванович, убирай. —           Вина поставите, уберу. Ну,   поставили.   Отвалил   и   говорит: —           Перво дело мне ножичек сробьте. Ножичек ему и сделали. Начальство его любило. Он на барках-то мало плавал, косным плавал, кормщиком был, лоцманом. Весло было сзади как руль, он около руля этого был. Такие тягости Балабурда мог носить! Поносную — десять сажен длины дерево и пять вершков в отрубе — он возьмет, поставит на попа. Ну как не сильный был, думать надо. А любили его все, начальство и караванные. Такого силяка не любить! Зап. в с. Сулем от В. П. Гилева, 1883 г. р.  Василий Балабурда у моего дедушки жил на квартире. Он был проворный. Поносная восемь сажен длиной, так он ее один подымал. Концом в землю упрет, а другой подымал кверху. Лес на себе таскал. Если на лошадях возили срубленный крадче лес — протокол писали. Если на себе натаскаешь на избу лесу, не будет протокола. Он себе на избу и натаскал по лесине. Но неуклюжий был, некрасивый. А сестра-то у него еще сильнее была, но та-то вовсе неуклюжая. Зап. в с. Илим от М. А. Гилева, 1891 г. р.  Вася Балабурда шибко был проворный. А его сестра еще была проворней. Вася ехал на конях, сестра встречу, столкнулись, оба с возами, ему неохота отворачивать, и ей неохота. Она его и сгребла. Он не только здесь работал, везде ездил. Сестра-то еще могутнее его была. Она не оказывалась, какая сильная. Женщина и женщина есть. Ее никто не знал как силачку. Чуть в трудном месте — она развернется. Вася на славе был. А сестра-то нет. Зап. в с. Усть-Утка от Н. Е. Алфимова, 1892 г. р.  Вася Балабурда был, чудил он, сильный был. Мама моя рассказывала. Над ним что-то посмеялись, так он с косного шляпу снял, у бани угол поднял и под него шапку положил. Если он тут находится, при его ведении не дерутся, иначе он раскидает всех. Пятнадцать человек по слизням барку катили, а он один за веревочку тянул. Зап. в с. Илим от П. М. Попова, 1898 г. р.  Вася Балабурда был из Березовского завода. Ростом сажень, здоровенный, Восемнадцать пудов легко на руках носил. Он был наподобие богатыря, руки какие, батюшки! Ставил бревно в двенадцать метров на попа, верхний отруб у него двадцать сантиметров был. Он тягался силой часто. Один борец в Перми его на колено уронил; а Вася такого-то мужика, как мы, как тряпичную куклу в руках задавит. Поэтому он был обязан подпиской — не мог человека задавить. Так вот, его борец на колено уронил. Тут чугунная плита лежала, плита пудов на тридцать была. И он в сердцах через себя ее бросил, озлился так. А борец-то Вася образцовый был, возили его в Петербург. Его бы в Петербурге оставили, кабы он красивый был. А то из себя он некрасивый был, горбоносый, коренастый. Он косным ходил. Мой отец с ним в одной лодке плавал. Отец знал его, как себя. У Васи трехлетний сынок был, так корчагу в три ведра возьмет и утащит. Зап. в с. Чусовом от П. Ф. Полозаикова,  1880 г. р.  Вася Балабурда неуклюжий был, сутулый. На плече пудов сорок носил, а сам пудов восемь-девять весил. Его в Петербург Петр I вызывал, не понравился он Петру, некрасивый... Силы он был действительной. Придет в кабак, всех раскидает; поймает одного за ноги и всех выбьет. А так по рядам он ходил (Ходил по рядам — подряжался на работу.), сработает что, поможет. Об заклад один раз побился — черта, говорит, в бане убью. И ночью ему черт явился. В бане все косяки вывернули, разодрались. Наломали один другого, никоторый не победил. Деревенский он, выпивать любил, барки грузил, нагружают, он сразу человек за десять несет. Это я слыхал от деда от своего. Зап. в пос. Староуткинско от И. Ф. Цыганова, 1876 г. р.    Не слыхал, чтоб он быстро бегал. Разве что в кабак. Пил много и веник табака с собой носил. Достанет, натрет, закрутит, а веник опять за голенище. У староверов за грех считалось курить. «С бритоголовыми табачниками не вкупе богу молиться, не вкупе быть», — говорили они. Жил он в деревне Комарове около Кунгура. Его не Васька звали, а Вася Балабурда. Сплавщики из Кашки, Харенок, Утки им пользовались. Мужики пьянствуют, на работу не идут. Пошлют по баням, где пьяные мужики спят. А Вася — глядь, уж целую артель гонит. Смешно смотреть. Ну как не послушаешь такого силача. Умер он прямо дико: вздумал строиться. Нарубил бревен большущих. На себе таскал из лесу. Простыл и умер. Еще слышал от Антипа Михайловича Михалева, будто бы встречал Балабур-ду один путешественник и описал его в «Отечественных записках». Зап. в пос. Висиме от А. М. Огибенина, 1880 г. р.  Как Балабурда судьей был У одного односельчанина пропали овцы. Через несколько дней овчины свежие нашли, а мясо спрятал кто-то. Искали, искали, вора не могут найти, вот Балабурда и говорит: —           Я найду вора. Взял он петуха, решето и пошел в съезжую избу, закрыл окна, посадил петуха под решето и говорит: —           Приведите сюда всех мужиков подозрительных. Привели мужиков, он к ним обращается: —           Ну, мужики, подходи по одному к столу, засовывай руку под решето и гладь петуха. Когда вор погладит, петух учует и закричит. Пошли мужики. Все прошли. Балабурда спрашивает: —           Все? А теперь подымите руки... У всех руки в саже, а у одного — чистая. —           Вот он, вор, — говорит Балабурда. Как умер Балабурда  На Пасхе напились мужики, выползли на берег, а на берегу якорь был четы-рохлапый,  пудов на  пятьдесят,  весь занесен песком и камнями, одна лишь лапа осталась на поверхности. Вот мужики и поспорили с Балабурдой на три ведра самогону — вывернет он якорь или нет. Подошел Балабурда, ухватился за лапу, здорово тянул, по колено в песке увяз, принесли бревна, встал на них, потянул и вывернул. Да  надорвался,  видно,   умер  вскоре.  Зап. в д. Усть-Койва от В. Е. Волковско-го, 1904 г. р.  Ревдинские силачи Был мужичок Левин Василий Кузьмич. Он мог лошадь выпрячь, на себе воз вытащить, все запрячь опять и дальше ехать. Шапку носил, а варежки даже в сильный мороз не надевал. Табак не курил, водку не пил, упитанный из себя был мужичок. Был у нас еще один сильный мужичок. Фамилия его Краснов Лукоян. Он был такой сильный, что железный лом с плотины, двенадцать пудов веса, себе на плечо положит и к дому унесет. Раз утащил, два утащил, люди не верят, что один такой вес может поднять. Думают, на лошади возит. Сказали управляющему, тот не поверил, а увидев, что он унес на себе лом, дал ему денег. И не такой большой был на вид, чтоб фигура выделялась.  Зап. в г. Ревдо от А. Я. Бормотова, 1906 г. р.  У Бормотова сродный брат был Сохран-нов, стальные слитки одной рукой, как полено, брал и ложил, куда надо. Глухой, смиренный был дядя, правда, ладонь была широкая. Зап. в г. Ревде от В. И. Борисова, 1907 г. р.  Сказывают, был у нас тут мужик Санутко Заровняев. И была у нас плотина, запиралась и открывалась она ломами. Человек по двенадцать — пятнадцать ломы подымали. Лом этот восемнадцать пудов. Он утащит лом и бросит где-нибудь. Люди придут на плотину, лома нет: Санко опять утащил. Идут к нему: «Санко, давай, тащи лом обратно». А он: «Дайте пол-литра, тогда принесу». Зап. в г. Ревде от Н. И. Шевелева, 1892 г. р.  Серовские силачи До меня это было. Соберутся все во время праздников. —           Я вот в зубах четыре пуда подниму. —           А я вот пять. Некоторые и поднимали. Возьмет зубами мешок и отставит метра на полтора. Вот здесь Лазарь Лаврентьич жил. Подкову возьмет и на несколько сантиметров сжимал. Сильный был старичок. Он интересно с людьми здоровался. Как худенький парень — здоровается как человек, а как видит, что покрепче, -он жахнет-жахнет руку, аж слезы выступят. Зап в д. Алексеевне Серовского р-на от Н. Л. Журавлева, 1908 г. р.  О верхотурских силачах  В Сосьвинском заводе было. Приехали туда с хлебом. Один подходит к старику: —           Что у тебя? —           Мука. —           А сколько? —           Пудов двадцать. —           А чего, если на себе унесу? Мое будет? А не унесу, деньги твои и мука. Поспорили. Лошадь выпрягли, он под полозья залез и унес ведь на себе. Но сани-то отдал обратно. «Зимой, — говорит, — не возвращаться же верхом». А муку так и взял. Зап. в д. Малаховой Верхотурского р-на от О. П. Галкова, 1896 г. р.  Один человек был, постарше меня, Кузьма Фаиныч звали. В бедноте рос, был хороший мужик, добрый; Он деревни Рагозино уроженец. С ним заговорили однажды: «Тебе, Кузьма, не принести с реки камень». Говорит: «Принесу». Принес и положил на дорогу, его объезжать стали, не могли убрать. Человек не мог с ним возиться. У него была худенькая кобыла, а воз он положил большой, а лошадь худо тянула. Приехал в заезжалый двор, а там все занято. Он взял воз, поставил его на крышу, а сам лег спать около печки. Утром проснулись, стали искать воз, его нет. Кузьму разбудили и спра шивают: «Где воз?» А он говорит: «Егс никто не увез, он на крыше стоит». У него попросили помощь воз снять, он снял. Зап. в г. Верхотурье от Т. И. Крюкова, 1893 г. р.  К нам приехал один вроде бы показать чего-то из себя. В кузницу пришел, ложится, ставят ему наковальню и давай железо бить у него на груди. Ложат ему на голову три или четыре кирпича. Один взял кирпич, стал разбивать, кирпич разбил, а голова осталась целая. Видимо, были раньше люди сильные. Зап. в д. Кордюковой от С. Е. Сморка-лова, 1907 г. р.  Тринадцатилетняя девочка была. Ребятишки играли. Один мальчик пообидел, она схватила шапку, за бревно плечом подхватила избу и шапку под бревно положила. Все тут собрались, ревут. А она: «У, да уж не могут шапку достать». Опять плечом подхватила и вытащила шапку. Зап. в д. Кордюковой от В. Е. Кордюковой, 1895 г. р.  Силачи Каменского района  Да, жили на Урале сильные мужики. У нас вот тоже недалеко отсюда, в Большой Грязнухе, жили сильные мужики: Дубровин Александр Алексеевич, Ко-лотилов Яков Куприянович, Вьюков Алексей Сергеевич. Они возьмут вот двадцать пять пудов на себя и тащат засыпать на размол. Или возьмут за головку сани с возом и поднимают. У них руки-то были — как две моих. Ростом они обыкновенные, а в грудях широкие. А если лошадь из нырка не может выйти, то он ее распрягает, а сам запрягается и говорит: «Ой, Пеганиха, где тебе вывезти, я сам-то насилу вывез». Жил он долго, годов до восьмидесяти. Зап. и с. Колчедан от И. Ф. Вьюкова, 1903 г. р.  На Чуге рассказывают. Старикам делать нечего, вот и собираются они. Один мужик головой дверь вышибал, а другой снаружи дверь.бастрыком (Бастрык — толстая жердь, с помощью которой закрепляли воз сена.) подпер, он с разбегу ударился и отемнел. Это Николай Васильевич был на Чуге. А один силач под Камышевкой был, за вороток человека поднять мог и на вытянутой руке носить. Брат его худыми делами стал заниматься — вор конный был. К сараю подойдут, крышу столкнет плечом. Залезут туда и верхом вытащат из конюшни. Зап. в д. Бурниной от С. Ф. Калистра-това, 1909 г. р.  Камышловские силачи   Силач? Да, сказывают, был какой-то. Будто его вся деревня боялась: шаловливый был шибко мальчонка. Годков ему не много было, умишка тоже не лишка (какой с младенца спрос!), а силенки бог-то на пятерых отвалил — вот и гонял всех шутки ради. Ну, .а сгинул потому, что слава его за деревню вышла. Дом они ладили, а тут плотники, говорят, из губернии были, что ли. А он у них на глазах один наверх бревно вкатил. Они, видать, про то у себя рассказывали — до начальства дошло. Хотели парня в Москву отправить, а мать не дала.  Зап. в д. Б. Пулышково от В. М. Пуль-никова, 1908 г. р.  Степан Пульников мальчонка был, замухрышка. Отец его на кожевенном заводе робил, он с им часто туда ходил. Раз кто-то зачал его батьку забижать, из начальства кто-то: то ли приказчик, то ли немец-надсмотрщик, трясет перед его лицом кожами, мол, плохо растянул, уволим. А тут как раз Степка прибежал, рассердился за отца, выхватил те кожи, все сразу начал в разные стороны тянуть — и разорвал их у всех на глазах. Немец только рот разевал, как рыба на берегу. Во какой силач был! Зап. в Барабе (пригород Камышлова) от Н. М. Окунцева, 1891 г. р.  Это в те годы было, когда русский мужик славился силой да удалью. Одно слово — старые люди! Нынешним не чета. Жил у нас в деревне Большое Пульниково паренек один — восьми лет от роду. Только меня в ту пору еще и не было, об этом мне мать с отцом рассказывали. Ну, парень как парень, да с изюминкой... Сила в нем была немереная, любого здоровяка возьмет за задницу, на ладонь посадит и над собой вверх поднимет. Доволен: хохочет, заливается. Этими-то штучками всю деревню и запугал: боялись возле ихней избы ходить. А избенка-то у них уж худая стала, ну, они и задумали новый дом строить. Ну, строители на славу поработали: за три дня оба этажа скатали. Пошли в дом перекусить, сил поднабраться, а у сруба матицу оставили, чтобы после обеда наверх втащить. С голодухи-то тяжеловато показалось: чай, восемь аршин бревно. Приходят — бревна как не бывало. А наверху, на срубе, сидит этот парень —- восьмилетка (вот имени-то что-то его не припомню) и зубы скалит. Один бревно вкатил! Ну, после этого слава о нем далеко пошла! Задумали парня в Москву послать: чудо ведь. Да матери шибко жалко его стало, ведь родная кровиночка. Стала советы от старух брать, как от Москвы парня избавить. Ну, одна бабуся и присоветовала поить его медью. Мать на все согласна уж была — медью так медью... И поила-то парня всего с неделю — только всю силу разом вышибло. Оно хорошо, конечно, что на властей управа нашлась, да эть только с той поры он расти совсем перестал. Так и остался недомерком. Правда, потом женился (это уж я сам помню — годков шесть мне тогда было), да и не на какой-нибудь завалященькой — баба здоровая, работящая. Да только детей-от у них не было: все матушка медью сожгла, только-ить и она не виновата, как еще супротив властей выступишь, ить закон-то на их стороне. Зап. в г. Камышлове от В. А. Потапова, 1901 г. р.  У нас Семка Буньков шибко сильный был. И в деревне чудеса творил: что мужикам на неделю, он, вроде бы играючи, за день провернет. Мешки начнут таскать, так он еще по два себе на спину взгромоздит: для меня, мол, это не работа, а забава. Зап. в д. Шипицино от А. Ф. Барсука, 1902 г. р.    Кто у нас на славе был? Жил у нас мужик один — Егор Афанасьевич Макаров. Жил тут недалеко, где библиотека щас, так вот каменный-то дом ихний и был. Рядом с им мои деверья жили, они все о его силище рассказывали. Надо ему если дров, а лошади нету, берет телегу — и в лес. Нагрузит на нее возок бревен и тащит домой за-место лошади. А то, помню, шибко понравилось, когда рассказывали — дивились долго. Паскальника ему понадобилась (это березы толщиной шесть — восемь сантиметров, их укладывают на крышу шалашом, перемежая: одну березу комлем, другую вершиной). Пришел к дедку Спиридону лошадей просить, а ни одной слободной-то не окажись. Егорка клянчил, клянчил, рассердился да и заявил: «Ладно, сам привезу». Пошел в лог Падун, нарубил берез длинных, каких только можно было, связал в две вязанки, взвалил на плечо да и приколок все домой. Да и это еще не все. Сказывали, что на спор он мог столб телеграфный вытащить. Да, да! Разгорячится, поспорит с кем и кричит: «Вытащу, сказал — вытащу!» Подойдет, покачает его и вытянет из земли. А то еще чище. Едет лошадь груженая, с полным возом, застрянет в грязи или в Падуне, не может вытянуть. Егорка ее выпряжет, впрягается сам, поднатужится — и вывезет. Да слова проговорит, над которыми до сих пор потешаются: «Я едва выволок, а где же ей, бедной, справиться!» Вот вроде и все. А помер он в тридцатых годах. Несчастный человек, больше ниче не скажешь. Да ить он не виноват — господа его пить научили. Специально заставляли их тешить, шкаликом манили. Сгубили мужика... Зап. в Закамышловке (пригород Камыш-лова) от Е. М. Павловой, 1892 г. р.  Точно не знаю, но слыхала от деда, что был в наших местах человек один силы необыкновенной. Всегда нашу деревню из беды выручал: лошадь ли где застрянет, мужики ли правду кольями начнут выяснять, дом ли надо поставить — везде Гришаку зовут. Незаменимый человек был! Что там подковы! — их он одной рукой слабо сгибал и разгибал. А прославился он вот чем. Приехали в деревню, как мой дед сказывал, «наймиты царские, мошенники барские, с немцем во главе». Весь народ тогда перетрясли: денег им не хватало, что ли, только и в наши края пожаловали. Ну, у одного двора это и случилось. У мужика семья огромная была, да все бабы (на них земли-то не полагалось), ну и тянули кое-как. А тут эти пристали, как с ножом к горлу: «Не отдашь долг — корову уведем». Да еще ломом грозятся, мол, все кости переломаем. А тут мимо Гришака шел. Тихий был, никогда уж никого не обидит, а как увидал, что над ихним братом мужиком так глумятся, подбежал, лом выхватил да на глазах у всех и согнул его в дугу, а потом в узел завязал. Испугались сборщики да с тем и уехали. Только рано все порадовались: на другой день солдат пригнали, они Гришаку скрутили да в Питер в войско отправили. Там, говорят, он и погиб лет через семь в какой-то царевой потехе. Зап. в д. Казакове Камышловского р-на от Ф. Л. Мартьяновой, 1902 г. р.