Двукратный олимпийский чемпион взял в руки микрофон.
— Лёня, не надо, прошу тебя, — сопротивлялся Геннадий.
— А это мы сейчас выясним: надо или не надо, — засмеялся "мучитель". — Как вы считаете, дорогие друзья?
— Надо, надо... — зашумел стадион. — Рассказывайте о своём друге...
— Вот видишь, — развёл руками Жаботинский. — Народ требует. Я выполняю его волю.
Думаю, что движение Рябоконя в сторону духовности ещё больше ускорилось после перехода на тренерскую работу. Честность была положена в её нравственную основу. Честность во всём.
Тебе нужны способные ребята? Ищи их сам! Геннадий ездил по Витебской области, читал лекции о тяжёлой атлетике, организовывал показательные выступления штангистов. У другого тренера появился талантливый "мальчик", но они законфликтовали? Не переманивай чужих учеников — это недостойно! У твоих воспитанников куча вопросов, не связанных со спортом? Не отмахивайся от них, помогай, чем можешь. Тебе самому трудно? Ученики не должны видеть тебя растерянным, раздражённым. Не подавай виду и учи этому мальчишек: среди них немало нервных, невыдержанных, не умеющих себя контролировать — жизнь, к сожалению, несладка у ребят. Работай — результаты будут, иной путь неприемлем.
Десятки мастеров спорта подготовил Рябоконь. Несколько из них взяли его высоту — выполнили норму "международника". На очереди был следующий рубеж — чемпионы, рекордсмены, которые превзошли бы учителя. И вдруг — резкий поворот.
Опытный перспективный специалист уехал по контракту в Индию и взялся за новое, незнакомое и необычное дело — начал тренировать национальную сборную этой страны, причём женскую. 14 серебряных и 16 бронзовых медалей завоевали изящные штангистки-индусочки на чемпионатах мира, Азии и на Азиатских играх. Уезжал Рябоконь — "железные" индусочки плакали. Уехал Рябоконь — пошли на спад их результаты, померкли успехи.
С женщинами в психологическом плане работать значительно сложнее, чем с мужчинами. Да ещё в тяжёлой атлетике. Но и проще, если ты чуток и добр, деликатен и мягок, уважителен и тактичен.
Новое дело увлекло Геннадия. Он первым в республике серьёзно взялся за развитие женской тяжёлой атлетики. Споры вокруг этого явления не затихают. Одни специалисты приветствуют его, другие — критикуют. Позиция витебского тренера на сей счёт проста: решение быть или не быть женской штанге — это прерогатива самих женщин. Коль они решили — быть! — то надо помочь им покорить помост и зрителей (это обязательно), помочь создать новый вид спорта — женскую тяжёлую атлетику.
Новый вид спорта на Витебщине создаётся в том же подвале-котельной, о которой я упоминал. Теперь в ней стало светлее, солнечнее, "воздушнее". Это заслуга воспитанниц Геннадия Фёдоровича, сильных и очаровательных, волевых и женственных. Белорусочки, равно как и их "спортивные" сёстры из далекой Индии, души не чают в своём тренере.
В довоенной белорусской тяжёлой атлетике в особом ряду стоят фамилии двух друзей, двух армейских штангистов — Дмитрия Наумова и Константина Милеева. Эти спортсмены первыми в республике совершили то, что представлялось бесконечно далёкой, нереальной мечтой — превысили мировые рекорды.
Скромны были успехи наших земляков. На международной арене голос их ещё не звучал. Чемпионы и рекордсмены Европы, мира, Олимпийских Игр казались людьми с иных, с невероятно далёких планет. О них сочиняли легенды.
Каким же отважным и дерзновенным выглядел тогда прорыв, совершённый Наумовым и Милеевым. Они первыми из всех белорусских спортсменов превысили официальные мировые рекорды.
Трудно переоценить значение этого факта. Разрушив мифы и легенды, Дмитрий и Константин показали и доказали: мировые рекорды нам тоже по плечу. Хватит трепетать перед иностранными чемпионами. Не надо бояться бросить им перчатку.
Уверен: если бы не война, за первопроходцами устремились бы и другие белорусские мастера, и не только штангисты. У них был пример, который зажигал отвагой молодые сердца, который вдохновлял и звал вперёд.
Впрочем, аналогичный пример был и у Дмитрия с Константином. Я имею в виду Николая Шатова, начинавшего свой славный спортивный путь в городе Борисов, что под Минском. На берегах Березины он сделал свои первые "штангистские" шаги.
"Постоянное малокровие, — вспоминал в "Советском порте" Николай Иванович, — одолевало меня в годы юности. Глядел на себя в зеркало и тосковал: видел в отражении тощего и болезненного подростка. Перед пионерами просто стыдно — я тогда был вожатым в пионеротряде. Вот и решил всерьёз взяться за здоровье".
Его пробный подход к штанге вызвал у борисовских корифеев иронию и насмешку. Чемпион города посоветовал Николаю пить рыбий жир: поскольку тяжёлая атлетика, дескать, не для таких "хиляков".
Года через два добродушный советчик уже не вспоминал о своей рекомендации: хиляк превратился в мускулистого ладного юношу, уверенно справлявшегося рекордными для Борисова весами — сказались его примерная для местных силачей работоспособность и упорство на тренировках. Ещё пару лет — и Шатов оставил их позади: в 1927 году он выиграл звание чемпиона Белоруссии в лёгкой категории (к тому времени он переехал в Минск). Ещё пять раз подтверждал Шатов звание сильнейшего, устанавливал рекорды республики успешно закончил техникум физкультуры. В связи с призывом на военную службу спортсмен попал в Ленинград (1932 г.) и сразу оказался в числе ведущих мастеров города на Неве — колыбели отечественной тяжёлой атлетики. Шатов уверенно прогрессировал. Исподволь рождалась "сумасшедшая" мысль мировом рекорде.
27 мая 1934 года состоялся традиционный матч штангистов Москвы и Ленинграда. Обратимся снова к воспоминаниям Н.И.Шатова, опубликованным в "Советском спорте".
"Я, — сообщал ветеран, — чувствовал душевный подъём, окрылённость, прилив сил. Обратился в судейскую коллегию дать мне возможность выступить на побитие мирового рекорда.
— Мирового рекорда? — переспросил один из членов судейской коллегии, и на лице его было написано такое удивление, что я поначалу даже растерялся. Но быстро взял себя в руки и ответил как можно спокойнее:
— Да, мирового рекорда. А что же здесь такого?
Тут к рампе подошёл экс-чемпион страны, знаменитый лётчик Михаил Громов и сказал, обращаясь к зрителям:
— Дорогие товарищи, сейчас наш молодой друг Николай Шатов попробует установить мировой рекорд.
Спортивную честь города на Неве я защищал в лёгкой весовой категории. Выступали мы тогда по программе пятиборья, в которое входило и такое упражнение, как рывок левой рукой. Вот я и попросил установить на штангу 78,5 кг — на целый килограмм выше официального мирового рекорда, принадлежащего швейцарцу Эшману. И этот вес мне тогда покорился".
Почему же был шокирован заявкой Шатова строгий судья? Объяснение простое: ни ему, ни его коллегам ещё не доводилось слышать подобные слова. Шатов оказался первым из советских штангистов, кто произнёс их на официальных соревнованиях. До него из наших мастеров никто не покушался на мировой рекорд. Мировое достижение бывшего борисовского рабочего — первое!
Штангисты с радостью и с гордостью восприняли взлёт Шатова. Ещё бы: земляк набирался сил, креп и мужал на белорусской земле. Значит, в его успехе есть и наш вклад. Вставал вопрос: кто следующий? Выяснилось, что не следующий, а следующие.
Военные лётчики Милеев и Наумов очень дружили между собой. Первый выступал в средней категории (тогда 75 кг), второй — в полутяжёлой (82,5 кг). Оба имели прекрасную общефизическую подготовку, красивые пропорциональные фигуры. Велик был их силовой и психологический потенциал. Сколько побед и рекордов подарили бы они республике?..
Счёт рекордам открыл Наумов в 1938 году. Официальный мировой рекорд в жиме, установленный французом Пьером Коти, равнялся 114,5 кг. Наумов буквально расправился с ним, чисто зафиксировав почти на 6 кг больше — 120,1 кг. Ещё несколько чисел для сравнения. На чемпионате мира того года победитель в полутяжёлой категории американец Джон Девис (впоследствии дважды олимпийский чемпион) показал 117,5 кг, второй призёр Фриц Халлер из Австрии и третий призёр француз Луи Остен (до этого побеждал на двух Олимпиадах) соответственно 107,5 кг и 110 кг. Вот как высоко взлетел летчик-штангист.
Если Дмитрий преуспел в жиме, то Константин был хорошим троеборцем. Дважды (1938 и 1939 годы) Милеев завоёвывал звание чемпиона страны. Рубежи белорусского атлета в сумме находились на уровне второго-третьего призёров первенства, как он выражался, "шарика". Мировой рекорд в толчке штанги правой рукой (108,9 кг) Константин установил за несколько дней до войны.
Что можно рассказать об этих результатах? Они не получили официального признания как мировые достижения: штангисты СССР не входили в Международную федерацию тяжёлой атлетики и посему их не замечали в упор.
Оба рекордсмена воевали. Наумов остался в живых и возвратился в спорт. Один из ветеранов белорусской тяжёлой атлетики, неоднократный чемпион республики А.С.Верхлин рассказывал, что в 1948 году, будучи участником первенства страны в Киеве, он жил с "Димой" в одном номере гостиницы.
Конечно, прежнего Наумова (в спортивном смысле) уже не было: сказались четыре года войны.
Во всех справочниках о Милееве сообщают, что он погиб. Я располагаю другими сведениями: Константин не погиб, а был тяжело ранен, стал "неходячим" инвалидом. Гордый атлет не желал, чтобы его видели сильным и беспомощным. Добровольно заточив себя в четыре стены квартиры, изолировавшись от окружающих, он скончался в Ленинграде.
Война выкосила ряды атлетов. Пали на поле брани В.Свечников, И.Масалович, 3.Траугер, В.Порфидов и другие. Многие получили ранения — им необходимо было подлечиться и поправить здоровье. Полностью была разрушена материальная база, созданная ценой огромных усилий. Белорусский помост опустел и осиротел.
20-25 июля 1945 года в Минске состоялась республиканская спартакиада, посвящённая годовщине освобождения нашей земли от фашистских оккупантов. Выступали легкоатлеты, волейболисты, футболисты, велосипедисты. Штанга, давшая республике первых рекордсменов мира, не входила в программу соревнований — состязаться было некому.
У нас осталось только четыре мастера спорта по тяжёлой атлетике — А.Войтик, Е.Григорович, Н.Лапидус (все Минск) и А.Самкович (Гродно). Были они слабыми и полностью растренированными. Например, Григорович, первым освоивший рывок способом "разножка”, имел до войны результат 106 кг. Теперь этот вес Евгений с трудом лишь приподнимал над помостом. Лишь через год сумел зафиксировать 80 кг. Не лучше выглядели и товарищи. Белорусская тяжёлая атлетика была отброшена почти на нулевую отметку. Даже оптимисты считали: понадобятся десятилетия, чтобы она возродилась и вновь заявила о себе.
Жизнь, однако, брала своё. Потянулись к шершавому грифу штанги руки старых спортсменов. Взялись за него и молодые ребята, истощённые войной, "дробненькие", часто болезненные и потому страстно желавшие приобрести силу. В неприспособленных помещениях, в полуразрушенных подвалах снова раздался звон дисков. В 1946 году самые упорные собрались на межведомственное лично-командное первенство республики. Звучало громко. Но на этом "первенстве республики" выступали одни минчане. Из других городов на турнир никто не приехал.
"Мы, — признавался Наум Лапидус, — были очень слабы. Моя сумма полулегковеса (беспрецедентный феномен на более или менее крупных состязаниях. — Э.Я.) оказалась абсолютно лучшей".
Соревнования проходили в зале гимнастики, на пятом этаже института физкультуры. По теперешним меркам — тоже явление недопустимое. Несколько неудачных подходов — и беды не миновать: перекрытия здания не выдержат, катастрофа неминуема.
Вспоминаю последний чемпионат страны в Минске, год 1984-тый. Атлеты получили в своё распоряжение весь Дворец спорта. К их приёму долго и основательно готовились.
— Танк выдержит, — уверенно заявил директор Дворца В.Шилин накануне открытия турнира, прохаживаясь по сцене.
Дня через четыре его настроение круто изменилось. Директор осматривал "поле битвы" с тревогой и растерянностью. В разминочном зале появились трещины: в подвале, находящемся под ним, они приобрели угрожающие размеры. Тревогу внушало теперь и состояние сцены. Её монументальность под ударами многопудовой штанги исчезала на глазах. После закрытия чемпионата Шилин облегчённо вздохнул: наконец-то ад кончился.
Однако в голодном и холодном 1946 году зданию института физкультуры опасность не угрожала. На пятом этаже спортсмены поднимали очень лёгкую штангу. Будучи людьми дисциплинированными, они опускали её на помост бережно и осторожно. Если подход оказывался неудачным, — завхоз ИФК всё равно мог спать спокойно: штанга весила не намного больше, чем хрупкие гимнастки, тренировавшиеся в этом же зале.
Но лиха беда начало. Чем мы хуже минчан? — спросили в Бресте, в Бобруйске, в Минской области и в Пинске. Через год эти города прислали команды на второй чемпионат — в перечисленном порядке они и выстроились в итоговой таблице. Но результаты, результаты... Легчайший вес: Н.Лапидус — 277,5 (86,1 + 83,6 + 107,5); полулёгкий: Е.Григорович — 260 (75 + 80 + 105), лёгкий: А.Верхлин — 300 (92,5 + 90 + 117,5); средний: Я.Опман: 292,5 (90 + 87,5 + 115); полутяжёлый: М.Шапиро: 267,5 (77,5 + 85 + 105); тяжёлый: Н.Антилов — 265 (90 + 75 + 100).
Интересно, а сколько "весили” победы на областных соревнованиях? Нам удалось обнаружить протоколы первенства Брестчины за 1947 год. Легчайший вес: Н.Крупеня — 165 (50 + 50 + 65); полулегкий: С.Виторский — 182,5 (52,5 + 55 + 75); лёгкий: В.Воробьёв — 192,5 (55 + 60 + 77,5); средний: М.Тарасевич — 230 (75 + 65 + 90); тяжёлый: М. Пушкин — 212,5 (65 + 62,5 + 85).
В архивах сохранился ещё один любопытный документ. "Минский областной комитет по делам физкультуры и спорта, — написано в нём, — просит включить в соревнования по тяжёлой атлетике команду борцов". Комментарии, думаю, излишни.
Более чем скромно выглядели результаты наших первых послевоенных чемпионов, порой в полтора раза уступавшие мировым рекордам. До них было дальше, чем до Луны. Высадиться на "луне" — об этом никто не помышлял: отсутствовали и объективные, и субъективные условия. Их предстояло создать путём повседневной, незаметной, черновой работы.
Немногочисленные тренеры и штангисты, руководители спорта послевоенных лет был людьми дела. Они не надеялись на доброго дядю, а сами вытаскивали развалившийся штангистский воз на широкую дорогу. Они работали.
В 1951 году в институте физкультуры создали кафедру тяжёлой атлетики. Первый её заведующий — довоенный чемпион и рекордсмен республики А.К.Самусевич. Не претендуя на всестороннюю оценку деятельности кафедры, отмечу: она сыграла важней роль в подготовке квалифицированных тренеров, без чего выход атлетов на мировые позиции исключён.
Со скрипом, но улучшалась материальная база. Конечно, она была бедна: полуподвальные или подвальные помещения, с одним-двумя помостами да парой старых штанг. В послевоенной жизни такие "залы", однако, воспринимались с энтузиазмом. Есть крыша над головой, есть четыре стены — что ещё надо, если повсюду пепелища и развалины?
В секции штанги потянулась молодёжь. Подрастало, набирало силы новое поколение атлетов.
В 1952 году появились первые мастера спорта, воспитанные после войны; могилевский спортсмен Иосиф Щелкунов и его минский одноклубник Григорий Гольдштейн. Оба выступали в лёгкой категории и "резались" друг с другом насмерть, хотя вне помоста были дружны. Их острая конкуренция материализовались в весьма приличные результаты. Например, рекорд в рывке вырос на 10 кг и стал равняться 115,5 кг. Его уже не стыдно было сравнивать с мировым, до которого оставалось 3-4 килограмма. Белорусская тяжёлая атлетика возрождалась. В течение десяти лет (1946-1955 гг.) атлеты 188 раз обновляли республиканские и четырежды всесоюзные рекорды.
Пиком взлёта стал 1957 год. Об успехе на чемпионате страны уже рассказано. Через несколько месяцев львовяне снова заставили говорить о себе. На Международных дружеских спортивных играх молодёжи в составе сборной СССР выступало трое (из семи) посланцев Белоруссии. Они оказались достойны оказанной чести. В.Турукин и Е.Новиков завоевали "золото", А.Хальфин — "серебро". Это были первые медали, выкованные штангистами республики на официальных международных состязаниях. Это была первая заявка на вступление в мировое атлетическое сообщество.
Чего греха таить: теперь, думалось, расцвет белорусской тяжёлой атлетики уже не за горами. Из грязи да сразу в князи — это вызвало эйфорию. Когда же маятник быстро качнулся в обратную сторону, на смену эйфории пришла растерянность. К началу 1960-х годов о громких успехах штангистов остались одни воспоминания. Республика резко сдала позиции, и мировые рекорды снова отдалились от наших атлетов.
Не следует здесь искать чью-то персональную вину. Пока мы, напрягая последние силы, приближались к мировому "поезду", в нём произошли коренные изменения: старый "паровоз", служивший многие десятилетия, передовые страны заменили на "тепловоз". В силу этого они ушли далеко вперёд, просвет между ними и нами стал расти. Наша методика воспитания атлетов оставалась в плену старых воззрений. Проиллюстрирую отмеченное отдельными моментами из повседневной практики.
Спортсмены тренировались лишь три раза в неделю. Занятия отличались однообразием и прерывались длинными паузами между подходами. Существовало три железных постулата: чтобы много жать, надо жать; чтобы много рвать, надо рвать; чтобы много толкать, надо толкать. Вот атлеты и "жали", "рвали", "толкали", не уделяя внимания вспомогательным упражнениям для развития силы, быстроты, координированности, гибкости.
Всё делалось на глазок. Техника осваивалась по принципу "тяни выше, садись ниже", об использовании кино— и видеоаппаратуры даже не помышляли (хотя бы потому, что таковой не имелось), почти не учитывались психологические и — это особенно мешало росту молодых спортсменов — возрастные особенности.
Выдающиеся результаты мог бы показать, по моему мнению, Гарри Ворона. Однако он лишь однажды дотянулся до шестого места в десятке сильнейших легковесов мира.
Причина в том, что Гарри на несколько лет опередил время: вышел на республиканский уровень по тогдашним меркам слишком рано — в 17 лет стал чемпионом Белоруссии. К этому он не был готов ни физически, ни психологически.
Что касается тренеров, то они не владели методикой занятий с юными спортсменами: её в законченном виде ещё не существовало. Большинство тренеров вообще считало: штанга — возрастной, мужской вид спорта. И юнцов моложе 18 лет подпускать к ней нельзя. Те же, кто осмеливался "подпустить", как это произошло с Вороной, не мудрствовали лукаво, действуя по поговорке: назвался груздем — полезай в кузов. Это означало: взялся за штангу — тренируйся как взрослый мужик.
Лишь "кое-где" и "кое-кто" догадывался, что поговорка эта применительно к юным спортсменам не годится. Увы, черноглазый мальчишка из Шумилина не попал в это "кое-где" и к этому "кое-кому". Его талант сразу же начали эксплуатировать, взяв курс на быстрое достижение результатов. Из мальчишки решили готовить рекордсмена, бойца, лидера — это и помешало ему достичь высот. Но не нужно судить белорусских тренеров строго: у нас начиналась реформа тяжёлой атлетики, начинался критический пересмотр привычных схем и концепций — процесс трудный, противоречивый, сложный, в ходе которого неизбежны потери. Назову лишь некоторые реформаторские шаги.
В 1960 году республиканская федерация пошла на смелый эксперимент — первой в стране отважилась проводить юношеские чемпионаты Белоруссии. 18-летние атлеты получили возможность состязаться друг с другом. На них не давил авторитет ветеранов, они не чувствовали себя на соревнованиях бедными родственниками — и тем самым исключались психологические травмы и комплексы.
Естественно, чтобы соревноваться, надо было тренироваться: секции штанги постепенно омолаживались, а специалисты — хочешь не хочешь — "омолаживали" методику. Аналогичные поиски велись и в некоторых других республиках и в зарубежных странах, прежде всего в Болгарии. Накапливался опыт. Незыблемый тезис о том, что штанга противопоказана подросткам, пересматривался и в конце концов был признан анахронизмом. Пересмотр сопровождался совершенствованием форм тренировок, "приспособленных" специально для юных спортсменов.
Молодые минские тренеры с 1964 года приступи к селекционной работе среди учащихся. По инициативе молодёжного сектора (Б.Левин, О.Михневич) и тренерского совета городской федерации стали налаживаться школьные первенства районов.
Программа состязаний была простой: приседания со штангой на плечах, взятие штанги на грудь, жим лежа. Цель заключалась не в определении "сильнейших", а отборе способных ребят. Эти турниры собирали по 60 мальчишек, многие из которых пополняли секции штанги.
Однако скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Реформаторский процесс шёл медленно, подспудно, был скрыт от глаз болельщиков, да и руководства тоже. Никто не хотел ждать рекордов и побед в будущем, все жаждали иметь их в настоящем. Накопились и среди атлетов отчаянно дерзкие люди, которые бросались на штурм мировых рекордов.
...В Минске уже красовались елочные базары — до Нового 1966 года оставалось менее недели. По улицам разъезжали Дед Мороз со Снегурочкой, радуя детей и взрослых. Город жил ожиданием предстоящего праздника и готовился к нему. Однако командное первенство страны между коллективами спортивных обществ на этом фоне не потерялось. Оно стало заметным событием в жизни белорусской столицы, которая давненько не принимала у себя лучших штангистов страны.
Дворец культуры тракторного завода ежедневно был битком набит болельщиками. Волноваться и переживать им, правда, особенно не приходилось: никто из тяжелоатлетов республики не входил в число лидеров даже ни уровне обществ. Наши "ведущие" пребывали в роли обыкновенных зрителей. Это, естественно, огорчало минчан. Им оставалось утешать себя тем, что среди участников были белорусы по национальности.
В первую очередь склонялась фамилия Виктора Куренцова — уроженца Витебской области. В 1964 году на токийской Олимпиаде он занял второе место, а за полтора месяца до приезда на минский турнир одержал блестящую победу на чемпионате мира в Тегеране.
Привлекал к себе внимание и полутяжеловес Семён Шульжицкий, бывший сильнейший атлет Балтийского флота.
Однако по спортивной линии наши земляки не имели отношения к Белоруссии: Куренцов жил в Хабаровске, а Семён — в Ленинграде, оба отлично выступили за армейскую команду. Куренцов был первым, Шульжицкий — вторым с рекордом страны в толчке. Глядя на них, нам оставалось с сожалением вздыхать и повторять старую поговорку: нет пророка в своём отечестве.
Соревнования шли обычным чередом. Блистательных результатов никто не показывал: как-никак был конец сезона, спортсмены устали, они думали больше о будущем. На пятый день по залу неожиданно пронеслось волнение, вызванное сенсационными слухами: белорусский спартаковец Роман Фельдман якобы предпримет попытку установить мировой рекорд в жиме.
— Это серьёзно? — спросил я у спартаковского тренера Г.Миннуллина.
— Вполне, — коротко ответил он.
Роман был чемпионом республики, но его результаты, как и всех белорусских атлетов, не "смотрелись" на фоне всесоюзных достижений. И вдруг... мировой рекорд? Вот это да!
Полусредневесы — и Куренцов в их числе — закончили жим, когда судья-информатор попросил установить на штангу 149,5 кг.
— Уважаемые болельщики! — торжественно объявил он. — Вес снаряда, который вы сейчас видите перед собой, на полкилограмма превышает существующий мировой рекорд. К штанге приглашается Роман Фельдман, выступающий в личном зачёте.
Сотни глаз с надеждой сфокусировались на невысоком атлете. Его лицо пылало от волнения. Позже Роман рассказывал, что в тот миг не видел ни зала, ни судей, ни ассистентов. Даже штанги не видел. Но тренеры потёрли виски нашатырным спиртом, дали понюхать ватку, обильно смоченную им, и всё вокруг прояснилось.
— Давай, Рома! — легонько подтолкнул спортсмена Миннуллин.
По-видимому, Фельдман не сумел как следует настроиться на схватку. И потому первый подход выполнил неуверенно: даже не поднял штангу на грудь. Его "команда" забегала, заволновалась, засуетилась. Посыпались советы и подсказки, хотя каждый понимал, что проку от них ровным счётом никакого: спортсмен их попросту не воспринимает.
— Давай, Рома! — повторил свой призыв Миннуллин.
— Не бойся! Тракторный завод с тобой! Поможем! — выкрикнул из зала какой-то озорник.
В следующей попытке оплошность была исправлена: атлет способом "низкий сед" взял снаряд на грудь, но встал с ним с большим трудом. Стартовое положение для выполнения жима принял – но, чувствовалось, был он уже изрядно обессиленным.
Судья дал хлопок ладонями — сигнал, позволяющий начинать упражнение. Я находился на сцене сбоку от помоста, и хорошо видел, как лицо Романа исказила судорога отчаянно-яростного напряжения мышц и воли; он стремился сделать невозможное.
Штанга дрогнула и отделилась от груди. Мировой рекорд нехотя пополз вверх. Дрожала штанга. Трепетала каждая мышца. В ответственнейшее мгновение, когда решалось — кто кого? — человек не сплоховал, не струсил, не смалодушничал. Штанга заставила его в последнем сверхусилии резко отклониться назад, сделать почти полумост. Страшный это был миг. Казалось, 9-пудовая громадина переломает сейчас храбреца и, когда он рухнет, раздавит его.
Человек не рухнул. Человек распрямился. Мировой рекорд покоился на его руках.
— Ура! — загремело во Дворце. Ликованию публики не было предела. Незнакомые люди, охваченные одним порывом, обнимались и целовались. Восторженный взрыв подействовал и на внешне беспристрастных арбитров. Судьи международной категории К.Назаров, И.Крылов и А.Костин, опытнейшие неприступные волки, быстро переглянулись друг с другом и, чуть-чуть поколебавшись, зажгли белый свет. Вес был засчитан. Теперь "ура" прогремело в честь представителей тяжелоатлетической Фемиды.
Судейская пантомима возникла не случайно: смущало чрезмерное отклонение туловища спортсмена, допущенное в заключительной фазе жима, и другие малозаметные погрешности, не "проскочившие" мимо глаз арбитров.
Но разве они не люди? Разве они отгорожены от ликующего зала звуконепроницаемой стеной? Разве им хочется своим "казенно-бюрократическим решением" испортить праздник, который много-много лет ждали в Минске, и потеряли надежду, что когда-нибудь его дождутся? Да и нарушения относятся к разряду тех, которые можно трактовать по-разному. Короче, судьи пошли навстречу спортсмену и зрителям.
Через три недели, 19 января 1966 года, в "Советском спорте" появилась статья под "страшным" заголовком "Свидетель обвинения". Её автор, кандидат педагогических наук, заведующий научной лабораторией Латвийского института физической культуры Мидхат Шакирзянов утверждал: Фельдман выполнил упражнение с нарушением правил. Это иллюстрировалось соответствующей кинограммой и циклограммой (последняя запечатлевает путь штанги в пространстве). "Прокурор" был прав, спорить и протестовать не имело смысла.
Роман некоторое время ходил как в воду опущенный, но что поделаешь? — такова спортивная жизнь. Похандрил недельку — и хватит, приступай к работе. Из своего неудачного рекордсменства Фельдман драмы не строил; ещё несколько лет активно занимался штангой, побеждал на чемпионатах республики, выступал на всесоюзных соревнованиях.
Настоящую драму — не спортивную, но чисто человеческую он, по-видимому, пережил спустя почти четверть века.
— Лёня, не надо, прошу тебя, — сопротивлялся Геннадий.
— А это мы сейчас выясним: надо или не надо, — засмеялся "мучитель". — Как вы считаете, дорогие друзья?
— Надо, надо... — зашумел стадион. — Рассказывайте о своём друге...
— Вот видишь, — развёл руками Жаботинский. — Народ требует. Я выполняю его волю.
Думаю, что движение Рябоконя в сторону духовности ещё больше ускорилось после перехода на тренерскую работу. Честность была положена в её нравственную основу. Честность во всём.
Тебе нужны способные ребята? Ищи их сам! Геннадий ездил по Витебской области, читал лекции о тяжёлой атлетике, организовывал показательные выступления штангистов. У другого тренера появился талантливый "мальчик", но они законфликтовали? Не переманивай чужих учеников — это недостойно! У твоих воспитанников куча вопросов, не связанных со спортом? Не отмахивайся от них, помогай, чем можешь. Тебе самому трудно? Ученики не должны видеть тебя растерянным, раздражённым. Не подавай виду и учи этому мальчишек: среди них немало нервных, невыдержанных, не умеющих себя контролировать — жизнь, к сожалению, несладка у ребят. Работай — результаты будут, иной путь неприемлем.
Десятки мастеров спорта подготовил Рябоконь. Несколько из них взяли его высоту — выполнили норму "международника". На очереди был следующий рубеж — чемпионы, рекордсмены, которые превзошли бы учителя. И вдруг — резкий поворот.
Опытный перспективный специалист уехал по контракту в Индию и взялся за новое, незнакомое и необычное дело — начал тренировать национальную сборную этой страны, причём женскую. 14 серебряных и 16 бронзовых медалей завоевали изящные штангистки-индусочки на чемпионатах мира, Азии и на Азиатских играх. Уезжал Рябоконь — "железные" индусочки плакали. Уехал Рябоконь — пошли на спад их результаты, померкли успехи.
С женщинами в психологическом плане работать значительно сложнее, чем с мужчинами. Да ещё в тяжёлой атлетике. Но и проще, если ты чуток и добр, деликатен и мягок, уважителен и тактичен.
Новое дело увлекло Геннадия. Он первым в республике серьёзно взялся за развитие женской тяжёлой атлетики. Споры вокруг этого явления не затихают. Одни специалисты приветствуют его, другие — критикуют. Позиция витебского тренера на сей счёт проста: решение быть или не быть женской штанге — это прерогатива самих женщин. Коль они решили — быть! — то надо помочь им покорить помост и зрителей (это обязательно), помочь создать новый вид спорта — женскую тяжёлую атлетику.
Новый вид спорта на Витебщине создаётся в том же подвале-котельной, о которой я упоминал. Теперь в ней стало светлее, солнечнее, "воздушнее". Это заслуга воспитанниц Геннадия Фёдоровича, сильных и очаровательных, волевых и женственных. Белорусочки, равно как и их "спортивные" сёстры из далекой Индии, души не чают в своём тренере.
Новаторы, создавшие традиции
Скромны были успехи наших земляков. На международной арене голос их ещё не звучал. Чемпионы и рекордсмены Европы, мира, Олимпийских Игр казались людьми с иных, с невероятно далёких планет. О них сочиняли легенды.
Каким же отважным и дерзновенным выглядел тогда прорыв, совершённый Наумовым и Милеевым. Они первыми из всех белорусских спортсменов превысили официальные мировые рекорды.
Трудно переоценить значение этого факта. Разрушив мифы и легенды, Дмитрий и Константин показали и доказали: мировые рекорды нам тоже по плечу. Хватит трепетать перед иностранными чемпионами. Не надо бояться бросить им перчатку.
Уверен: если бы не война, за первопроходцами устремились бы и другие белорусские мастера, и не только штангисты. У них был пример, который зажигал отвагой молодые сердца, который вдохновлял и звал вперёд.
Впрочем, аналогичный пример был и у Дмитрия с Константином. Я имею в виду Николая Шатова, начинавшего свой славный спортивный путь в городе Борисов, что под Минском. На берегах Березины он сделал свои первые "штангистские" шаги.
"Постоянное малокровие, — вспоминал в "Советском порте" Николай Иванович, — одолевало меня в годы юности. Глядел на себя в зеркало и тосковал: видел в отражении тощего и болезненного подростка. Перед пионерами просто стыдно — я тогда был вожатым в пионеротряде. Вот и решил всерьёз взяться за здоровье".
Его пробный подход к штанге вызвал у борисовских корифеев иронию и насмешку. Чемпион города посоветовал Николаю пить рыбий жир: поскольку тяжёлая атлетика, дескать, не для таких "хиляков".
Года через два добродушный советчик уже не вспоминал о своей рекомендации: хиляк превратился в мускулистого ладного юношу, уверенно справлявшегося рекордными для Борисова весами — сказались его примерная для местных силачей работоспособность и упорство на тренировках. Ещё пару лет — и Шатов оставил их позади: в 1927 году он выиграл звание чемпиона Белоруссии в лёгкой категории (к тому времени он переехал в Минск). Ещё пять раз подтверждал Шатов звание сильнейшего, устанавливал рекорды республики успешно закончил техникум физкультуры. В связи с призывом на военную службу спортсмен попал в Ленинград (1932 г.) и сразу оказался в числе ведущих мастеров города на Неве — колыбели отечественной тяжёлой атлетики. Шатов уверенно прогрессировал. Исподволь рождалась "сумасшедшая" мысль мировом рекорде.
27 мая 1934 года состоялся традиционный матч штангистов Москвы и Ленинграда. Обратимся снова к воспоминаниям Н.И.Шатова, опубликованным в "Советском спорте".
"Я, — сообщал ветеран, — чувствовал душевный подъём, окрылённость, прилив сил. Обратился в судейскую коллегию дать мне возможность выступить на побитие мирового рекорда.
— Мирового рекорда? — переспросил один из членов судейской коллегии, и на лице его было написано такое удивление, что я поначалу даже растерялся. Но быстро взял себя в руки и ответил как можно спокойнее:
— Да, мирового рекорда. А что же здесь такого?
Тут к рампе подошёл экс-чемпион страны, знаменитый лётчик Михаил Громов и сказал, обращаясь к зрителям:
— Дорогие товарищи, сейчас наш молодой друг Николай Шатов попробует установить мировой рекорд.
Спортивную честь города на Неве я защищал в лёгкой весовой категории. Выступали мы тогда по программе пятиборья, в которое входило и такое упражнение, как рывок левой рукой. Вот я и попросил установить на штангу 78,5 кг — на целый килограмм выше официального мирового рекорда, принадлежащего швейцарцу Эшману. И этот вес мне тогда покорился".
Почему же был шокирован заявкой Шатова строгий судья? Объяснение простое: ни ему, ни его коллегам ещё не доводилось слышать подобные слова. Шатов оказался первым из советских штангистов, кто произнёс их на официальных соревнованиях. До него из наших мастеров никто не покушался на мировой рекорд. Мировое достижение бывшего борисовского рабочего — первое!
Штангисты с радостью и с гордостью восприняли взлёт Шатова. Ещё бы: земляк набирался сил, креп и мужал на белорусской земле. Значит, в его успехе есть и наш вклад. Вставал вопрос: кто следующий? Выяснилось, что не следующий, а следующие.
Военные лётчики Милеев и Наумов очень дружили между собой. Первый выступал в средней категории (тогда 75 кг), второй — в полутяжёлой (82,5 кг). Оба имели прекрасную общефизическую подготовку, красивые пропорциональные фигуры. Велик был их силовой и психологический потенциал. Сколько побед и рекордов подарили бы они республике?..
Счёт рекордам открыл Наумов в 1938 году. Официальный мировой рекорд в жиме, установленный французом Пьером Коти, равнялся 114,5 кг. Наумов буквально расправился с ним, чисто зафиксировав почти на 6 кг больше — 120,1 кг. Ещё несколько чисел для сравнения. На чемпионате мира того года победитель в полутяжёлой категории американец Джон Девис (впоследствии дважды олимпийский чемпион) показал 117,5 кг, второй призёр Фриц Халлер из Австрии и третий призёр француз Луи Остен (до этого побеждал на двух Олимпиадах) соответственно 107,5 кг и 110 кг. Вот как высоко взлетел летчик-штангист.
Если Дмитрий преуспел в жиме, то Константин был хорошим троеборцем. Дважды (1938 и 1939 годы) Милеев завоёвывал звание чемпиона страны. Рубежи белорусского атлета в сумме находились на уровне второго-третьего призёров первенства, как он выражался, "шарика". Мировой рекорд в толчке штанги правой рукой (108,9 кг) Константин установил за несколько дней до войны.
Что можно рассказать об этих результатах? Они не получили официального признания как мировые достижения: штангисты СССР не входили в Международную федерацию тяжёлой атлетики и посему их не замечали в упор.
Оба рекордсмена воевали. Наумов остался в живых и возвратился в спорт. Один из ветеранов белорусской тяжёлой атлетики, неоднократный чемпион республики А.С.Верхлин рассказывал, что в 1948 году, будучи участником первенства страны в Киеве, он жил с "Димой" в одном номере гостиницы.
Конечно, прежнего Наумова (в спортивном смысле) уже не было: сказались четыре года войны.
Во всех справочниках о Милееве сообщают, что он погиб. Я располагаю другими сведениями: Константин не погиб, а был тяжело ранен, стал "неходячим" инвалидом. Гордый атлет не желал, чтобы его видели сильным и беспомощным. Добровольно заточив себя в четыре стены квартиры, изолировавшись от окружающих, он скончался в Ленинграде.
Война выкосила ряды атлетов. Пали на поле брани В.Свечников, И.Масалович, 3.Траугер, В.Порфидов и другие. Многие получили ранения — им необходимо было подлечиться и поправить здоровье. Полностью была разрушена материальная база, созданная ценой огромных усилий. Белорусский помост опустел и осиротел.
20-25 июля 1945 года в Минске состоялась республиканская спартакиада, посвящённая годовщине освобождения нашей земли от фашистских оккупантов. Выступали легкоатлеты, волейболисты, футболисты, велосипедисты. Штанга, давшая республике первых рекордсменов мира, не входила в программу соревнований — состязаться было некому.
У нас осталось только четыре мастера спорта по тяжёлой атлетике — А.Войтик, Е.Григорович, Н.Лапидус (все Минск) и А.Самкович (Гродно). Были они слабыми и полностью растренированными. Например, Григорович, первым освоивший рывок способом "разножка”, имел до войны результат 106 кг. Теперь этот вес Евгений с трудом лишь приподнимал над помостом. Лишь через год сумел зафиксировать 80 кг. Не лучше выглядели и товарищи. Белорусская тяжёлая атлетика была отброшена почти на нулевую отметку. Даже оптимисты считали: понадобятся десятилетия, чтобы она возродилась и вновь заявила о себе.
Жизнь, однако, брала своё. Потянулись к шершавому грифу штанги руки старых спортсменов. Взялись за него и молодые ребята, истощённые войной, "дробненькие", часто болезненные и потому страстно желавшие приобрести силу. В неприспособленных помещениях, в полуразрушенных подвалах снова раздался звон дисков. В 1946 году самые упорные собрались на межведомственное лично-командное первенство республики. Звучало громко. Но на этом "первенстве республики" выступали одни минчане. Из других городов на турнир никто не приехал.
"Мы, — признавался Наум Лапидус, — были очень слабы. Моя сумма полулегковеса (беспрецедентный феномен на более или менее крупных состязаниях. — Э.Я.) оказалась абсолютно лучшей".
Соревнования проходили в зале гимнастики, на пятом этаже института физкультуры. По теперешним меркам — тоже явление недопустимое. Несколько неудачных подходов — и беды не миновать: перекрытия здания не выдержат, катастрофа неминуема.
Вспоминаю последний чемпионат страны в Минске, год 1984-тый. Атлеты получили в своё распоряжение весь Дворец спорта. К их приёму долго и основательно готовились.
— Танк выдержит, — уверенно заявил директор Дворца В.Шилин накануне открытия турнира, прохаживаясь по сцене.
Дня через четыре его настроение круто изменилось. Директор осматривал "поле битвы" с тревогой и растерянностью. В разминочном зале появились трещины: в подвале, находящемся под ним, они приобрели угрожающие размеры. Тревогу внушало теперь и состояние сцены. Её монументальность под ударами многопудовой штанги исчезала на глазах. После закрытия чемпионата Шилин облегчённо вздохнул: наконец-то ад кончился.
Однако в голодном и холодном 1946 году зданию института физкультуры опасность не угрожала. На пятом этаже спортсмены поднимали очень лёгкую штангу. Будучи людьми дисциплинированными, они опускали её на помост бережно и осторожно. Если подход оказывался неудачным, — завхоз ИФК всё равно мог спать спокойно: штанга весила не намного больше, чем хрупкие гимнастки, тренировавшиеся в этом же зале.
Но лиха беда начало. Чем мы хуже минчан? — спросили в Бресте, в Бобруйске, в Минской области и в Пинске. Через год эти города прислали команды на второй чемпионат — в перечисленном порядке они и выстроились в итоговой таблице. Но результаты, результаты... Легчайший вес: Н.Лапидус — 277,5 (86,1 + 83,6 + 107,5); полулёгкий: Е.Григорович — 260 (75 + 80 + 105), лёгкий: А.Верхлин — 300 (92,5 + 90 + 117,5); средний: Я.Опман: 292,5 (90 + 87,5 + 115); полутяжёлый: М.Шапиро: 267,5 (77,5 + 85 + 105); тяжёлый: Н.Антилов — 265 (90 + 75 + 100).
Интересно, а сколько "весили” победы на областных соревнованиях? Нам удалось обнаружить протоколы первенства Брестчины за 1947 год. Легчайший вес: Н.Крупеня — 165 (50 + 50 + 65); полулегкий: С.Виторский — 182,5 (52,5 + 55 + 75); лёгкий: В.Воробьёв — 192,5 (55 + 60 + 77,5); средний: М.Тарасевич — 230 (75 + 65 + 90); тяжёлый: М. Пушкин — 212,5 (65 + 62,5 + 85).
В архивах сохранился ещё один любопытный документ. "Минский областной комитет по делам физкультуры и спорта, — написано в нём, — просит включить в соревнования по тяжёлой атлетике команду борцов". Комментарии, думаю, излишни.
Более чем скромно выглядели результаты наших первых послевоенных чемпионов, порой в полтора раза уступавшие мировым рекордам. До них было дальше, чем до Луны. Высадиться на "луне" — об этом никто не помышлял: отсутствовали и объективные, и субъективные условия. Их предстояло создать путём повседневной, незаметной, черновой работы.
Немногочисленные тренеры и штангисты, руководители спорта послевоенных лет был людьми дела. Они не надеялись на доброго дядю, а сами вытаскивали развалившийся штангистский воз на широкую дорогу. Они работали.
В 1951 году в институте физкультуры создали кафедру тяжёлой атлетики. Первый её заведующий — довоенный чемпион и рекордсмен республики А.К.Самусевич. Не претендуя на всестороннюю оценку деятельности кафедры, отмечу: она сыграла важней роль в подготовке квалифицированных тренеров, без чего выход атлетов на мировые позиции исключён.
Со скрипом, но улучшалась материальная база. Конечно, она была бедна: полуподвальные или подвальные помещения, с одним-двумя помостами да парой старых штанг. В послевоенной жизни такие "залы", однако, воспринимались с энтузиазмом. Есть крыша над головой, есть четыре стены — что ещё надо, если повсюду пепелища и развалины?
В секции штанги потянулась молодёжь. Подрастало, набирало силы новое поколение атлетов.
В 1952 году появились первые мастера спорта, воспитанные после войны; могилевский спортсмен Иосиф Щелкунов и его минский одноклубник Григорий Гольдштейн. Оба выступали в лёгкой категории и "резались" друг с другом насмерть, хотя вне помоста были дружны. Их острая конкуренция материализовались в весьма приличные результаты. Например, рекорд в рывке вырос на 10 кг и стал равняться 115,5 кг. Его уже не стыдно было сравнивать с мировым, до которого оставалось 3-4 килограмма. Белорусская тяжёлая атлетика возрождалась. В течение десяти лет (1946-1955 гг.) атлеты 188 раз обновляли республиканские и четырежды всесоюзные рекорды.
Пиком взлёта стал 1957 год. Об успехе на чемпионате страны уже рассказано. Через несколько месяцев львовяне снова заставили говорить о себе. На Международных дружеских спортивных играх молодёжи в составе сборной СССР выступало трое (из семи) посланцев Белоруссии. Они оказались достойны оказанной чести. В.Турукин и Е.Новиков завоевали "золото", А.Хальфин — "серебро". Это были первые медали, выкованные штангистами республики на официальных международных состязаниях. Это была первая заявка на вступление в мировое атлетическое сообщество.
Чего греха таить: теперь, думалось, расцвет белорусской тяжёлой атлетики уже не за горами. Из грязи да сразу в князи — это вызвало эйфорию. Когда же маятник быстро качнулся в обратную сторону, на смену эйфории пришла растерянность. К началу 1960-х годов о громких успехах штангистов остались одни воспоминания. Республика резко сдала позиции, и мировые рекорды снова отдалились от наших атлетов.
Не следует здесь искать чью-то персональную вину. Пока мы, напрягая последние силы, приближались к мировому "поезду", в нём произошли коренные изменения: старый "паровоз", служивший многие десятилетия, передовые страны заменили на "тепловоз". В силу этого они ушли далеко вперёд, просвет между ними и нами стал расти. Наша методика воспитания атлетов оставалась в плену старых воззрений. Проиллюстрирую отмеченное отдельными моментами из повседневной практики.
Спортсмены тренировались лишь три раза в неделю. Занятия отличались однообразием и прерывались длинными паузами между подходами. Существовало три железных постулата: чтобы много жать, надо жать; чтобы много рвать, надо рвать; чтобы много толкать, надо толкать. Вот атлеты и "жали", "рвали", "толкали", не уделяя внимания вспомогательным упражнениям для развития силы, быстроты, координированности, гибкости.
Всё делалось на глазок. Техника осваивалась по принципу "тяни выше, садись ниже", об использовании кино— и видеоаппаратуры даже не помышляли (хотя бы потому, что таковой не имелось), почти не учитывались психологические и — это особенно мешало росту молодых спортсменов — возрастные особенности.
Выдающиеся результаты мог бы показать, по моему мнению, Гарри Ворона. Однако он лишь однажды дотянулся до шестого места в десятке сильнейших легковесов мира.
Причина в том, что Гарри на несколько лет опередил время: вышел на республиканский уровень по тогдашним меркам слишком рано — в 17 лет стал чемпионом Белоруссии. К этому он не был готов ни физически, ни психологически.
Что касается тренеров, то они не владели методикой занятий с юными спортсменами: её в законченном виде ещё не существовало. Большинство тренеров вообще считало: штанга — возрастной, мужской вид спорта. И юнцов моложе 18 лет подпускать к ней нельзя. Те же, кто осмеливался "подпустить", как это произошло с Вороной, не мудрствовали лукаво, действуя по поговорке: назвался груздем — полезай в кузов. Это означало: взялся за штангу — тренируйся как взрослый мужик.
Лишь "кое-где" и "кое-кто" догадывался, что поговорка эта применительно к юным спортсменам не годится. Увы, черноглазый мальчишка из Шумилина не попал в это "кое-где" и к этому "кое-кому". Его талант сразу же начали эксплуатировать, взяв курс на быстрое достижение результатов. Из мальчишки решили готовить рекордсмена, бойца, лидера — это и помешало ему достичь высот. Но не нужно судить белорусских тренеров строго: у нас начиналась реформа тяжёлой атлетики, начинался критический пересмотр привычных схем и концепций — процесс трудный, противоречивый, сложный, в ходе которого неизбежны потери. Назову лишь некоторые реформаторские шаги.
В 1960 году республиканская федерация пошла на смелый эксперимент — первой в стране отважилась проводить юношеские чемпионаты Белоруссии. 18-летние атлеты получили возможность состязаться друг с другом. На них не давил авторитет ветеранов, они не чувствовали себя на соревнованиях бедными родственниками — и тем самым исключались психологические травмы и комплексы.
Естественно, чтобы соревноваться, надо было тренироваться: секции штанги постепенно омолаживались, а специалисты — хочешь не хочешь — "омолаживали" методику. Аналогичные поиски велись и в некоторых других республиках и в зарубежных странах, прежде всего в Болгарии. Накапливался опыт. Незыблемый тезис о том, что штанга противопоказана подросткам, пересматривался и в конце концов был признан анахронизмом. Пересмотр сопровождался совершенствованием форм тренировок, "приспособленных" специально для юных спортсменов.
Молодые минские тренеры с 1964 года приступи к селекционной работе среди учащихся. По инициативе молодёжного сектора (Б.Левин, О.Михневич) и тренерского совета городской федерации стали налаживаться школьные первенства районов.
Программа состязаний была простой: приседания со штангой на плечах, взятие штанги на грудь, жим лежа. Цель заключалась не в определении "сильнейших", а отборе способных ребят. Эти турниры собирали по 60 мальчишек, многие из которых пополняли секции штанги.
Однако скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Реформаторский процесс шёл медленно, подспудно, был скрыт от глаз болельщиков, да и руководства тоже. Никто не хотел ждать рекордов и побед в будущем, все жаждали иметь их в настоящем. Накопились и среди атлетов отчаянно дерзкие люди, которые бросались на штурм мировых рекордов.
...В Минске уже красовались елочные базары — до Нового 1966 года оставалось менее недели. По улицам разъезжали Дед Мороз со Снегурочкой, радуя детей и взрослых. Город жил ожиданием предстоящего праздника и готовился к нему. Однако командное первенство страны между коллективами спортивных обществ на этом фоне не потерялось. Оно стало заметным событием в жизни белорусской столицы, которая давненько не принимала у себя лучших штангистов страны.
Дворец культуры тракторного завода ежедневно был битком набит болельщиками. Волноваться и переживать им, правда, особенно не приходилось: никто из тяжелоатлетов республики не входил в число лидеров даже ни уровне обществ. Наши "ведущие" пребывали в роли обыкновенных зрителей. Это, естественно, огорчало минчан. Им оставалось утешать себя тем, что среди участников были белорусы по национальности.
В первую очередь склонялась фамилия Виктора Куренцова — уроженца Витебской области. В 1964 году на токийской Олимпиаде он занял второе место, а за полтора месяца до приезда на минский турнир одержал блестящую победу на чемпионате мира в Тегеране.
Привлекал к себе внимание и полутяжеловес Семён Шульжицкий, бывший сильнейший атлет Балтийского флота.
Однако по спортивной линии наши земляки не имели отношения к Белоруссии: Куренцов жил в Хабаровске, а Семён — в Ленинграде, оба отлично выступили за армейскую команду. Куренцов был первым, Шульжицкий — вторым с рекордом страны в толчке. Глядя на них, нам оставалось с сожалением вздыхать и повторять старую поговорку: нет пророка в своём отечестве.
Соревнования шли обычным чередом. Блистательных результатов никто не показывал: как-никак был конец сезона, спортсмены устали, они думали больше о будущем. На пятый день по залу неожиданно пронеслось волнение, вызванное сенсационными слухами: белорусский спартаковец Роман Фельдман якобы предпримет попытку установить мировой рекорд в жиме.
— Это серьёзно? — спросил я у спартаковского тренера Г.Миннуллина.
— Вполне, — коротко ответил он.
Роман был чемпионом республики, но его результаты, как и всех белорусских атлетов, не "смотрелись" на фоне всесоюзных достижений. И вдруг... мировой рекорд? Вот это да!
Полусредневесы — и Куренцов в их числе — закончили жим, когда судья-информатор попросил установить на штангу 149,5 кг.
— Уважаемые болельщики! — торжественно объявил он. — Вес снаряда, который вы сейчас видите перед собой, на полкилограмма превышает существующий мировой рекорд. К штанге приглашается Роман Фельдман, выступающий в личном зачёте.
Сотни глаз с надеждой сфокусировались на невысоком атлете. Его лицо пылало от волнения. Позже Роман рассказывал, что в тот миг не видел ни зала, ни судей, ни ассистентов. Даже штанги не видел. Но тренеры потёрли виски нашатырным спиртом, дали понюхать ватку, обильно смоченную им, и всё вокруг прояснилось.
— Давай, Рома! — легонько подтолкнул спортсмена Миннуллин.
По-видимому, Фельдман не сумел как следует настроиться на схватку. И потому первый подход выполнил неуверенно: даже не поднял штангу на грудь. Его "команда" забегала, заволновалась, засуетилась. Посыпались советы и подсказки, хотя каждый понимал, что проку от них ровным счётом никакого: спортсмен их попросту не воспринимает.
— Давай, Рома! — повторил свой призыв Миннуллин.
— Не бойся! Тракторный завод с тобой! Поможем! — выкрикнул из зала какой-то озорник.
В следующей попытке оплошность была исправлена: атлет способом "низкий сед" взял снаряд на грудь, но встал с ним с большим трудом. Стартовое положение для выполнения жима принял – но, чувствовалось, был он уже изрядно обессиленным.
Судья дал хлопок ладонями — сигнал, позволяющий начинать упражнение. Я находился на сцене сбоку от помоста, и хорошо видел, как лицо Романа исказила судорога отчаянно-яростного напряжения мышц и воли; он стремился сделать невозможное.
Штанга дрогнула и отделилась от груди. Мировой рекорд нехотя пополз вверх. Дрожала штанга. Трепетала каждая мышца. В ответственнейшее мгновение, когда решалось — кто кого? — человек не сплоховал, не струсил, не смалодушничал. Штанга заставила его в последнем сверхусилии резко отклониться назад, сделать почти полумост. Страшный это был миг. Казалось, 9-пудовая громадина переломает сейчас храбреца и, когда он рухнет, раздавит его.
Человек не рухнул. Человек распрямился. Мировой рекорд покоился на его руках.
— Ура! — загремело во Дворце. Ликованию публики не было предела. Незнакомые люди, охваченные одним порывом, обнимались и целовались. Восторженный взрыв подействовал и на внешне беспристрастных арбитров. Судьи международной категории К.Назаров, И.Крылов и А.Костин, опытнейшие неприступные волки, быстро переглянулись друг с другом и, чуть-чуть поколебавшись, зажгли белый свет. Вес был засчитан. Теперь "ура" прогремело в честь представителей тяжелоатлетической Фемиды.
Судейская пантомима возникла не случайно: смущало чрезмерное отклонение туловища спортсмена, допущенное в заключительной фазе жима, и другие малозаметные погрешности, не "проскочившие" мимо глаз арбитров.
Но разве они не люди? Разве они отгорожены от ликующего зала звуконепроницаемой стеной? Разве им хочется своим "казенно-бюрократическим решением" испортить праздник, который много-много лет ждали в Минске, и потеряли надежду, что когда-нибудь его дождутся? Да и нарушения относятся к разряду тех, которые можно трактовать по-разному. Короче, судьи пошли навстречу спортсмену и зрителям.
Через три недели, 19 января 1966 года, в "Советском спорте" появилась статья под "страшным" заголовком "Свидетель обвинения". Её автор, кандидат педагогических наук, заведующий научной лабораторией Латвийского института физической культуры Мидхат Шакирзянов утверждал: Фельдман выполнил упражнение с нарушением правил. Это иллюстрировалось соответствующей кинограммой и циклограммой (последняя запечатлевает путь штанги в пространстве). "Прокурор" был прав, спорить и протестовать не имело смысла.
Роман некоторое время ходил как в воду опущенный, но что поделаешь? — такова спортивная жизнь. Похандрил недельку — и хватит, приступай к работе. Из своего неудачного рекордсменства Фельдман драмы не строил; ещё несколько лет активно занимался штангой, побеждал на чемпионатах республики, выступал на всесоюзных соревнованиях.
Настоящую драму — не спортивную, но чисто человеческую он, по-видимому, пережил спустя почти четверть века.
Комментариев нет:
Отправить комментарий