Месяцев через пять-шесть, когда вес Тараненко приблизился к 130 килограммам, Логвинович, потирая руки и блестя глазами, как много лет назад после знакомства с ним в Борисове, сказал мне: "С Лёней — полный порядок. Ещё десяток килограммов добавит и будет он как коваль Вярнидуб. Свернёт и рекорды, и соперников".
Сбылся ли этот сумасшедший прогноз? Судите сами. В новой, в супертяжёлой категории Тараненко завоевал звания чемпиона мира и Европы, занял второе место на Олимпиаде, установил несколько мировых рекордом. В его лице мы имеем атлета, "каких ещё не видывали"! Других таких не было и нет. Во всём мире.
Виталий, однако, не является самым богатым спортивным "старателем". Его опережает американский пловец Майкл Спитц, который в 1972 году в Мюнхене выловил в олимпийском бассейне семь (!) рыбок из драгоценного металла.
В лёгкой атлетике, в фехтовании, в лыжах, в коньках, в художественной гимнастике немало выдающихся мастеров, по 2-3 раза побеждавших на одной Олимпиаде. Скажем, белорусская "художница" Марина Лобач привезла из Сеула (XXIV Олимпиада, 1988 г.) пять золотых медалей — всё, чем располагал её вид спорта.
В штанге, даже будь вы семи пядей во лбу, подобные чудо-достижения исключены.
— Исключены на практике, — уточнил Александр Курлович, когда мы однажды обсуждали этот вопрос. — В теории, в абстракции и у нас кое-что возможно...
— Например?
— Атлет, допустим, сегодня выступает в среднем весе и побеждает. После этого он ест и пьет всласть, вес его прыгает на несколько килограммов, и назавтра он выходит на помост со штангистами первой полутяжёлой категории. Выходит, побеждает и, пожалуйста, получает вторую золотую медаль. Но это абстракция, совершенно оторванная от жизни. На практике "мой" вариант никогда не осуществится. Выиграв сегодня, завтра на помост не выйдешь — нет сил, их полностью забрала победа. А для нас, супертяжеловесов, нереален даже и этот, сугубо теоретический вариант, — с долей грусти закончил Александр.
Да, штангисту закрыта дверь в клуб олимпийских богачей. В любой категории имеется одна-единственная золотая награда. Удвоить свои сокровища он может только через четыре года. Немногим спортсменам удалось это сделать. Назовем их славные имена. Француз Луи Остен, американцы Джон Девис, Томми Коно и Чарльз Винчи, поляк Вальдемар Башановски, японец Иосинобу Мияке, болгарин Нореир Нурикян, турецкий атлет Наим Сулейманоглу, советские мастера Аркадий Воробьёв, Леонид Жаботинский, Василии Алексеев и, наконец, наш земляк Александр Курлович.
Трёхкратных олимпийских победителей в мире нет. В период с 1896 по 1992 год проведено 19 турниров (штанга трижды не включалась в программу Игр), и никто не выплавил в раскаленном тигле этих соревнований третью награду высшей пробы. Более того. Храбрецов, дерзнувших на этот шаг, один, два — и обчёлся: уже названные нами Т.Коно, В.Башановски, А.Воробьёв, В.Алексеев, плюс Д.Ригерт и в определённой мере Л.Тараненко. Американец Н.Шемански участвовал в четырёх Олимпиадах (одно "золото", одно "серебро", две "бронзы"). Рекордсменом следует считать венгра И.Фёльди — пять раз выступал на Играх (одно "золото").
Каждый из них представлял своего рода загадку. Его романтически-яркая и реально земная жизнь всегда была объектом повышенного интереса людей, а сами атлеты в пору их расцвета находились в эпицентре внимания и славы, особенно на родине. Но супертяжеловесов возвышали до уровня национальных героев, национальной гордости, ибо во все времена они персонифицировали силу Человека и силу нации, взрастившей его.
Второй тяжёлый вес — не просто одна из категорий в железной игре. Это целый уникальный мир: в нем создаются живые локомотивы штанги. Дело даже не в том, что они всегда, в данный конкретно исторический момент, поднимают на порядок больше "младших братьев". Главное в другом: они первыми переходят черту, вчера казавшуюся фантастической, первыми осваивают качественно новое пространство и "тащат" за собой остальных спортсменов.
Вспомним ещё раз Андерсона — одну из ключевых фигур тяжёлой атлетики. Толчок Пауля в 190 кг сорок лет назад был объявлен рубежом, который во веки веков не преодолеть другому человеку. И что же? Сначала другие "человеки" появились в абсолютной категории, потом пошло-поехало. Нынче эти килограммы фиксируют легковесы, которые на 100 (!) кг легче американца.
Второй тяжёлый вес — не просто огромное количество поднятых килограммов. Это многоаспектное, сложное и далеко не познанное явление, с присущим только ему философским, социальным, национальным содержанием.
По мнению Ю.Власова, страсть к высшей силе, борьба за силу, надежда утверждать эту силу явилось лишь отражением мировых экономических процессов. "Через большой спорт, — уточняет Власов, — действует идеология. Перестановка международных сил всегда оборачивалась перестановкой сил в спорте. Причем незамедлительно. Не все, конечно, столь прямолинейно и обнаженно. Однако... Вот именно — однако! Какими бы ни были побуждения спортсменов, в них прежде всего дух времени. А этот самый дух порождав экономика, идеология..."
В послевоенные годы, когда развитие штанги получило резкое ускорение, великих чемпионов во втором тяжёлом весе поставляли только США и СССР. Отличные мастера появлялись в Болгарии, в Бельгии, в ГДР, в Канаде, в ФРГ, великие — только в этих странах. Внутри же СССР "монополия” на чемпионов мира и Олимпийских Игр принадлежала России и Украине — Власов, Жаботинский, Алексеев, Рахманов (последний наполовину узбек, но как спортсмен вырос на Украине), Писаренко.
В 1988 году монополия была нарушена Белоруссией в лице Курловича. Но мы, как всегда, этого не заметили, а коль так, то этого не заметили и другие. Не изменила положение и его вторая олимпийская победа, выглядевшая по сравнению с триумфом Жаботинского и Алексеева весьма "тихой".
Последние обладали поистине вселенской славой. Их фамилии в течение ряда лет были на устах всех и каждого, кто хоть чуточку интересовался спортом вообще. Планета знала их в лицо.
Шарий вспоминает пребывание своё и Алексеева в Париже после Олимпиады-1976. "Где мы ни появлялись бы, — рассказывает Валерий Петрович, — парижане сразу узнавали Василия и спешили засвидетельствовать ему уважение, восхищение, дружелюбие. И это Париж..."
Теперь перенесёмся в Минск. Погожий весенний день. Свободен просторный проспект Скорины, любой прохожий на виду. Выделяется молодой могучий мужчина. Не надо быть тонким психологом, чтобы понять: минчане не знают богатыря. Кто-то скользнёт по его фигуре взглядом — гляди-ка ты, каков молодец — и только.
Но наш прохожий не "только". Это — дважды олимпийский чемпион Александр Курлович. По столице суверенного государства, которое он прославил на весь мир, шагает один из лучших атлетов всех времён и народов, и ни одна живая душа не реагирует на это.
Что делать! Пока великий спортсмен (писатель, художник, ученый, артист) рядом с нами, далеко не всегда современники способны воздать ему должное, оценить масштабность совершенного им. "Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье..." Слишком часто мы прячемся за эту фразу и рискуем просмотреть "большое", чтобы потом "на расстоянье” посыпать голову пеплом самобичевания. Достойное ли это занятие? Не лучше ли сегодня хотя бы попытаться увидеть "большое" — оно редко встречается в жизни.
Но велик ли атлет Курлович? Как ни странно, такой вопрос некоторые спортивные и околоспортивные деятели считают отнюдь не праздным. Аргументы: на Олимпиадах у него не оказалось достойных соперников, он выиграл "золото" без серьёзной конкуренции.
Вспомните, говорят, Сеул. Там ожидалась битва гигантов. Много разговоров велось вокруг болгарина Плачкова 3 — обладателя до сих пор не перекрытого рекорда в рывке (215 кг). Утверждали, что он здорово подтянул толчок и, благодаря этому, находится вне досягаемости. К сожалению, шумная рекламная гора не родила даже мыши: Плачкова, вместе с национальной командой, спешно отправили домой. Причина: два болгарских штангиста были уличены в применении допинга.
Леонид Тараненко, включенный в сборную СССР и набравший большую мощь, заболел и ещё до старта сошёл с дистанции. Курлович, получилось, остался без серьезных соперников, выступал в режиме наибольшего благоприятствования. Повезло...
Вне конкуренции оказался Александр и в Барселоне. Прекрасно сознавая, что спорить с лидером им ещё рановато, соперники не осмелились встать на его пути к победе.
Но ведь "легко" побеждали на Олимпиадах Жаботинский (в 1968 году опередил второго призёра в сумме на 17,5 кг, причем в толчке сработал на шутейном для себя уровне) и Алексеев (в 1972 и 1976 годах опередил вторых призёров соответственно на 30 и 35 кг). Их подавляющее преимущество справедливо оценивалось как убедительное свидетельство величия, а солидный перевес над соперниками Курловича объясняется их слабостью.
Лукавая подслеповатая логика — она игнорирует одну "мелочь": слабыми соперников сделал Александр. Его сила на Олимпиадах проявилась и в том, что вопрос о победителе не вставал даже в абстрактно-гипотетической форме: а что, если?.. Никаких "если". Курлович был на олимпийском помосте диктатором — убедительное свидетельство его исключительности как спортсмена. Но диктатором добрым и осторожным — не расправлялся с соперниками, а переигрывал их.
Спортивным ортодоксам не импонирует такая тактика. Они любят, чтобы и победы, и поражения были "по большому счету”, понимая под этим глубокий нокаут (в широком смысле слова), когда бездыханное тело побежденного уносят на носилках.
Александр — сторонник иных методов: выигрывать чисто, убедительно, уверенно, но не добивать "коллегу", а попридержать себя и пожалеть его. Пусть побежденный не плачет, но смущенно и благодарно улыбается.
Были и другие причины, побуждавшие на обеих Олимпиадах избрать осмотрительную тактику. Споткнись он — ему бы это не простили. Для него даже "серебро" было смерти подобно. В случае неудачи Курлович самолично подписал бы себе смертный спортивный приговор.
Перед Сеулом около двух лет пришлось отмываться, доказывая, что ты не верблюд: он попал в историю. Незавидное положение!
"О! — воскликнул ещё Лермонтов, — история у нас вещь ужасная: благородно или низко вы поступили, правы или нет, могли избежать или не могли, но ваше имя замешано в историю... все равно, вы теряете все: расположение общества, карьер, уважение друзей... попасться в историю! ужаснее этого ничего не может быть..."
Более полутора столетия прошло, как были написаны эти язвительные и справедливые слова. Что изменилось с тех пор?
Если нынче "ваше имя замешано в историю", трепещите, несчастный! — с вами, прежде всего, будут бороться. Курлович и другой сильнейший тяжеловес мира А.Писаренко из Киева в полной мере ощутили на себе эту трансформацию "истории".
Ради справедливости, отметим: ребята дали повод для этого. При таможенном досмотре в Канаде их задержали с приличным количеством гормональных средств — анаболических стероидов. "Контрабандистам" надели наручники и в сопровождении автоматчиков, державших пальцы на спусковых крючках, доставили в полицейский участок. Там уже находились телевизионщики, оперативно давшие сенсационный материал в эфир. Ещё бы! "Замешано в историю” было два известнейших спортсмена: чемпионы мира и Советского Союза. Вокруг их имен можно было творить любые версии, изощряться в любых комментариях.
За этим дело не стало. По "доброй" традиции не обошлось без преувеличений и искажений.
Сначала насчёт гормональных средств. К ним прицепили зловещий эпитет — "запрещённые". Ну а коль запрещённые, значит, это был допинг, с применением которого уже вовсю велась упорная война. Незавидно выглядели в свете этого атлеты...
Честно говоря, страшной крамолы в канадском инциденте никто не усматривал. Таможенные правила нарушались как советскими, так и спортсменами других стран давно.
В сентябре 1975 года я был назначен руководителем спортивной делегации, выехавшей на международный хоккейный турнир в Польшу. На брестской таможне нашу команду "Торпедо" (предшественницу "Динамо" и "Тивалей"), что называется, тряхнули. Да так профессионально и удачно, что от нее только пух полетел. Было изъято много черной икры, около двадцати золотых предметов, приличные суммы денег. "Чистыми” оказались всего шесть человек: тренеры А.Муравьёв и С.Кокорин, хоккеист С.Шитковский (ещё две фамилии — врача и спортсмена запамятовал) и, простите за нескромность, ваш покорный слуга.
Освобождённая от лишнего груза делегация, несолоно хлебавши, возвратилась в Минск. Несколько дней по поводу "матча" на таможне в различных инстанциях сотрясали воздух гневными речами, пару человек символически наказали, и на этом была поставлена благополучная точка.
Происшествия, аналогичные брестскому, случались часто: спортивный бизнес ширился, в нем участвовало все больше и больше людей. На "подзалетевших" смотрели сквозь пальцы, для вида журили, как напроказивших детей, призывая и обязывая (кого?) улучшить "воспитательную работу".
Для Курловича и Писаренко было сделано почетное исключение. Канадскую историю раскрутили и раздули. Шум поднялся невероятный. "Опозорили честь советского спорта" — ни больше и ни меньше. Вердикт был убийственный — лишить звания заслуженных мастеров и пожизненно дисквалифицировать!
Для тех, кто знал положение в тяжёлой атлетике, проявленная принципиальность была шита белыми нитками. На примере Анатолия и Александра хотели, во-первых, показать: незаменимых у нас нет, поскольку известные атлеты осмеливались иметь и отстаивать собственное мнение. Во-вторых, — и здесь была зарыта собака — руководители союзной тяжёлой атлетики планировали расчистить пространство для двух-трёх штангистов, которым очень "мешали" белорус Курлович и украинец Писаренко.
Не собираюсь быть их адвокатом. Проступок ребят, безусловно, заслуживал обсуждения и осуждения. Но убеждён был раньше и уверен сейчас, что степень вины и мера наказания оказались неадекватными. Поклеймили тогда "канадцев" от души, позлорадствовали вволю, позлословили досыта.
Неожиданностью это было для Курловича. Не чаял, что наденут на него робу чуть ли не преступника. Болело сердце, муторно было на душе. Не знал Саша по молодости одной закономерности, подмеченной Горьким. "Преступление честного человека, хотя бы случайное и ничтожное, — утверждал писатель, — радует нас гораздо больше, чем бескорыстный и даже героический поступок подлеца, ибо: первый случай нам удобно и приятно рассматривать как необходимый закон, второй же тревожно волнует нас, как чудо, опасно нарушающее наше привычное отношение к человеку.
И всегда в первом случае мы скрываем радость под лицемерным сожалением, во втором же, лицемерно радуясь, тайно боимся: а вдруг подлецы, чёрт их возьми, сделаются честными людьми — что же тогда с нами будет?"
Тут же в преступники попал не просто честный человек. Тут был атлет, который становился уже великим. Ну, как было втайне не порадоваться его "падению", а вслух не побороться с "носителем чуждой нам морали?"
Не все, однако, проявили должную принципиальность. Первым официально и открыто сказал слово в защиту Курловича президиум федерации тяжёлой атлетики республики, который возглавлял Лученок. "Тот самый" Игорь Михайлович Лученок — наш замечательный композитор.
Штангой сам он не занимался. В студенческие годы увлекался бегом на средние дистанции. Когда предложили возглавить нашу федерацию, сначала отнекивался. Но штангисты — народ настойчивый. Уговорили-таки мягкого Лученка поработать во "славу белорусской тяжёлой атлетики". Надо отдать должное Игорю Михайловичу: работал он добросовестно. Особенно удачно решал бытовые проблемы штангистов.
В состав президиума входили уважаемые и авторитетные тренеры: Виктор Ковалев (заместитель), Григорий Горелик, известные уже нам Анатолий Ковалевский, Анатолий Лобачев, Павел Зубрилин, Геннадий Рябо— конь. Имел честь быть в их числе и автор этих строк.
В личном порядке мы уже контактировали друг с другом. Мнение у всех совпало: против пожизненной дисквалификации будем возражать.
На заседание приехал тогдашний тренер Курловича П.Савицкий. Пётр Иванович выглядел подавленным. Если не считать некоторых деталей, ничего нового не сообщил.
— Почему нет Курловича? — спросил Ковалев.
— Хотите верьте, хотите сомневайтесь, но Саша очень плохо себя чувствует. Просил передать, что любое решение воспримет с пониманием.
— Любое? Мы не хотим любого, мы хотим принять справедливое решение, — поднял от стола седую голову Горелик.
— Курлович в республике один. Один за все семьдесят лет нашей штанги, — включился в разговор Рябоконь. — Такими атлетами нельзя бросаться.
Несколько минут президиум молчал.
— Прошу высказываться остальных, — попросил Виктор Фёдорович.
— А что высказываться? — поднялся Зубрилин. — Пожизненная дисквалификация — это самый настоящий абсурд. За что? Подумаешь — преступление: взяли с собой препараты, чтоб заработать копейку. Мы же прекрасно знаем, каково супертяжу жить на стипендию. Да ещё с семьёй, как у Саши.
— Твоё предложение? — перебил Ковалёв.
— Ходатайствовать об отмене дисквалификации. Лично я не поддержу её ни при каких обстоятельствах.
Больше желающих выступить не было. Ковалев поставил предложение Зубрилина на голосование. Его поддержали единогласно.
Не знаю, какую роль сыграло наше заседание в дальнейшем развитии событий. Не думаю, что слишком большую. Но оно давало спортивному руководству республики точку опоры, чтобы осторожно начинать кампанию за отмену дисквалификации. Как-никак, а решение федерации было "мнением общественности”, а это кое-что да значило.
После заседания президиум долго не расходился — мучил Савицкого. Вопросы сводились к одному: выдержит ли Курлович испытание, не сломается ли? Повеселевший Петр Иванович отвечал однозначно: выдержит. Вот придет в себя и возьмется за штангу, обязательно возьмется.
В отсутствие Писаренко (он так, увы, и не вернулся в спорт) и Курловича супертяжеловесы, на которых делалась ставка, ничего выдающегося не показали. Нависла угроза, что страна потеряет лидирующие позиции в наиболее престижной категории, где уже четверть века сохранялось превосходство советских спортсменов. Дисквалификацию Курловича тишком да молчком отменили. Печать безмолвствовала. Литавры не гремели. Лишь наш доблестный президиум после очередного заседании организовал товарищеский ужин, благо через дорогу от спорткомитета, где мы принимали "судьбоносное" решение, находился ресторан. Насколько мне известно, других торжеств в связи с помилованием Курловича не зафиксировано.
Накануне Барселоны сложилось тоже взрывоопасное положение.
Очень непростые отношения установились у Александра с главным тренером бывшей сборной СССР В.Алексеевым — её бессменным в прошлом капитаном. По натуре Василий Иванович человек крутой. Ещё в бытность спортсменом .возражений с чьей-либо стороны не терпел. В случае чего не стеснялся продемонстрировать и своё физическое превосходство.
Став у руля сборной, Алексеев не собирался "перестраиваться”. Свою деятельность, в частности, начал весьма оригинально, пообещав одному неугодному штангисту выбить зубы. Номер не прошел. Восстало несколько членов сборной во главе с Курловичем.
Обстановка накалялась. Алексеева освободили от занимаемой должности. Но ненадолго: в конце 1989-го снова возвратили в сборную. Александр и Ю.Захаревич (олимпийский чемпион — ему-то и угрожал тренер) обратились с официальным заявлением к председателю Госкомспорта страны Н.Русаку. Суть заявления — Алексеев не способен плодотворно работать главным тренером. Победил, однако, Василий Иванович.
Нетрудно теперь представить, какой психологический узел завязался между "писаками" и их руководителем. Захаревича он в конце концов "съел”. Проделать аналогичную экзекуцию над Курловичем — это было из области недостижимого. Александр прочно занимал лидерскую позицию, а Алексееву нужны были золотые медали. Пришлось идти на компромисс. Конфликт вроде был забыт. Главный тренер не раз делал лестные заявления по адресу Курловича.
Всё переменилось после Игр. Сборная страны распалась. Новые реалии разбросали её членов по разным странам и командам. Казалось, "была без радости любовь, разлука будет без печали". Не выдержал "разлуки" Алексеев, привнёс в неё "печаль" — начал охаивать дважды олимпийского чемпиона, распускать вокруг его имени слухи и небылицы.
Мужчина Курлович не принял вызова и не "дал отлупа" — это ниже его достоинства. Курлович очень занят: готовится к третьей Олимпиаде. Понятно: коль готовится, значит, хочет решить задачу, нерешённую пока самыми выдающимися атлетами Земли — одержать третью победу. Он придерживается кредо: большой спорт, как и большое искусство, не терпит суеты. Курловичу некогда: ему надо закреплять, продолжать и развивать качественно новый, поистине революционный этап в развитии супертяжёлой категории, связанный с его (и Писаренко) именем.
Автор преувеличивает? Давайте разберёмся.
Восхищаясь самыми сильными штангистами, слагая в честь титанов оды и легенды, их, случалось, и обижали.
— Смотрите, — говорили въедливые скептики, — спортсмены лёгких категорий поднимают в толчке 2,5 и больше собственных весов, а тяжи, на которых мы молимся, — слабо.
Действительно, никому из абсолютно сильнейших штангистов не удавалось зафиксировать снаряд, вдвое превышающий его собственный вес. Более того. Время шло, штанга тяжелела, но решение этой задачи не приближалось, а удалялось: сильнейшие год от года наращивали мышечную массу, считая, что без этого им обойтись никак нельзя. Если Власов в пору своей зрелости весил около 130 кг, то Жаботинский — примерно 165 кг, Алексеев — 155 кг, Рахманов — 145 кг. Умножьте эти цифры на два и вы увидите, что самые сильные атлеты есть и самые "отсталые”. Как быть?
В тяжёлой атлетике по этому вопросу чётко обозначились две линии. Первую условно назовем линией Андерсона. Ее сердцевина: надо неуклонно увеличивать собственный вес, без чего не добиться роста результатов. Наиболее яркие сторонники этой точки зрения Л.Жаботинский, В.Алексеев, у нас, как отмечалось, Е.Новиков, Г.Рябоконь, Л.Тараненко. Атлеты, исповедующие данный принцип, "обвешаны" мышцами, отличаются избыточной полнотой. Любопытная особенность: прекратив активные занятия штангой, они худеют и стройнеют, в отличие от "маловесок".
Вторую тенденцию назовём условной линией Власова. Её приверженцы убеждены: силу можно и нужно наращивать за счёт улучшения качества мышцы, повышения её коэффициента полезного действия, а не форсированного увеличения собственных килограммов Атлеты, исповедующие этот принцип, не имеют архитектурных излишеств в фигуре, их мышцы объёмны и рельефны, они стройны, подтянуты, не побоюсь этого слова, по-своему изящны. Наиболее яркие представители этой теории (у нее по-прежнему мало приверженцев) — неоднократный чемпион мира Л.Писаренко и наш А.Курлович.
Кто прав? Время покажет. У каждой из сторон есть аргументы в свою пользу. Каждая настойчиво отстаивает их на помосте. Мнение Курловича на этот счет не ортодоксальное: человек индивидуален. Следовательно, ищи нестандартный путь к победе и никого не копируй. Но уж если выбрал его, то, пожалуйста, будь последователен, не шарахайся в стороны, не подстраивайся сегодня под одного, завтра под другого.
Первым достиг того, к чему пока даже не приближаются "андерсоновцы", Анатолий Писаренко. Стройный, подтянутый, "лёгкий" супертяж установил мировой рекорд в толчке, более чем вдвое превышавший его собственный вес.
Это, по моему мнению, был новый замечательный прорыв в сферу "невозможного", подтвердивший оптимистическую гипотезу о колоссальном физическом потенциале человека. Писаренко выводил атлетов абсолютной категории на новую, непривычную, незнакомую дорогу. Ему требовался соратник. И он нашелся. В мае 1983 года, на спартакиаде Белоруссии, малоизвестный спортсмен Курлович тоже поднял два собственных веса в толчке — 247,5 кг.
У этих первопроходцев до сих пор мало последователей. Зато много исследователей. Теоретики и практики дискутируют, размышляют, взвешивают. Наверное, многие вообще не примут воззрений Курловича — это их право. Ну, а читатель пусть решает, преувеличивает ли автор насчет "научно-технической революции", в которой принял участие и Александр и которую он ныне продолжает в одиночестве.
Имя нашего земляка загремело на VII Спартакиаде народов СССР. Белорусы вообще привели в замешательство специалистов. Подумать только — заявили трёх супертяжеловесов: Курловича, его тезку из Витебска Столярова (первым в республике толкнул 250 кг) и могилевчанина Леона Каплуна (первым в Белоруссии вырвал 200 кг). Невероятно! Такого никогда не позволяла себе ни одна республика...
Каждый день на трибуне для зрителей одиноко сидел Леонид Жаботинский, внимательно наблюдая за соревнованиями. Я поговорил с ним накануне выступления тяжеловесов. Дважды олимпийский чемпион знал, что наша команда намерена "троить" в последней категории. Попросил его прокомментировать это.
— Какие комментарии? — удивился Леонид Иванович. — Я шокирован: неужто у вас наступил расцвет среди "супертяжей"? Дай бог, как говорится. Болеть буду за Писаренко, но и вашим хлопцам желаю удачи. Но... не знаю... не знаю. А что за парень Курлович?
Я поделился скупыми сведениями об Александре: серебряный призёр III спортивных игр молодежи, чемпион республики, студент физмата Гродненского пединститута. Сказал, что на него возлагают огромные надежды — атлет прогрессирует последовательно и уверенно. Не скрыл прогноз, который выдал гостренер республиканского спорткомитета Е.Ширяев. А прогноз был сногсшибательный: Александр в ближайшем будущем станет мировым рекордсменом.
— Значит, Курлович из Гродно, — задумчиво произнёс Жаботинский. — Честно признаюсь: не знал и не знаю штангистов из этого города. Не думал, что там появится атлет, претендующий на мировой рекорд. Удивительно! Спортивная периферия — и... рекордсмен мира. Не припомню аналогичного случая, не припомню. А сколько весит Курлович?
— Килограммов 125.
— Хм... Маловато. Прямо скажу, маловато... Но не знаю, не знаю. Посмотрим завтра.
Взлёт Курловича удивлял не одного Жаботинского — он удивлял всех. "Неправильным" был взлёт, нетипичным, нелогичным.
Лет 30 назад знаменитый американский тренер и меценат Боб Гоффман, с именем которого связаны самые громкие победы атлетов США, с тревогой говорил о первых, ещё слабых симптомах кризиса "железной игры". В чем он видел главную опасность?
"Несчастьем нашей страны, — утверждал Гоффман, — всегда было следующее: если цель достижима, найдется масса людей, которые будут стремиться к ней. Местные чемпионаты можно очень легко выиграть, и это позволяет некоторым быть очень большой лягушкой в маленькой луже. Мы должны найти людей, которые посвятили бы всю свою жизнь тяжёлой атлетике".
Знаменательное высказывание. Знаменательное вдвойне, поскольку принадлежит миллионеру-бизнесмену, прагматику с головы до ног, холодному расчётливому дельцу. Но, обратите внимание, он заговорил не о деньгах, не о материальных стимулах, а сугубо о духовном, "вторичном" факторе — о великой цели, которая застраховала бы, не позволила спортсмену довольствоваться чемпионством местного значения, "быть очень большой лягушкой в маленькой луже".
Курловичу не стоило никакого труда выигрывать местные, гродненские чемпионаты, чем, не в обиду будет сказано, много лет довольствуются штангисты города. Спортсмены и тренеры обходятся "достижениями" областного масштаба. Привыкли к этому сами и нас приучили. За многие годы в Гродно не воспитали яркого штангиста, о котором заговорили хотя бы в республике. И вдруг... На бедной атлетической почве вырастает двукратный олимпийский чемпион. Из бедной штангистской среды выдвигается лучший белорусский штангист всех времен. Почему?
На мой взгляд, Александр принадлежит к редкой категории людей, которые не приспосабливаются к среде, а сами формируют ее. Об этой его особенности я впервые услышал от заместителя редактора газеты "Физкультурник Беларуси” В.Прецкайло.
— У Саши, — рассказывал Вальдемар Людвигович, — редкостная настройка на высокие результаты, точнее — на высочайшие, и уверенность, что они ему по плечу. Он не боится никаких "столиц" и уверен, что маленький Гродно на помосте превзойдет их. Иначе, считает Саша, не следует браться за гриф и гробить драгоценное время. У него начисто отсутствуют комплексы провинциальной "звезды". У парня вообще нет никаких комплексов. А голова, голова... Какая светлая — ты не представляешь...
Обычно иронично-сдержанный, Прецкайло нахваливал и нахваливал Александра. Грешным делом я посчитал: преувеличивает по причине земляческой и студенческой солидарности — в своё время Вальдемар Людвигович тоже закончил физмат тогда Гродненского пединститута.
Скоро убедился: нет, нисколько не преувеличивает. Подумалось: как далеко ушла тяжёлая атлетика, как она интеллектуализировалась благодаря спортсменам типа Новикова, Власова, Рябоконя, Тараненко, Курловича, Писаренко, разбившим былые предрассудки и представления, бытовавшие (и ещё бытующие) среди широкой публики.
"Сделать из человека атлета и в то же время учёного — прямо невозможно, — писал около ста лет назад редактор и издатель журнала "Велосипед" Пётр Янковский. — Для того чтобы упорядочить организм согласно физиологическим законам, нужно, чтобы физическая работа находилась в обратном отношении к умственному труду. Только при этом условии вместо противодействия можно достигнуть желаемого равновесия... Итак, на наш взгляд, нелогично требовать, чтобы молодой человек, утомленный школьными занятиями, мог восстановить равновесие утомлением мускулов".
Как видите, логика проще лаптя лыкового. Хочешь заниматься интеллектуальным трудом (быть умным) — пуще огня бойся "утомления мускулов". Хочешь стать атлетом — забудь о труде умственном, т. е. будь глупым.
Конечно, среди штангистов были и есть люди недалекие. Но, скажите, пожалуйста, где их нет? И не ограниченность двигала и двигает штангу по рельсам прогресса. Эта миссия осуществляется людьми большого ума, которые сумели из себя "сделать атлета и в то же время ученого". Жизнь давно опровергла постулат Янковского. В наше время он выгладит допотопным анахронизмом, о котором и говорить неудобно. Атлеты, настоящие атлеты, добиваются выдающихся результатов благодаря, в первую очередь, ставке на разум.
Курлович имеет прекрасное базовое образование, ядро которого составляет математика — незаменимая гимнастика для ума, великая интеллектуальная дисциплина. Учился Александр с блеском, вопреки (или благодаря?) постоянному утомлению мускулов и постоянному "утомлению" ума. Если бы было иначе, нам не объяснить взлет скромного студента из провинциального, не "штангистского” Гродно, не понять противоречивые факты из его биографии.
Потенциально великий атлет очень редко является механическим исполнителем тренерских рекомендаций. Чаще всего он выступает как соучастник в поиске нужного "философского камня". Но первую скрипку долгое время играет, конечно, старший по возрасту наставник — более опытный, знающий, мудрый. В дальнейшем роли часто меняются — великий атлет берется шлифовать, оттачивать философский камень иначе, чем это рекомендует тренер. Здесь-то и таится источник конфликтов, которые, как это ни прискорбно, нередко происходят между бывшими соратниками и единомышленниками.
Ушёл в конце спортивного пути от Зубрилина, которого он любил, как отца, Шарий. Расходились пути-дороги Логвиновича и Тараненко, верностью и преданностью которого справедливо восхищался тренер (вспомните цитату из "Знамени юности" в предыдущем очерке). Простился с Савицким и Курлович.
Вокруг этих случаев циркулировали домыслы и слухи. Чего только не придумывала досужая молва... Как правило, она мазала дегтем или кого-то одного (чаще спортсмена) или обоих вместе. Курловичу шили, например, корыстные меркантильные интересы.
Сплетники не захотели (или не смогли?) понять глубинную, коренную причину разрыва, носящую не денежный, а творческий характер. Большой мастер должен постоянно "обновляться" за счет новых методов тренировки — иначе ему грозит застой. Понимание этого толкает на критическое отношение к устоявшейся концепции тренера, заставляет создавать свою. Завязывается гордиев узел, который чаще всего разрубает молодой "бунтовщик".
Происходит, объективно говоря, естественный и закономерный процесс: ученик пытается пойти новым путем, который, по его убеждению, более плодотворен, чем старый. Прав ли он — это рассудит помост. Случается, "квадрат" беспристрастно фиксирует несостоятельность бунтаря.
Курлович по своему интеллектуальному складу не "лирик", а физик, т. е. исследователь, аналитик, который все подвергает сомнению, который склонен к неординарным выводам. Настоящие физики, чем бы они не занимались, всегда от чего-то уходят, что-то пересматривают, от чего-то отказываются. В этом и заключается качество их интеллекта, их сила, по этой причине они достигают успехов и, нередко случается, терпят поражения. По этой же причине они и бывают "жестоки" по отношению к учителю: рано или поздно говорят ему — спасибо за все, но я определил свою дорогу и пойду по ней. Здесь ничего не поделаешь, да и не надо — благодаря этому продолжается жизнь.
Теперь мы должны обязательно возвратиться на VII Спартакиаду: ведь на ней состоялось рождение первого белорусского рекордсмена мира среди белорусских супертяжеловесов.
Какая богатырская фиеста разразилась на помосте... Она, не сомневаюсь, вписана золотыми буквами в историю тяжёлой атлетики. Но тогда, какими буквами впишешь ее в 80-летнюю историю белорусской штанги? Впервые наш земляк превзошел мировой рекорд в абсолютной категории. Впервые белорус победил атлета, носившего звание чемпиона планеты в этом весе. Впервые белорусская нация явила миру "самого сильного человека Земли". Хорошо выступили также Александр Столяров (четвертое место) и Леон Каплун (пятое).
Ослепительный восторг и гордость охватили нас на финише титанической борьбы. Помню ее до мельчайших подробностей, но пусть о ней расскажет "Советский спорт" — боюсь оказаться пристрастным.
Отчёт, на мой взгляд, написан объективно и профессионально. В то же время чувствуется, что автор "просмотрел" Курловича. Пишу это без малейшего упрека: тогда, 11 лет назад, Курловича просмотрели все, кроме нескольких человек из Белоруссии. От нашей республики, которая ранее не воспитала ни одного чемпиона или рекордсмена мира в сверхтяжёлом весе, спортивная общественность страны не ожидала "подвоха". Да что чемпиона? Наши атлеты абсолютной категории на мировой помост вообще не выходили. Новиков и Рябоконь приблизились к нему вплотную, а задачу завоевать его с блеском решил Курлович.
Теперь Александра — хочу верить — не просмотрят. Где он ни выступал бы — всегда в эпицентре внимания. На международных турнирах фиксируют каждый жест и каждый шаг: понять, изучить, поучиться у великого чемпиона ради того, чтобы победить и превзойти его.
Теперь каждый претендент, стремящийся к званию самого сильного человека, должен опередить Курловича. Его имя стало конкретным символом, "раздражающим" молодых, честолюбивых и смелых атлетов. Вместе со своими тренерами они скрупулезно изучили и продолжают изучать его методику и технику. Выходит, у дважды олимпийского чемпиона не осталось никаких секретов и он оказался "раздетым" дотошными соперниками?
Не волнуйтесь, ничего не выходит. Есть у Курловича неиссякаемые источники силы, которые служат верой и правдой. Один из них — главный — назову.
Всех советских дважды олимпийских чемпионов, несмотря на их непохожесть и даже подчас несовместимость, роднит примечательное обстоятельство — они родились или выросли на берегах великих рек. Воробьёв — на Волге, Жаботинский — на Днепре, Алексеев — на Оке. Колыбель Курловича — батька Неман. Случайно это или воздух, природа, биосфера в целом выковывает богатырей и титанов?
Дважды, отправляясь на самые великие спортивные битвы современности, Александр приходил к Неману и словно получал благословение его! Дважды возвращался с победой.
Теперь на очереди третья Олимпиада — до неё два года. Для Немана мгновение, для атлета — огромный срок. В спорте множество подводных камней, любой из них опасен. Они-то и не позволяли великим чемпионам прошлого одержать третью олимпийскую победу. Александр, как мне представляется, может "расквитаться" за своих предшественников и одновременно — не будем бояться этого слова — подняться (в спортивном отношении) выше их.
Не будем кривить душой: мы надеемся, что он первым в истории тяжёлой атлетики в третий раз окажется самым сильным на Олимпиаде.
1 Это совершенно непонятные слова: чемпионами мира и Олимпиад у нас после Алексея Вахонина и Геннадия Четина становились и Александр Воронин (52 кг), и Каныбек Осмоналиев (52 кг), и Оксен Мирзоян (56 кг), и Юрик Саркисян (56 кг), и Николай Колесников (60 кг), и Виктор Мазин (60 кг).
2 Какого "Плачкова"? Христо Плачков на тот момент уже, как минимум, десять лет не выступал. Эдуард Ясный имел в виду, конечно, совсем другого болгарского тяжеловеса: Антонио Крыстева.
Сбылся ли этот сумасшедший прогноз? Судите сами. В новой, в супертяжёлой категории Тараненко завоевал звания чемпиона мира и Европы, занял второе место на Олимпиаде, установил несколько мировых рекордом. В его лице мы имеем атлета, "каких ещё не видывали"! Других таких не было и нет. Во всём мире.
Благословение батьки Немана
Тяжёлая атлетика — "скупой" вид спорта. В ней исключены сенсации, потрясающие некоторые олимпийские дисциплины. Последний раз это произошло два года назад на барселонских Играх, где гимнаст В. Щербо установил поразительный рекорд: завоевал шесть золотых медалей (из восьми). Представляете? Одна Олимпиада — и вы шестикратный чемпион!Александр Курлович (1961 г.). Заслуженный мастер спорта. Дважды олимпийский чемпион: ХХIX (1988 г.) и XXV (1992 г.). Трижды чемпион мира (1987, 1989, 1990 гг.). Дважды чемпион Европы (1987, 1990 гг.). Победитель двух Спартакиад народов СССР (1983 и 1991 гг.).
Виталий, однако, не является самым богатым спортивным "старателем". Его опережает американский пловец Майкл Спитц, который в 1972 году в Мюнхене выловил в олимпийском бассейне семь (!) рыбок из драгоценного металла.
В лёгкой атлетике, в фехтовании, в лыжах, в коньках, в художественной гимнастике немало выдающихся мастеров, по 2-3 раза побеждавших на одной Олимпиаде. Скажем, белорусская "художница" Марина Лобач привезла из Сеула (XXIV Олимпиада, 1988 г.) пять золотых медалей — всё, чем располагал её вид спорта.
В штанге, даже будь вы семи пядей во лбу, подобные чудо-достижения исключены.
— Исключены на практике, — уточнил Александр Курлович, когда мы однажды обсуждали этот вопрос. — В теории, в абстракции и у нас кое-что возможно...
— Например?
— Атлет, допустим, сегодня выступает в среднем весе и побеждает. После этого он ест и пьет всласть, вес его прыгает на несколько килограммов, и назавтра он выходит на помост со штангистами первой полутяжёлой категории. Выходит, побеждает и, пожалуйста, получает вторую золотую медаль. Но это абстракция, совершенно оторванная от жизни. На практике "мой" вариант никогда не осуществится. Выиграв сегодня, завтра на помост не выйдешь — нет сил, их полностью забрала победа. А для нас, супертяжеловесов, нереален даже и этот, сугубо теоретический вариант, — с долей грусти закончил Александр.
Да, штангисту закрыта дверь в клуб олимпийских богачей. В любой категории имеется одна-единственная золотая награда. Удвоить свои сокровища он может только через четыре года. Немногим спортсменам удалось это сделать. Назовем их славные имена. Француз Луи Остен, американцы Джон Девис, Томми Коно и Чарльз Винчи, поляк Вальдемар Башановски, японец Иосинобу Мияке, болгарин Нореир Нурикян, турецкий атлет Наим Сулейманоглу, советские мастера Аркадий Воробьёв, Леонид Жаботинский, Василии Алексеев и, наконец, наш земляк Александр Курлович.
Трёхкратных олимпийских победителей в мире нет. В период с 1896 по 1992 год проведено 19 турниров (штанга трижды не включалась в программу Игр), и никто не выплавил в раскаленном тигле этих соревнований третью награду высшей пробы. Более того. Храбрецов, дерзнувших на этот шаг, один, два — и обчёлся: уже названные нами Т.Коно, В.Башановски, А.Воробьёв, В.Алексеев, плюс Д.Ригерт и в определённой мере Л.Тараненко. Американец Н.Шемански участвовал в четырёх Олимпиадах (одно "золото", одно "серебро", две "бронзы"). Рекордсменом следует считать венгра И.Фёльди — пять раз выступал на Играх (одно "золото").
Каждый из них представлял своего рода загадку. Его романтически-яркая и реально земная жизнь всегда была объектом повышенного интереса людей, а сами атлеты в пору их расцвета находились в эпицентре внимания и славы, особенно на родине. Но супертяжеловесов возвышали до уровня национальных героев, национальной гордости, ибо во все времена они персонифицировали силу Человека и силу нации, взрастившей его.
Второй тяжёлый вес — не просто одна из категорий в железной игре. Это целый уникальный мир: в нем создаются живые локомотивы штанги. Дело даже не в том, что они всегда, в данный конкретно исторический момент, поднимают на порядок больше "младших братьев". Главное в другом: они первыми переходят черту, вчера казавшуюся фантастической, первыми осваивают качественно новое пространство и "тащат" за собой остальных спортсменов.
Вспомним ещё раз Андерсона — одну из ключевых фигур тяжёлой атлетики. Толчок Пауля в 190 кг сорок лет назад был объявлен рубежом, который во веки веков не преодолеть другому человеку. И что же? Сначала другие "человеки" появились в абсолютной категории, потом пошло-поехало. Нынче эти килограммы фиксируют легковесы, которые на 100 (!) кг легче американца.
По мнению Ю.Власова, страсть к высшей силе, борьба за силу, надежда утверждать эту силу явилось лишь отражением мировых экономических процессов. "Через большой спорт, — уточняет Власов, — действует идеология. Перестановка международных сил всегда оборачивалась перестановкой сил в спорте. Причем незамедлительно. Не все, конечно, столь прямолинейно и обнаженно. Однако... Вот именно — однако! Какими бы ни были побуждения спортсменов, в них прежде всего дух времени. А этот самый дух порождав экономика, идеология..."
В послевоенные годы, когда развитие штанги получило резкое ускорение, великих чемпионов во втором тяжёлом весе поставляли только США и СССР. Отличные мастера появлялись в Болгарии, в Бельгии, в ГДР, в Канаде, в ФРГ, великие — только в этих странах. Внутри же СССР "монополия” на чемпионов мира и Олимпийских Игр принадлежала России и Украине — Власов, Жаботинский, Алексеев, Рахманов (последний наполовину узбек, но как спортсмен вырос на Украине), Писаренко.
В 1988 году монополия была нарушена Белоруссией в лице Курловича. Но мы, как всегда, этого не заметили, а коль так, то этого не заметили и другие. Не изменила положение и его вторая олимпийская победа, выглядевшая по сравнению с триумфом Жаботинского и Алексеева весьма "тихой".
Последние обладали поистине вселенской славой. Их фамилии в течение ряда лет были на устах всех и каждого, кто хоть чуточку интересовался спортом вообще. Планета знала их в лицо.
Шарий вспоминает пребывание своё и Алексеева в Париже после Олимпиады-1976. "Где мы ни появлялись бы, — рассказывает Валерий Петрович, — парижане сразу узнавали Василия и спешили засвидетельствовать ему уважение, восхищение, дружелюбие. И это Париж..."
Теперь перенесёмся в Минск. Погожий весенний день. Свободен просторный проспект Скорины, любой прохожий на виду. Выделяется молодой могучий мужчина. Не надо быть тонким психологом, чтобы понять: минчане не знают богатыря. Кто-то скользнёт по его фигуре взглядом — гляди-ка ты, каков молодец — и только.
Но наш прохожий не "только". Это — дважды олимпийский чемпион Александр Курлович. По столице суверенного государства, которое он прославил на весь мир, шагает один из лучших атлетов всех времён и народов, и ни одна живая душа не реагирует на это.
Что делать! Пока великий спортсмен (писатель, художник, ученый, артист) рядом с нами, далеко не всегда современники способны воздать ему должное, оценить масштабность совершенного им. "Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье..." Слишком часто мы прячемся за эту фразу и рискуем просмотреть "большое", чтобы потом "на расстоянье” посыпать голову пеплом самобичевания. Достойное ли это занятие? Не лучше ли сегодня хотя бы попытаться увидеть "большое" — оно редко встречается в жизни.
Но велик ли атлет Курлович? Как ни странно, такой вопрос некоторые спортивные и околоспортивные деятели считают отнюдь не праздным. Аргументы: на Олимпиадах у него не оказалось достойных соперников, он выиграл "золото" без серьёзной конкуренции.
Вспомните, говорят, Сеул. Там ожидалась битва гигантов. Много разговоров велось вокруг болгарина Плачкова 3 — обладателя до сих пор не перекрытого рекорда в рывке (215 кг). Утверждали, что он здорово подтянул толчок и, благодаря этому, находится вне досягаемости. К сожалению, шумная рекламная гора не родила даже мыши: Плачкова, вместе с национальной командой, спешно отправили домой. Причина: два болгарских штангиста были уличены в применении допинга.
Леонид Тараненко, включенный в сборную СССР и набравший большую мощь, заболел и ещё до старта сошёл с дистанции. Курлович, получилось, остался без серьезных соперников, выступал в режиме наибольшего благоприятствования. Повезло...
Вне конкуренции оказался Александр и в Барселоне. Прекрасно сознавая, что спорить с лидером им ещё рановато, соперники не осмелились встать на его пути к победе.
Но ведь "легко" побеждали на Олимпиадах Жаботинский (в 1968 году опередил второго призёра в сумме на 17,5 кг, причем в толчке сработал на шутейном для себя уровне) и Алексеев (в 1972 и 1976 годах опередил вторых призёров соответственно на 30 и 35 кг). Их подавляющее преимущество справедливо оценивалось как убедительное свидетельство величия, а солидный перевес над соперниками Курловича объясняется их слабостью.
Лукавая подслеповатая логика — она игнорирует одну "мелочь": слабыми соперников сделал Александр. Его сила на Олимпиадах проявилась и в том, что вопрос о победителе не вставал даже в абстрактно-гипотетической форме: а что, если?.. Никаких "если". Курлович был на олимпийском помосте диктатором — убедительное свидетельство его исключительности как спортсмена. Но диктатором добрым и осторожным — не расправлялся с соперниками, а переигрывал их.
Спортивным ортодоксам не импонирует такая тактика. Они любят, чтобы и победы, и поражения были "по большому счету”, понимая под этим глубокий нокаут (в широком смысле слова), когда бездыханное тело побежденного уносят на носилках.
Александр — сторонник иных методов: выигрывать чисто, убедительно, уверенно, но не добивать "коллегу", а попридержать себя и пожалеть его. Пусть побежденный не плачет, но смущенно и благодарно улыбается.
Были и другие причины, побуждавшие на обеих Олимпиадах избрать осмотрительную тактику. Споткнись он — ему бы это не простили. Для него даже "серебро" было смерти подобно. В случае неудачи Курлович самолично подписал бы себе смертный спортивный приговор.
Перед Сеулом около двух лет пришлось отмываться, доказывая, что ты не верблюд: он попал в историю. Незавидное положение!
"О! — воскликнул ещё Лермонтов, — история у нас вещь ужасная: благородно или низко вы поступили, правы или нет, могли избежать или не могли, но ваше имя замешано в историю... все равно, вы теряете все: расположение общества, карьер, уважение друзей... попасться в историю! ужаснее этого ничего не может быть..."
Более полутора столетия прошло, как были написаны эти язвительные и справедливые слова. Что изменилось с тех пор?
Если нынче "ваше имя замешано в историю", трепещите, несчастный! — с вами, прежде всего, будут бороться. Курлович и другой сильнейший тяжеловес мира А.Писаренко из Киева в полной мере ощутили на себе эту трансформацию "истории".
Ради справедливости, отметим: ребята дали повод для этого. При таможенном досмотре в Канаде их задержали с приличным количеством гормональных средств — анаболических стероидов. "Контрабандистам" надели наручники и в сопровождении автоматчиков, державших пальцы на спусковых крючках, доставили в полицейский участок. Там уже находились телевизионщики, оперативно давшие сенсационный материал в эфир. Ещё бы! "Замешано в историю” было два известнейших спортсмена: чемпионы мира и Советского Союза. Вокруг их имен можно было творить любые версии, изощряться в любых комментариях.
За этим дело не стало. По "доброй" традиции не обошлось без преувеличений и искажений.
Сначала насчёт гормональных средств. К ним прицепили зловещий эпитет — "запрещённые". Ну а коль запрещённые, значит, это был допинг, с применением которого уже вовсю велась упорная война. Незавидно выглядели в свете этого атлеты...
Честно говоря, страшной крамолы в канадском инциденте никто не усматривал. Таможенные правила нарушались как советскими, так и спортсменами других стран давно.
В сентябре 1975 года я был назначен руководителем спортивной делегации, выехавшей на международный хоккейный турнир в Польшу. На брестской таможне нашу команду "Торпедо" (предшественницу "Динамо" и "Тивалей"), что называется, тряхнули. Да так профессионально и удачно, что от нее только пух полетел. Было изъято много черной икры, около двадцати золотых предметов, приличные суммы денег. "Чистыми” оказались всего шесть человек: тренеры А.Муравьёв и С.Кокорин, хоккеист С.Шитковский (ещё две фамилии — врача и спортсмена запамятовал) и, простите за нескромность, ваш покорный слуга.
Освобождённая от лишнего груза делегация, несолоно хлебавши, возвратилась в Минск. Несколько дней по поводу "матча" на таможне в различных инстанциях сотрясали воздух гневными речами, пару человек символически наказали, и на этом была поставлена благополучная точка.
Происшествия, аналогичные брестскому, случались часто: спортивный бизнес ширился, в нем участвовало все больше и больше людей. На "подзалетевших" смотрели сквозь пальцы, для вида журили, как напроказивших детей, призывая и обязывая (кого?) улучшить "воспитательную работу".
Для Курловича и Писаренко было сделано почетное исключение. Канадскую историю раскрутили и раздули. Шум поднялся невероятный. "Опозорили честь советского спорта" — ни больше и ни меньше. Вердикт был убийственный — лишить звания заслуженных мастеров и пожизненно дисквалифицировать!
Для тех, кто знал положение в тяжёлой атлетике, проявленная принципиальность была шита белыми нитками. На примере Анатолия и Александра хотели, во-первых, показать: незаменимых у нас нет, поскольку известные атлеты осмеливались иметь и отстаивать собственное мнение. Во-вторых, — и здесь была зарыта собака — руководители союзной тяжёлой атлетики планировали расчистить пространство для двух-трёх штангистов, которым очень "мешали" белорус Курлович и украинец Писаренко.
Не собираюсь быть их адвокатом. Проступок ребят, безусловно, заслуживал обсуждения и осуждения. Но убеждён был раньше и уверен сейчас, что степень вины и мера наказания оказались неадекватными. Поклеймили тогда "канадцев" от души, позлорадствовали вволю, позлословили досыта.
Неожиданностью это было для Курловича. Не чаял, что наденут на него робу чуть ли не преступника. Болело сердце, муторно было на душе. Не знал Саша по молодости одной закономерности, подмеченной Горьким. "Преступление честного человека, хотя бы случайное и ничтожное, — утверждал писатель, — радует нас гораздо больше, чем бескорыстный и даже героический поступок подлеца, ибо: первый случай нам удобно и приятно рассматривать как необходимый закон, второй же тревожно волнует нас, как чудо, опасно нарушающее наше привычное отношение к человеку.
И всегда в первом случае мы скрываем радость под лицемерным сожалением, во втором же, лицемерно радуясь, тайно боимся: а вдруг подлецы, чёрт их возьми, сделаются честными людьми — что же тогда с нами будет?"
Тут же в преступники попал не просто честный человек. Тут был атлет, который становился уже великим. Ну, как было втайне не порадоваться его "падению", а вслух не побороться с "носителем чуждой нам морали?"
Не все, однако, проявили должную принципиальность. Первым официально и открыто сказал слово в защиту Курловича президиум федерации тяжёлой атлетики республики, который возглавлял Лученок. "Тот самый" Игорь Михайлович Лученок — наш замечательный композитор.
Штангой сам он не занимался. В студенческие годы увлекался бегом на средние дистанции. Когда предложили возглавить нашу федерацию, сначала отнекивался. Но штангисты — народ настойчивый. Уговорили-таки мягкого Лученка поработать во "славу белорусской тяжёлой атлетики". Надо отдать должное Игорю Михайловичу: работал он добросовестно. Особенно удачно решал бытовые проблемы штангистов.
В состав президиума входили уважаемые и авторитетные тренеры: Виктор Ковалев (заместитель), Григорий Горелик, известные уже нам Анатолий Ковалевский, Анатолий Лобачев, Павел Зубрилин, Геннадий Рябо— конь. Имел честь быть в их числе и автор этих строк.
В личном порядке мы уже контактировали друг с другом. Мнение у всех совпало: против пожизненной дисквалификации будем возражать.
На заседание приехал тогдашний тренер Курловича П.Савицкий. Пётр Иванович выглядел подавленным. Если не считать некоторых деталей, ничего нового не сообщил.
— Почему нет Курловича? — спросил Ковалев.
— Хотите верьте, хотите сомневайтесь, но Саша очень плохо себя чувствует. Просил передать, что любое решение воспримет с пониманием.
— Любое? Мы не хотим любого, мы хотим принять справедливое решение, — поднял от стола седую голову Горелик.
— Курлович в республике один. Один за все семьдесят лет нашей штанги, — включился в разговор Рябоконь. — Такими атлетами нельзя бросаться.
Несколько минут президиум молчал.
— Прошу высказываться остальных, — попросил Виктор Фёдорович.
— А что высказываться? — поднялся Зубрилин. — Пожизненная дисквалификация — это самый настоящий абсурд. За что? Подумаешь — преступление: взяли с собой препараты, чтоб заработать копейку. Мы же прекрасно знаем, каково супертяжу жить на стипендию. Да ещё с семьёй, как у Саши.
— Твоё предложение? — перебил Ковалёв.
— Ходатайствовать об отмене дисквалификации. Лично я не поддержу её ни при каких обстоятельствах.
Больше желающих выступить не было. Ковалев поставил предложение Зубрилина на голосование. Его поддержали единогласно.
Не знаю, какую роль сыграло наше заседание в дальнейшем развитии событий. Не думаю, что слишком большую. Но оно давало спортивному руководству республики точку опоры, чтобы осторожно начинать кампанию за отмену дисквалификации. Как-никак, а решение федерации было "мнением общественности”, а это кое-что да значило.
После заседания президиум долго не расходился — мучил Савицкого. Вопросы сводились к одному: выдержит ли Курлович испытание, не сломается ли? Повеселевший Петр Иванович отвечал однозначно: выдержит. Вот придет в себя и возьмется за штангу, обязательно возьмется.
В отсутствие Писаренко (он так, увы, и не вернулся в спорт) и Курловича супертяжеловесы, на которых делалась ставка, ничего выдающегося не показали. Нависла угроза, что страна потеряет лидирующие позиции в наиболее престижной категории, где уже четверть века сохранялось превосходство советских спортсменов. Дисквалификацию Курловича тишком да молчком отменили. Печать безмолвствовала. Литавры не гремели. Лишь наш доблестный президиум после очередного заседании организовал товарищеский ужин, благо через дорогу от спорткомитета, где мы принимали "судьбоносное" решение, находился ресторан. Насколько мне известно, других торжеств в связи с помилованием Курловича не зафиксировано.
Накануне Барселоны сложилось тоже взрывоопасное положение.
Очень непростые отношения установились у Александра с главным тренером бывшей сборной СССР В.Алексеевым — её бессменным в прошлом капитаном. По натуре Василий Иванович человек крутой. Ещё в бытность спортсменом .возражений с чьей-либо стороны не терпел. В случае чего не стеснялся продемонстрировать и своё физическое превосходство.
Став у руля сборной, Алексеев не собирался "перестраиваться”. Свою деятельность, в частности, начал весьма оригинально, пообещав одному неугодному штангисту выбить зубы. Номер не прошел. Восстало несколько членов сборной во главе с Курловичем.
Обстановка накалялась. Алексеева освободили от занимаемой должности. Но ненадолго: в конце 1989-го снова возвратили в сборную. Александр и Ю.Захаревич (олимпийский чемпион — ему-то и угрожал тренер) обратились с официальным заявлением к председателю Госкомспорта страны Н.Русаку. Суть заявления — Алексеев не способен плодотворно работать главным тренером. Победил, однако, Василий Иванович.
Нетрудно теперь представить, какой психологический узел завязался между "писаками" и их руководителем. Захаревича он в конце концов "съел”. Проделать аналогичную экзекуцию над Курловичем — это было из области недостижимого. Александр прочно занимал лидерскую позицию, а Алексееву нужны были золотые медали. Пришлось идти на компромисс. Конфликт вроде был забыт. Главный тренер не раз делал лестные заявления по адресу Курловича.
Всё переменилось после Игр. Сборная страны распалась. Новые реалии разбросали её членов по разным странам и командам. Казалось, "была без радости любовь, разлука будет без печали". Не выдержал "разлуки" Алексеев, привнёс в неё "печаль" — начал охаивать дважды олимпийского чемпиона, распускать вокруг его имени слухи и небылицы.
Мужчина Курлович не принял вызова и не "дал отлупа" — это ниже его достоинства. Курлович очень занят: готовится к третьей Олимпиаде. Понятно: коль готовится, значит, хочет решить задачу, нерешённую пока самыми выдающимися атлетами Земли — одержать третью победу. Он придерживается кредо: большой спорт, как и большое искусство, не терпит суеты. Курловичу некогда: ему надо закреплять, продолжать и развивать качественно новый, поистине революционный этап в развитии супертяжёлой категории, связанный с его (и Писаренко) именем.
Автор преувеличивает? Давайте разберёмся.
Восхищаясь самыми сильными штангистами, слагая в честь титанов оды и легенды, их, случалось, и обижали.
— Смотрите, — говорили въедливые скептики, — спортсмены лёгких категорий поднимают в толчке 2,5 и больше собственных весов, а тяжи, на которых мы молимся, — слабо.
Действительно, никому из абсолютно сильнейших штангистов не удавалось зафиксировать снаряд, вдвое превышающий его собственный вес. Более того. Время шло, штанга тяжелела, но решение этой задачи не приближалось, а удалялось: сильнейшие год от года наращивали мышечную массу, считая, что без этого им обойтись никак нельзя. Если Власов в пору своей зрелости весил около 130 кг, то Жаботинский — примерно 165 кг, Алексеев — 155 кг, Рахманов — 145 кг. Умножьте эти цифры на два и вы увидите, что самые сильные атлеты есть и самые "отсталые”. Как быть?
В тяжёлой атлетике по этому вопросу чётко обозначились две линии. Первую условно назовем линией Андерсона. Ее сердцевина: надо неуклонно увеличивать собственный вес, без чего не добиться роста результатов. Наиболее яркие сторонники этой точки зрения Л.Жаботинский, В.Алексеев, у нас, как отмечалось, Е.Новиков, Г.Рябоконь, Л.Тараненко. Атлеты, исповедующие данный принцип, "обвешаны" мышцами, отличаются избыточной полнотой. Любопытная особенность: прекратив активные занятия штангой, они худеют и стройнеют, в отличие от "маловесок".
Вторую тенденцию назовём условной линией Власова. Её приверженцы убеждены: силу можно и нужно наращивать за счёт улучшения качества мышцы, повышения её коэффициента полезного действия, а не форсированного увеличения собственных килограммов Атлеты, исповедующие этот принцип, не имеют архитектурных излишеств в фигуре, их мышцы объёмны и рельефны, они стройны, подтянуты, не побоюсь этого слова, по-своему изящны. Наиболее яркие представители этой теории (у нее по-прежнему мало приверженцев) — неоднократный чемпион мира Л.Писаренко и наш А.Курлович.
Кто прав? Время покажет. У каждой из сторон есть аргументы в свою пользу. Каждая настойчиво отстаивает их на помосте. Мнение Курловича на этот счет не ортодоксальное: человек индивидуален. Следовательно, ищи нестандартный путь к победе и никого не копируй. Но уж если выбрал его, то, пожалуйста, будь последователен, не шарахайся в стороны, не подстраивайся сегодня под одного, завтра под другого.
Первым достиг того, к чему пока даже не приближаются "андерсоновцы", Анатолий Писаренко. Стройный, подтянутый, "лёгкий" супертяж установил мировой рекорд в толчке, более чем вдвое превышавший его собственный вес.
Это, по моему мнению, был новый замечательный прорыв в сферу "невозможного", подтвердивший оптимистическую гипотезу о колоссальном физическом потенциале человека. Писаренко выводил атлетов абсолютной категории на новую, непривычную, незнакомую дорогу. Ему требовался соратник. И он нашелся. В мае 1983 года, на спартакиаде Белоруссии, малоизвестный спортсмен Курлович тоже поднял два собственных веса в толчке — 247,5 кг.
У этих первопроходцев до сих пор мало последователей. Зато много исследователей. Теоретики и практики дискутируют, размышляют, взвешивают. Наверное, многие вообще не примут воззрений Курловича — это их право. Ну, а читатель пусть решает, преувеличивает ли автор насчет "научно-технической революции", в которой принял участие и Александр и которую он ныне продолжает в одиночестве.
Имя нашего земляка загремело на VII Спартакиаде народов СССР. Белорусы вообще привели в замешательство специалистов. Подумать только — заявили трёх супертяжеловесов: Курловича, его тезку из Витебска Столярова (первым в республике толкнул 250 кг) и могилевчанина Леона Каплуна (первым в Белоруссии вырвал 200 кг). Невероятно! Такого никогда не позволяла себе ни одна республика...
Каждый день на трибуне для зрителей одиноко сидел Леонид Жаботинский, внимательно наблюдая за соревнованиями. Я поговорил с ним накануне выступления тяжеловесов. Дважды олимпийский чемпион знал, что наша команда намерена "троить" в последней категории. Попросил его прокомментировать это.
— Какие комментарии? — удивился Леонид Иванович. — Я шокирован: неужто у вас наступил расцвет среди "супертяжей"? Дай бог, как говорится. Болеть буду за Писаренко, но и вашим хлопцам желаю удачи. Но... не знаю... не знаю. А что за парень Курлович?
Я поделился скупыми сведениями об Александре: серебряный призёр III спортивных игр молодежи, чемпион республики, студент физмата Гродненского пединститута. Сказал, что на него возлагают огромные надежды — атлет прогрессирует последовательно и уверенно. Не скрыл прогноз, который выдал гостренер республиканского спорткомитета Е.Ширяев. А прогноз был сногсшибательный: Александр в ближайшем будущем станет мировым рекордсменом.
— Значит, Курлович из Гродно, — задумчиво произнёс Жаботинский. — Честно признаюсь: не знал и не знаю штангистов из этого города. Не думал, что там появится атлет, претендующий на мировой рекорд. Удивительно! Спортивная периферия — и... рекордсмен мира. Не припомню аналогичного случая, не припомню. А сколько весит Курлович?
— Килограммов 125.
— Хм... Маловато. Прямо скажу, маловато... Но не знаю, не знаю. Посмотрим завтра.
Взлёт Курловича удивлял не одного Жаботинского — он удивлял всех. "Неправильным" был взлёт, нетипичным, нелогичным.
Лет 30 назад знаменитый американский тренер и меценат Боб Гоффман, с именем которого связаны самые громкие победы атлетов США, с тревогой говорил о первых, ещё слабых симптомах кризиса "железной игры". В чем он видел главную опасность?
"Несчастьем нашей страны, — утверждал Гоффман, — всегда было следующее: если цель достижима, найдется масса людей, которые будут стремиться к ней. Местные чемпионаты можно очень легко выиграть, и это позволяет некоторым быть очень большой лягушкой в маленькой луже. Мы должны найти людей, которые посвятили бы всю свою жизнь тяжёлой атлетике".
Знаменательное высказывание. Знаменательное вдвойне, поскольку принадлежит миллионеру-бизнесмену, прагматику с головы до ног, холодному расчётливому дельцу. Но, обратите внимание, он заговорил не о деньгах, не о материальных стимулах, а сугубо о духовном, "вторичном" факторе — о великой цели, которая застраховала бы, не позволила спортсмену довольствоваться чемпионством местного значения, "быть очень большой лягушкой в маленькой луже".
Курловичу не стоило никакого труда выигрывать местные, гродненские чемпионаты, чем, не в обиду будет сказано, много лет довольствуются штангисты города. Спортсмены и тренеры обходятся "достижениями" областного масштаба. Привыкли к этому сами и нас приучили. За многие годы в Гродно не воспитали яркого штангиста, о котором заговорили хотя бы в республике. И вдруг... На бедной атлетической почве вырастает двукратный олимпийский чемпион. Из бедной штангистской среды выдвигается лучший белорусский штангист всех времен. Почему?
На мой взгляд, Александр принадлежит к редкой категории людей, которые не приспосабливаются к среде, а сами формируют ее. Об этой его особенности я впервые услышал от заместителя редактора газеты "Физкультурник Беларуси” В.Прецкайло.
— У Саши, — рассказывал Вальдемар Людвигович, — редкостная настройка на высокие результаты, точнее — на высочайшие, и уверенность, что они ему по плечу. Он не боится никаких "столиц" и уверен, что маленький Гродно на помосте превзойдет их. Иначе, считает Саша, не следует браться за гриф и гробить драгоценное время. У него начисто отсутствуют комплексы провинциальной "звезды". У парня вообще нет никаких комплексов. А голова, голова... Какая светлая — ты не представляешь...
Обычно иронично-сдержанный, Прецкайло нахваливал и нахваливал Александра. Грешным делом я посчитал: преувеличивает по причине земляческой и студенческой солидарности — в своё время Вальдемар Людвигович тоже закончил физмат тогда Гродненского пединститута.
Скоро убедился: нет, нисколько не преувеличивает. Подумалось: как далеко ушла тяжёлая атлетика, как она интеллектуализировалась благодаря спортсменам типа Новикова, Власова, Рябоконя, Тараненко, Курловича, Писаренко, разбившим былые предрассудки и представления, бытовавшие (и ещё бытующие) среди широкой публики.
"Сделать из человека атлета и в то же время учёного — прямо невозможно, — писал около ста лет назад редактор и издатель журнала "Велосипед" Пётр Янковский. — Для того чтобы упорядочить организм согласно физиологическим законам, нужно, чтобы физическая работа находилась в обратном отношении к умственному труду. Только при этом условии вместо противодействия можно достигнуть желаемого равновесия... Итак, на наш взгляд, нелогично требовать, чтобы молодой человек, утомленный школьными занятиями, мог восстановить равновесие утомлением мускулов".
Как видите, логика проще лаптя лыкового. Хочешь заниматься интеллектуальным трудом (быть умным) — пуще огня бойся "утомления мускулов". Хочешь стать атлетом — забудь о труде умственном, т. е. будь глупым.
Конечно, среди штангистов были и есть люди недалекие. Но, скажите, пожалуйста, где их нет? И не ограниченность двигала и двигает штангу по рельсам прогресса. Эта миссия осуществляется людьми большого ума, которые сумели из себя "сделать атлета и в то же время ученого". Жизнь давно опровергла постулат Янковского. В наше время он выгладит допотопным анахронизмом, о котором и говорить неудобно. Атлеты, настоящие атлеты, добиваются выдающихся результатов благодаря, в первую очередь, ставке на разум.
Курлович имеет прекрасное базовое образование, ядро которого составляет математика — незаменимая гимнастика для ума, великая интеллектуальная дисциплина. Учился Александр с блеском, вопреки (или благодаря?) постоянному утомлению мускулов и постоянному "утомлению" ума. Если бы было иначе, нам не объяснить взлет скромного студента из провинциального, не "штангистского” Гродно, не понять противоречивые факты из его биографии.
Потенциально великий атлет очень редко является механическим исполнителем тренерских рекомендаций. Чаще всего он выступает как соучастник в поиске нужного "философского камня". Но первую скрипку долгое время играет, конечно, старший по возрасту наставник — более опытный, знающий, мудрый. В дальнейшем роли часто меняются — великий атлет берется шлифовать, оттачивать философский камень иначе, чем это рекомендует тренер. Здесь-то и таится источник конфликтов, которые, как это ни прискорбно, нередко происходят между бывшими соратниками и единомышленниками.
Ушёл в конце спортивного пути от Зубрилина, которого он любил, как отца, Шарий. Расходились пути-дороги Логвиновича и Тараненко, верностью и преданностью которого справедливо восхищался тренер (вспомните цитату из "Знамени юности" в предыдущем очерке). Простился с Савицким и Курлович.
Вокруг этих случаев циркулировали домыслы и слухи. Чего только не придумывала досужая молва... Как правило, она мазала дегтем или кого-то одного (чаще спортсмена) или обоих вместе. Курловичу шили, например, корыстные меркантильные интересы.
Сплетники не захотели (или не смогли?) понять глубинную, коренную причину разрыва, носящую не денежный, а творческий характер. Большой мастер должен постоянно "обновляться" за счет новых методов тренировки — иначе ему грозит застой. Понимание этого толкает на критическое отношение к устоявшейся концепции тренера, заставляет создавать свою. Завязывается гордиев узел, который чаще всего разрубает молодой "бунтовщик".
Происходит, объективно говоря, естественный и закономерный процесс: ученик пытается пойти новым путем, который, по его убеждению, более плодотворен, чем старый. Прав ли он — это рассудит помост. Случается, "квадрат" беспристрастно фиксирует несостоятельность бунтаря.
Курлович по своему интеллектуальному складу не "лирик", а физик, т. е. исследователь, аналитик, который все подвергает сомнению, который склонен к неординарным выводам. Настоящие физики, чем бы они не занимались, всегда от чего-то уходят, что-то пересматривают, от чего-то отказываются. В этом и заключается качество их интеллекта, их сила, по этой причине они достигают успехов и, нередко случается, терпят поражения. По этой же причине они и бывают "жестоки" по отношению к учителю: рано или поздно говорят ему — спасибо за все, но я определил свою дорогу и пойду по ней. Здесь ничего не поделаешь, да и не надо — благодаря этому продолжается жизнь.
Теперь мы должны обязательно возвратиться на VII Спартакиаду: ведь на ней состоялось рождение первого белорусского рекордсмена мира среди белорусских супертяжеловесов.
Какая богатырская фиеста разразилась на помосте... Она, не сомневаюсь, вписана золотыми буквами в историю тяжёлой атлетики. Но тогда, какими буквами впишешь ее в 80-летнюю историю белорусской штанги? Впервые наш земляк превзошел мировой рекорд в абсолютной категории. Впервые белорус победил атлета, носившего звание чемпиона планеты в этом весе. Впервые белорусская нация явила миру "самого сильного человека Земли". Хорошо выступили также Александр Столяров (четвертое место) и Леон Каплун (пятое).
Ослепительный восторг и гордость охватили нас на финише титанической борьбы. Помню ее до мельчайших подробностей, но пусть о ней расскажет "Советский спорт" — боюсь оказаться пристрастным.
Кто сказал, что штанга теряет популярность? Нет, не верьте! Дворец спорта "Измайлово" в последний день спартакиадного турнира был переполнен. Даже возникла проблема "лишнего билетика".
Многие пришли прежде всего на Анатолия Писаренко — двукратного чемпиона мира среди супертяжеловесов, обладателя потрясающих воображение рекордов. Напомним: ранней весной на традиционном "Кубке Дружбы"-83 в Одессе он установил мировой рекорд в рывке — 203 кг, а через две недели на открытом чемпионате США в Аллентауне мировой рекорд в толчке довел до 260,5 кг. Он же автор высшего достижения в двоеборье — на прошлогоднем чемпионате СССР в Днепропетровске набрал в сумме двух движений 457,5 кг.
Чем же порадует украинский колосс на этот раз? — гадали ценители богатырского спорта.
Рывок
Появление на помосте Писаренко зал встретил восторженными аплодисментами. Деловито подошел он к штанге, солидно, по-хозяйски обхватил гриф и уверенно взметнул 200 кг над головой. Потом так же спокойно, как и вышел, покинул сцену.
Колоссальный этот вес потом атаковали и покорили во втором подходе Александр Курлович (Белоруссия), Александр Гуняшев (РСФСР), а в третьем — Виктор Мосибит (Узбекистан) .
На штангу добавляют ещё пять килограммов. Трое идут на рекорд, но никому сокрушить его не удаётся.
Третий подход Писаренко. Внешне он спокоен и будто отрешен от всего происходящего. Только видно, как взыграли его могучие мышцы, когда он застыл над штангой. Мощное усилие, резкий подрыв... и штанга покорно замерла над головой. Что тут началось! Зал ликовал, зрители дружно хлопали в ладоши. Даже строгие арбитры и жюри довольно улыбались. Сквозь бушующий шквал набатом прогремел приказ: "Ассистентам установить 205,5 килограмма..."
И сразу же — натянутая тишина. На помост вышел Мосибит, чтобы в четвёртом, в дополнительном подходе попытать счастья. И оно улыбнулось атлету!
Казалось, всё закончилось. И пора переходить ко второму упражнению. Ан нет! Заявка на побитие рекорда поступила от Гуняшева. И вновь загрохотал зал, когда атлет "чисто" вскинул над головой 206 кг. Оставалось только встать, однако Александр чуть замешкался и потерял равновесие...
Толчок
Почти восемь лет на тяжелоатлетическом помосте безраздельно властвовал двукратный олимпийский чемпион Василий Алексеев. Когда он перестал выступать, возник законный вопрос: кто примет из его рук эстафету? Пока специалисты судили-рядили, неожиданно даже для них во всю ширь расправил свои молодецкие плечи Анатолий Писаренко. И до минувшего воскресного дня только в таблице рекордов Спартакиад народов СССР оставалась фамилия Алексеева. В 1975 году на VI Спартакиаде он, в частности, показал в толчке 245 кг. На VII Спартакиаде этот рекорд устоял, а на нынешней... Трое — Дидык, Курлович и Гуняшев — уверенно стартовали именно с этого веса. Писаренко же свой первый подход сделал к 250 кг. Однако, вытолкнув штангу, он ее не удержал. Мало того, потянул мышцу бедра.
Надо отдать должное Писаренко. Сражался он мужественно, до конца. Волевым усилием сумел поправить положение во втором подходе, а в третьем поднял 255 кг и набрал-таки поразительную сумму — 460 кг, на два с половиной килограмма больше своего же рекорда!
Не сказал ещё последнего слова Курлович. Имея в рывке 200 кг, руководствуясь логикой, заказал 260 кг. В случае успеха мог догнать Писаренко. Поскольку же собственный его вес равнялся 124,1 кг, а у киевлянина 127,0. Курлович вышел бы вперед.
Так оно и случилось. Двадцатидвухлетний армеец из Белоруссии, справившись с тяжеленным снарядом, собрал тройной урожай — завоевал золотые медали чемпиона Спартакиады и СССР, а заодно и завладел самым престижным в тяжёлой атлетике рекордом.
— Саша аккуратен во всём — и на тренировках, и в быту, — рассказал нам тренер нового рекордсмена мира Петр Савицкий. — Он верит в своё умение, в свою технику. И потому не тушуется на помосте любого ранга. Вот и сегодня ничуть не смутился, когда мы решили идти на 260 килограммов.
Теперь Александра — хочу верить — не просмотрят. Где он ни выступал бы — всегда в эпицентре внимания. На международных турнирах фиксируют каждый жест и каждый шаг: понять, изучить, поучиться у великого чемпиона ради того, чтобы победить и превзойти его.
Теперь каждый претендент, стремящийся к званию самого сильного человека, должен опередить Курловича. Его имя стало конкретным символом, "раздражающим" молодых, честолюбивых и смелых атлетов. Вместе со своими тренерами они скрупулезно изучили и продолжают изучать его методику и технику. Выходит, у дважды олимпийского чемпиона не осталось никаких секретов и он оказался "раздетым" дотошными соперниками?
Не волнуйтесь, ничего не выходит. Есть у Курловича неиссякаемые источники силы, которые служат верой и правдой. Один из них — главный — назову.
Всех советских дважды олимпийских чемпионов, несмотря на их непохожесть и даже подчас несовместимость, роднит примечательное обстоятельство — они родились или выросли на берегах великих рек. Воробьёв — на Волге, Жаботинский — на Днепре, Алексеев — на Оке. Колыбель Курловича — батька Неман. Случайно это или воздух, природа, биосфера в целом выковывает богатырей и титанов?
Дважды, отправляясь на самые великие спортивные битвы современности, Александр приходил к Неману и словно получал благословение его! Дважды возвращался с победой.
Теперь на очереди третья Олимпиада — до неё два года. Для Немана мгновение, для атлета — огромный срок. В спорте множество подводных камней, любой из них опасен. Они-то и не позволяли великим чемпионам прошлого одержать третью олимпийскую победу. Александр, как мне представляется, может "расквитаться" за своих предшественников и одновременно — не будем бояться этого слова — подняться (в спортивном отношении) выше их.
Не будем кривить душой: мы надеемся, что он первым в истории тяжёлой атлетики в третий раз окажется самым сильным на Олимпиаде.
Автор выражает признательность акционерному обществу "Оракул", проявившему интерес к изданию книги
Научно-популярное издание Ясный Эдуард Макарович "Власть над судьбой и над металлом" Заведующая редакцией 3.М.Бедрицкая Редактор С.Н.Деренговская Художественный редактор В.Н.Якунин Технический редактор Л.В.Сторожева Корректоры Л.А.Адамович, Л.И.Жилинская Набор и вёрстка выполнены на наборно-пишущей технике издательства "Полымя". Подписано в печать 11.04.94. Формат 84 х 108 1/32. Бумага офсетная № 2. Гарнитура Тип Таймс. Офсетная печать. Усл. печ. л. 8,4. Усл. кр.-отт. 8,8. Уч.-изд. л. 9,64. Тираж 4000 экз. Изд. № 9175. Зак. 5227. Издательство "Полымя" Министерства культуры и печати Республики Беларусь. Лицензия ЛВ № 432. 220600, Минск, пр. Машерова, 11. Типография "Победа", 222310, Молодечно, В.Тавлая, 80
1 Это совершенно непонятные слова: чемпионами мира и Олимпиад у нас после Алексея Вахонина и Геннадия Четина становились и Александр Воронин (52 кг), и Каныбек Осмоналиев (52 кг), и Оксен Мирзоян (56 кг), и Юрик Саркисян (56 кг), и Николай Колесников (60 кг), и Виктор Мазин (60 кг).
2 Какого "Плачкова"? Христо Плачков на тот момент уже, как минимум, десять лет не выступал. Эдуард Ясный имел в виду, конечно, совсем другого болгарского тяжеловеса: Антонио Крыстева.
Комментариев нет:
Отправить комментарий