Открыла... Прошедшее время... Неужто нынче, повторись обстоятельства, ты отказался бы предпринять последнюю попытку? Неужто раскис и сдался бы? Исключено! Тогда почему тебе нынче кажется море с овчинку? Почему тебя до тошноты, до потери сознания укачала андерсоновская буря? Почему ты позволил себе превратиться в рундук костей и готов бежать от "позора" на край света? От правды не убежишь, не спрячешься, не ляжешь на дно. А правда такова: ты, моряк Новиков, сдрейфил, ты хочешь оставить поле боя. Не оправдывайся — аргументы насквозь фальшивы.
Да, Андерсон силён невероятно. Да, это "чудо природы". Да, он молод, а ты, по спортивным меркам, старик. Да, да, да... Но если ты убежишь, то каково будет Лёше Медведеву? Если мы оба убежим — каково будет молодым? Ведь Пауль напугал молодёжь, и надо, чтобы она избавилась от страха, надо, чтоб она видела: с Андерсоном борются, его не боятся. Покинуть поле боя — нет большего позора для фронтовика, большего предательства тоже нет. Выход один: сражаться до последнего патрона, пасть лицом вперёд.
Однако почему столь мрачно и выспренно — пасть? Спорт — не война. Не надо падать, надо взять себя в руки и тренироваться, тренироваться. "Воля и труд человека дивные дела творят" — забыл что ли эти стихи? Воля и труд — они помогут тебе во второй раз открыть люк: на этот раз люк большого спорта, люк немыслимых для тебя результатов.
Уже светает? Наступает новое утро — оно мудренее вечера. Забудь о вечере, встречай утро!
Какое это великое дело — цель, воодушевляющая сильных людей. Словно вторую молодость обрёл 31-летний Новиков. Молодость не "зеленую", а золотую. "Слегка нарочитый блеск” внешне немножко померк, потерял два первых слова, уступив свою яркую эффектность безыскусности и сдержанности. Высокое самолюбие, закалённое и отшлифованное в житейских бурях и штормах, обрело рыцарскую утончённость. Но на помосте она, юность, возвращалась с той, далекой и неповторимой "морской душой".
Между Новиковым и зрителями на любых соревнованиях сразу возникал эмоциональный контакт, обратная связь. Где он ни выступал бы — дома ли, в чужих стенах ли, — зрители болели за него, потому что этот атлет вызывал у них симпатию. Какая разница, сколько килограммов стоит на штанге, если большой-пребольшой человек устраивает маленький праздник? Евгений не просто поднимал штангу, а выражал богатый внутренний мир "морской души", создавая на помосте возвышенный и романтичный образ, как это делает характерный талантливый артист в любимой им роли.
Впрочем, почему "как"? Новиков и был талантливым актёром "атлетического" театра. Невозможно забыть его рывок, хотя в этом упражнении он, с точки зрения результата, и не блистал. Создавалось впечатление, что тяжеленная штанга потеряла вес — настолько непринуждённым, по-своему элегантным, даже изящным было движение атлета. В какое-то мгновение он напоминал гигантскую птицу, которая вот-вот оторвётся от земли и, набрав высоту, воспарит ввысь.
Я подумал об этом, и память сразу выхватила из дымки 1961 года конкретный эпизод. По манежу республиканского Дома физкультуры (сколько раз мы уже вспоминали его!) была разлита взволнованная, праздничная торжественность — шла матчевая встреча между сборными Белоруссии и Польши. Команда гостей представляла собой созвездие блестящих имен. Победитель Олимпиады в Риме (1960 г.), рекордсмен и чемпион мира в полутяжёлой категории Иренеуш Палински: эстет помоста, чемпион мира Вальдемар Башановски, начавший в 1961 году триумфальное шествие в лёгкой категории (в Минске Вальдемар не выступал), экс-чемпион мира, полулегковес Мариан Зелински. От этих фамилий у болельщиков, ещё неизбалованных телевидением, слегка кружится голова.
Наша команда рядом с гостями выглядела скромно. Лишь Новиков имел громкий титул, но за четыре года он уже "потишал", а его обладатель готовился к окончательному спортивному финишу: сегодняшние соревнования были одними из последних. Остальные — Валерий Зюкин, Арам Григорян, Гарри Ворона, Григорий Гольдштейн, Сулейман Конопацкий, Александр Стадлер хорошо известны, — но, увы, только у нас дома, в республике.
Наша команда хорошо подготовилась к матчу, она рассматривает его как главный турнир сезона, горит желанием не осрамиться перед зрителями и перед знаменитыми гостями.
— Будем упираться, — шепнул мне Ворона, когда спортсмены после торжественного представления с букетами цветов направлялись в разминочный зал.
Соревнования приближались к завершению. "Женя, родной, на тебя смотрит Беларусь!" — взывал зал к Новикову, от которого зависело, какая команда победит. А у Жени, как на зло, застопорился рывок.
"Чего доброго схватит "баранку"", — запаниковали болельщики. Третья попытка — штанга, под которой распластался спортсмен, оказалась на прямых руках. В то мгновение у меня и возник образ гигантской могучей птицы. Думаю, не у меня одного…
Однако я несколько опередил события. Надо всё-таки вернуться на четыре года назад, в майский цветущий Львов, где Новиков набрал максимальную высоту.
К этому времени в штанге произошли и продолжали происходить крупные изменения. Неожиданно закатилась ослепительная звезда Андерсона. После Олимпиады-1956, которую он выиграл с величайшим трудом и с относительно невысоким для себя результатом (500 кг в сумме), Пауль подался в профессионалы. Помост остался без короля, его достижения стояли пока неприступной крепостью. Им, однако, оставалось жить недолго. Скоро с ними расправится Юрий Власов — атлет нового типа. Пока он только пробовал голос – и тот был пока ломким, "мальчишеским".
Бремя лидерства легло на ветеранов — на Медведева и на Новикова. Им-то и предстояло выяснять отношения во Львове. Алексей уже четырежды владел званием чемпиона страны и был не прочь "округлить" число. Он находился на подъёме. Полгода назад даже опробовал в далеком Мельбурне олимпийский помост. Правда, после официального турнира, на вечере побития рекордов. Лучший советский "тяж" выглядел совсем неплохо. В таблицу рекордов СССР были внесены три поправки: в жиме — 165 кг, в толчке — 182,5 кг, в сумме многоборья — 485 кг. Собери он эти килограммы на "законных" состязаниях — быть бы ему бронзовым призёром Олимпийских Игр
"Вечно второй" Новиков в жиме демонстрировал высокие результаты и без устали "пахал" на тренировках, исправляя изъяны в технике рывка и толчка.
Сегодня или никогда! С этим настроением он начал соревнования во Львове. В жиме зафиксировал 167,5 кг — на 7,5 кг больше, чем год назад на Спартакиаде народе СССР — и захватил лидерство. Медведев, непроницаемо спокойный, уверенный, и бровью не повёл — отыграюсь рывке: во втором упражнении он был сильнее Новикова. Сильнее оказался и на этот раз. Однако не настолько, насколько рассчитывал. Ему удалось лишь догнать соперника.
Новиков приготовил сюрприз — отличный толчок: в этом движении он добился удивительного прогресса: атлету покорились 187,5 кг. Ни в Союзе, ни в Европе такого веса ещё не поднимал никто. Только американец Н.Шемански и великий Пауль Андерсон справлялись с ним. Сумма у Евгения получилась отменная: 492,5 кг. Она выводила нашего богатыря на третью позицию в мире: впереди стояли аргентинец У.Сельветти и, конечно, всё тот же славный "бэби" из США.
Медведев и Новиков не дотянулись до уровня Андерсона. На их долю выпала иная миссия, трудная и благородная: прикрыть молодёжь, уберечь её от психологических травм (что произошло в США), дать время окрепнуть её крыльям, поверить, что рекорды "чуди XX века" отнюдь не вечны, а преходящи, что они лишь веха в постоянном поступательном движении спорта вообще и тяжёлой атлетики в частности.
Как это ни парадоксально на первый взгляд, великий Андерсон подвёл штангу к кризису, "напугав” людей своими фантастическими для той поры достижениями. Алексей и Евгений не дали кризису развиться, эти два мужественных человека поставили на его пути преграду. Не потому ли после Андерсона на американской земле – этой своеобразной колыбели богатырей — не выросли атлеты, равные ему по спортивной масштабности, зато в России, на Украине и в Белоруссии выросли?
На мой взгляд, у нас есть все основания, не забывая о других факторах, дать утвердительный ответ на этот вопрос.
Сборные команды нашей республики и Грузии — участники первенства страны в Ашхабаде, жили в одной гостинице. Штангисты быстро сдружились.
Белорусы приехали в столицу Туркмении раньше других — за две недели до соревнований — и на правах старожилов знакомили новых товарищей с городом.
Был конец декабря, погода стояла отличная — как у нас в золотом сентябре, спортсмены ходили в светлых костюмах, а Геннадий Рябоконь — в белой рубашке с закатанными рукавами.
— Гена, дорогой, боюсь, ты простудишься и придётся тебе пить анальгинчик, — стращал его весёлый, общительный, разговорчивый Дито Шанидзе из грузинской команды.
— Не дрейфь, Диточка, — отшучивался Рябоконь. — Я уже запамятовал, когда простуживался в последний раз и употреблял анальгинчик. Не помню, что это за штукенция такая и с чем ее едят.
— Какой я перестраховщик, какой я перестраховщик... — артистически хватался за голову Шанидзе. — Прости, дорогой, я тоже запамятовал — ты же у нас лесоруб.
— Совершенно верно, — подтверждал Рябоконь. — Мы, лесорубы, — народ северный... Ничего не боимся…
— А мы — народ южный, как и вы, народ северный, также ничего не боимся, — хохотал Шанидзе.
— Прекрасно, Диточка, а теперь давай-ка, друг собирайся на тренировку, хватит прохлаждаться.
— Слушаю-с, господин лесоруб!
Геннадий, действительно, начиная с 11 лет (!), зимой и летом работал на лесозаготовках. Нынешние папы и мамы, имеющие детей такого возраста, наверное, упадут и обморок, если им сказать, что их "ребенок" в морозный или, наоборот, в жаркий день с утра до вечера, наравне со взрослыми мужчинами, будет вкалывать с пилой или с топором в руках.
Сегодня это исключено. А сорок лет назад подобные факты были не в диковинку: шло невероятно трудное послевоенное время. Ещё "невероятнее" было семьям, кормильцы которых сложили голову на поле брани.
Отец Геннадия, Фёдор Григорьевич Рябоконь, начальник пограничной заставы, погиб ровно через месяц после начала Великой Отечественной — 22 июля 1941 года. Помыкала горя мать с двумя детьми в войну, изведав и дыхание смерти, и одну картофелину на троих, и горький, как теперь говорят, статус беженцев. Освободилась республика — семья возвратилась домой: на станцию Бигосово, недалеко от Верхнедвинска.
Геннадий впрягся в лямку вместо матери — до каждого двора доводилось задание "по заготовке леса для Родины". Мать была слабой, одиннадцатилетний сын — спасибо природе! — не по годам крупным и сильным. Кому ехать в лес? Для Генки этого вопроса не существовало. Он полюбил лес, его людей, их образ жизни, манеру общения между собой.
В лесу всё было открыто, все на виду. Ты — также на виду. В лесу не схитришь, не схалтуришь, не слукавишь. Твоё достоинство, твоя самоценность измеряются одним — трудом. Если ты старателен, тебе простят твою 11-летнюю слабость. Если ты силен, каким был Рябоконь в 14-15 лет, и ты добровольно берешься за комель, тебе посоветуют не горячиться, но тебя зауважают, не превратят в мальчика на побегушках, будут относиться как к равному.
Трудно сказать, каким образом Шанидзе выведал о "лесозаготовительных" фактах из жизни Рябоконя.
— Разве ты не знаешь? — удивился Дито. — Плохо, дорогой, ай как плохо! Забыл ты, дорогой, что земля слухом полнится. У нас, в Грузии, о хорошем человеке знают всё. А Гена, твой земляк, хороший человек. Понял, дорогой?
Я не хотел огорчать милого грузина и "подводить" Рябоконя — последний как раз побаивался простуды, хотя и щеголял в Ашхабаде в белой рубашке. Однажды простуда чуть не вогнала его в гроб.
Закончив восемь классов, Геннадий вознамерился поступить в Ленинградское речное училище. В мечтах часто видел себя капитаном белоснежного, как чайка, теплохода, летящего по глади Днепра или Волги. Был однако, согласен и на Западную Двину.
Полный радужных надежд отправился к невским берегам. Отыскал техникум, потолкался среди "абитуров”, получил информацию, и сердце ушло в пятки: 20 человек на одно место. Расстроился, забрал документы, с горя пошел куда глаза глядят. А глядели они, как это ни странно, на стадион, где тренировались метатели. С полчаса наблюдал за ними несостоявшийся капитан-речник, не подозревая, что за ним за самим следит тренер легкоатлетов. По-видимому, узрел в грузноватом плечистом незнакомце перспективного дискобола ю толкателя ядра.
— Слушай, парень, сдается мне, что у тебя кошки на душе скребут. Угадал? — обратился он к Рябоконю.
— Угадали.
— А в чём дело?
Геннадий второпях рассказал о "кошках”.
— Не вешай носа. Следуй за мной.
— Куда?
— Следуй, потом разберёмся.
По пути познакомились. Фамилия тренера была Худолеев (имя, отчество сейчас Рябоконь не помнит) он работал в техникуме физкультуры.
— Поступай к нам, не пожалеешь. Сделаю из тебя отличного метателя, — предложил Худолеев.
— Но...
— Не тушуйся, "но" беру на себя.
Тренер привёл Геннадия к директору техникума — высокому, широкоплечему, спортивного вида мужчине.
— Хочет учиться у нас, увлекается толканием ядра, — представил Худолеев своего протеже.
— Прекрасно. Такие экземпляры нам подходят, — удовлетворённо кивнул директор, оценивающим взглядом окинув молодого незнакомца.
Далее события развивались по неожиданному сценарию. Узнав, что Геннадий не мастер спорта и даже не перворазрядник, а только скромный значкист ГТО, директор метнул гром и молнию в сторону преподавателя. Рябоконь благоразумно натянул шапчонку на голову, опасаясь, что рассвирепевший начальник выставит обоих за дверь. Почувствовал это, наверное, Генкин покровитель. Чтоб смягчить праведный гнев руководства, сделал ход конем.
— При чём тут разряды? — удивился он. — Разве я говорил о каких-то несчастных разрядах? Я говорю том, что он сильнее любого разрядника. Не верите — попытайтесь положить его руку. Сомневаюсь, что это вам удастся.
— Ах, так! — взыграло ретивое у директора. — Садись, — приказал он, сбрасывая пиджак. — Положишь мне руку — зачисляю тебя в техникум.
— Давай, — подтолкнул тренер вконец растерянного Рябоконя.
Рябоконь иногда боролся с друзьями на руках (теперь это официальный вид спорта — армрестлинг). Клал, как детей. Но здесь... Садиться или не садиться? Э-э, елки зелёные, где наша не пропадала...
Сели, сцепились, напряглись, у обоих вздулись жилы ид шее и лбу, и... рука директора дрогнула, не выдержала "лесорубского" напора, склонилась перед ним. Многозначительно помалкивал преподаватель, конфузился директор, смущенно улыбался победитель. К чести побеждённого, тот сдержал слово, оказав "моральную поддержку" хлопцу с Витебщины.
Лучше бы он проиграл директору схватку... Огромная беда свалилась на Геннадия. Поехали в колхоз на картошку. Не знавший до того никаких болезней, он в деревне простудился, хотел перенести "пустяк" на ногах и жестоко поплатился за юношеское легкомыслие. Тело сплошь покрылось чиряками (46 штук), а потом — удар по суставам: деформирующий ревматический полиартрит — почти полгода пролежал в больнице.
В Ашхабаде сборная Белоруссии в составе В.Зюкина, В.Исакова, А.Ковалевского, Р.Фельдмана, Л.Левоцкого, Г.Симонова, А.Лобачёва и Г.Рябоконя напомнила, что "были когда-то и мы рысаками", заняв четвёртое место. Лучше всех в команде финишировал капитан: бронзовый призёр плюс новый рекордсмен республики в сумме — 510 кг. К завершению соревнований очень кстати подоспело приятное событие из другой "оперы" — старшему тренеру Г.Миннуллину исполнилось 35 лет. Конечно, эту дату решили отметить.
Вечером белорусы и грузины собрались за праздничным столом, накрытым в гостиничном номере. Имениннику преподнесли цветы и подарок (сбросились по-братски), Геннадий произнёс поздравительную речь, дружно поаплодировали. Каюсь, большими грешниками мы оказались: стол у нас получился не безалкогольным. Почему-то этого никто не "замечал". Самым зорким оказался Шанидзе, который припоздал на пяток минут.
— О, я вижу, здесь настоящий бал! — восхищённо воскликнул Дито, переступив порог "банкетного" зала. Дорогие братья, примите и меня в свою компанию.
Шанидзе торжественно развернул газету, и мы увидели необыкновенный сосуд. Широкий и плоский внизу, увенчанный длинным тонким горлышком, он бы покрыт нежной плесенью, напоминающей мягкую благородную седину. Кое-где плесень, путешествуя из Грузии в Туркменистан, повредилась, стекло сосуда матово светилось, излучая розоватый свет.
— Это вино делал дедушка моего отца, — ко всеобщему восторгу возвестил Шанидзе. — Сегодня мы выпьем его за нашу дружбу. Согласны? I
Подняли рюмки, повторили — пошла оживленная гомонка. Симонов взял гитару.
— Споём, тёзка, — предложил он Рябоконю.
— Споём, — охотно согласился тот.
Симонов тронул струны. Полилась мягкая, немного грустная мелодия. "Не шукай ты мяне сярод жытнiх палёў" — полился густой бас Рябоконя.
Долго в тот вечер в номере ашхабадской гостиницы звучали белорусские, грузинские, русские песни. Удивительно: никто из соседей не стучал в стенку с требованием "прекратить это безобразие".
Как водится у нас, не удержались участники "бала" и от обсуждения серьезных тем. Итоги чемпионата были скрупулёзно проанализированы под самыми неожиданными ракурсами. Объединяла их одна мысль: и белорусская, и грузинская команды в Ашхабаде недобрали много очков, иначе...
— Не будем, ребята, махать кулаками после драки, — тактично прервал "аналитиков" Рябоконь. — Каждый может себя показать. Я, например, собираюсь сделать "международника".
— Ловлю на слове! — крикнул Миннуллин.
— Лови, Геннадий Хатыбович, — отпарировал под аплодисменты оратор.
Небольшое пояснение. В 1966 году в СССР учредили новое звание — мастер спорта международного класса. Нормативы, которые требовалось выполнить для его получения, были очень высокими. Для штангистов тяжёлого веса, например, он равнялся 540 кг в сумме троеборья — на 2,5 кг больше, чем результат вице-чемпиона того же года на первенстве мира. В остальных категориях дело обстояло аналогичным образом.
Атлетов подобного класса в Белоруссии не было. Не было, казалось, и реальных претендентов на новый, весьма почётный спортивный титул. Заявление Рябоконя, пусть и сделанное в узком товарищеском кругу, приобрело для нас характер сенсации. Мы прекрасно знали: ни при каких обстоятельствах Геннадий слов на ветер не бросает. Его неожиданная "декларация" — отнюдь не импульсивный порыв, а итог долгих раздумий. Уж кто-кто, но капитан сборной наверняка семь раз отмерил, прежде чем сегодня, при всем честном народе, отрезал.
Рябоконю шел 29-й год. К лучшему результату в сумме троеборья требовалось добавить как минимум 30 кг — в среднем по 10 кг в каждом движении. Задача трудная. Путь предстоял длинный, дорога ожидала тернистая.
Поразительный это феномен — беспроволочный телеграф! Не успела команда прилететь из Ашхабада и разъехаться по домам, а информация о нашем бале уже распространилась по Минску. У главпочтамта меня окликнул Д.М.Шандарович — бывший многолетний старший тренер сборной республики по штанге, а ныне работник Спорткомитета.
— Это правда, что Рябоконь собирается делать международника? — осведомился он.
— Правда.
— Гляди-ка, какой отчаянный парень... — с изрядной дозой удивления прокомментировал он услышанное — Но он, поверь мне, добьётся своего.
Шандарович знал, что говорил. Он был первым специалистом, который познакомился с Геннадием. Ещё подростком юный лесоруб написал письмо в "Физкультурник Белоруссии": я сильный, хочу заняться штангой, помогите. Письму, представьте, дали ход. Автора пригласили в Минск. "Просматривал" его Шандарович. Выдающихся результатов 14-летний витебчанин не показал: одно дело — комель дерева в лесу, другое — гриф штанги на помосте. Давид Михайлович посоветовал носа не вешать, о штанге забыть, а заняться каким-либо другим видом спорта. Лучше всего метаниями — там пока твоё место (это был разумный совет, и Геннадий до сих пор с благодарностью вспоминает его).
Метания и стали предметом специализации Рябоконя в Витебском техникуме физкультуры, куда он, выздоровев, перевёлся из Ленинграда, и в Смоленском ИФК, куда он поступил, закончив среднее специальное учебное заведение.
Рябоконь был разносторонним легкоатлетом — одинаково успешно толкал ядро, метал молот и диск: в каждой дисциплине достиг уровня кандидата в мастера спорта. Думаю, он пошел бы далеко, не исключено, даже дальше, чем в штанге, если бы не Костылев — знаменитый в недалеком прошлом легковес, первый и единственный чемпион мира из всех смоленских спортсменов.
Николай как спортсмен обладал высочайшим мастерством. В 1955 году, победив на первенстве мира в Хельсинки, посланец древнего русского города был признан самым техничным и элегантным спортсменом турнира. Ему вручили специальный приз президента Финляндии Кекконена.
Изумителен по красоте и совершенству был рывок Костылева способом "ножницы" (сейчас им практически уже не пользуются). Восемь рекордов мира установил выдающийся мастер — и семь в этом движении. Он-то и уговорил метателя перейти к штангистам, разбудил в Рябоконе мальчишку, который ездил "на просмотр" в Минск, разбудил в нём спортивную любовь. Безответная, сейчас она проснулась и запылала с новой силой.
— Что ты делаешь, черт тебя побери? Ты ведь умный парень, — хватались за голову метатели, — у нас ты без пяти минут мастер спорта, в недалекой перспективе чемпион России, а там — зеленый новичок, салага. Где разум, где логика, Гена?
Один из лучших студентов курса прекрасно понимал, что приятели-метатели правы на сто процентов. Но... Наверное, это был единственный случай в его жизни, когда он не послушался голоса разума, логики. Послушался голоса любви. А у нее свой разум и своя логика.
Благодаря метаниям Рябоконь создал отличную скоростно-силовую базу — "мотор" для успехов в тяжёлой атлетике. Новичок, однако, есть новичок. Начинай с азов: ноги на ширине плеч, натяни спинку, расслабь руки, штангу тяни ногами... Пока бывший "молотобоец" и дискобол осваивает эти премудрости, пока он изучает тяжелоатлетический букварь, пока выполняет нормы третьего, второго и первого разрядов, давайте возвратимся в Белоруссию и посмотрим на помост. В данном случае нас интересует тяжёлая категория, с который связаны лучшие достижения штангистов республики.
Бедновато и бледновато выглядит помост без Новикова. Увы, достойной смены ему не нашлось. Лучше других смотрелся спартаковец В.Сочивко. Но ему было уже около тридцати. Надеяться на то, что Владимир встанет вровень с лучшими атлетами страны, не приходилось. В тяжёлую атлетику он пришёл поздно — сначала занимался классической борьбой, а на штангу его перетянул Шляс. Трудно сказать: удачным или нет был этот вариант. Сам Сочивко об "измене" борьбе не жалел и, как мог, служил "Спартаку" и республике.
Владимир был (и остался) весёлым добряком, любящим и понимающим шутку. Иногда отдельные остряки этим даже злоупотребляли. Володя снялся в нескольких фильмах — роли были эпизодические. Зритель их не заметил, а для штангистов его участие в картинах стало предметом безобидных подначек.
— К штанге приглашается Владимир Сочивко, — нередко возвещал на соревнованиях судья-информатор. Следовала короткая пауза, после которой торжественно звучало: — "Спартак", мастер спорта, известный белорусский киноактёр.
Известный белорусский киноактёр, встречаемый аплодисментами, нюхал солидную порцию нашатыря, встряхивал блондинистой кучерявой головой и энергично направлялся к помосту. Как ни силился, но улыбка светилась на его лице. "Ну, что ты возьмешь с эти чудаков, — без труда прочитывалась она. — Простим им шуточки — пусть люди тешатся".
Великолепный парень был Сочивко. Всем взял: и ростом, и статью, и характером — мы искренне сожалели, что его имени нет среди ведущих "тяжей" страны. Пробиться в их число было трудно. Богатырская категория переживала расцвет. Москвича Юрия Власова, открывшего новую эру в истории штанги, сменил украинский колосс Л.Жаботинский. В.Андреев из Луганска и С.Батищев из Донецка надёжно прикрывали тылы лидера. Говорили, что в том же Луганске скоро появится ещё один "пятисотник" — Г.Дьяченко, а в Таллине — О.Коол.
Белорусам же ничего не светило. Даже результаты Новикова десятилетней давности были не по плечу его преемникам. У нас наблюдался регресс, откат. Это больно било по самолюбию спортивной общественности. Требовались срочные практические меры, чтобы как-то поправить положение. Наиболее расторопными и предприимчивыми оказались спартаковцы.
К середине 60-х годов у них сложились крепкие связи с одноклубниками из Смоленска. Регулярно проводились товарищеские встречи, спортсмены, тренеры и руководители общества были хорошо лично знакомы между собой. Это приносило обоюдную пользу. Но, честно говоря, белорусская чаша перетянула российскую. Именно в Смоленске мы нашли тяжеловеса, принявшего новиковскую эстафету. Догадаться, кто он, нетрудно — Геннадий Рябоконь.
Пока белорусские специалисты мечтали о талантливом самородке, пока пробовали на роль лидера нескольких тяжеловесов, витебский богатырёк превратился л смоленского богатыря. Менее чем за три года от новичка вырос до мастера спорта. А как раздался вширь! А как возмужал!
На очередной матчевой встрече спартаковцев в Минске он предстал перед зрителями очень эффектно. Помню, вышел на помост — четырёхметровый квадрат словно сузился в размерах. Когда встал над штангой, она как бы утратила свою громоздкость.
— О-о-о! — раздался удивлённый и восхищённый мальчишеский голос.
Геннадий услышал это красноречивое "о" и, взглянув в зал, улыбнулся: мол, ничего не поделаешь — такой уж я уродился, большой и широкий. Принимайте, какой есть.
Да, Андерсон силён невероятно. Да, это "чудо природы". Да, он молод, а ты, по спортивным меркам, старик. Да, да, да... Но если ты убежишь, то каково будет Лёше Медведеву? Если мы оба убежим — каково будет молодым? Ведь Пауль напугал молодёжь, и надо, чтобы она избавилась от страха, надо, чтоб она видела: с Андерсоном борются, его не боятся. Покинуть поле боя — нет большего позора для фронтовика, большего предательства тоже нет. Выход один: сражаться до последнего патрона, пасть лицом вперёд.
Однако почему столь мрачно и выспренно — пасть? Спорт — не война. Не надо падать, надо взять себя в руки и тренироваться, тренироваться. "Воля и труд человека дивные дела творят" — забыл что ли эти стихи? Воля и труд — они помогут тебе во второй раз открыть люк: на этот раз люк большого спорта, люк немыслимых для тебя результатов.
Уже светает? Наступает новое утро — оно мудренее вечера. Забудь о вечере, встречай утро!
Какое это великое дело — цель, воодушевляющая сильных людей. Словно вторую молодость обрёл 31-летний Новиков. Молодость не "зеленую", а золотую. "Слегка нарочитый блеск” внешне немножко померк, потерял два первых слова, уступив свою яркую эффектность безыскусности и сдержанности. Высокое самолюбие, закалённое и отшлифованное в житейских бурях и штормах, обрело рыцарскую утончённость. Но на помосте она, юность, возвращалась с той, далекой и неповторимой "морской душой".
Между Новиковым и зрителями на любых соревнованиях сразу возникал эмоциональный контакт, обратная связь. Где он ни выступал бы — дома ли, в чужих стенах ли, — зрители болели за него, потому что этот атлет вызывал у них симпатию. Какая разница, сколько килограммов стоит на штанге, если большой-пребольшой человек устраивает маленький праздник? Евгений не просто поднимал штангу, а выражал богатый внутренний мир "морской души", создавая на помосте возвышенный и романтичный образ, как это делает характерный талантливый артист в любимой им роли.
Впрочем, почему "как"? Новиков и был талантливым актёром "атлетического" театра. Невозможно забыть его рывок, хотя в этом упражнении он, с точки зрения результата, и не блистал. Создавалось впечатление, что тяжеленная штанга потеряла вес — настолько непринуждённым, по-своему элегантным, даже изящным было движение атлета. В какое-то мгновение он напоминал гигантскую птицу, которая вот-вот оторвётся от земли и, набрав высоту, воспарит ввысь.
Я подумал об этом, и память сразу выхватила из дымки 1961 года конкретный эпизод. По манежу республиканского Дома физкультуры (сколько раз мы уже вспоминали его!) была разлита взволнованная, праздничная торжественность — шла матчевая встреча между сборными Белоруссии и Польши. Команда гостей представляла собой созвездие блестящих имен. Победитель Олимпиады в Риме (1960 г.), рекордсмен и чемпион мира в полутяжёлой категории Иренеуш Палински: эстет помоста, чемпион мира Вальдемар Башановски, начавший в 1961 году триумфальное шествие в лёгкой категории (в Минске Вальдемар не выступал), экс-чемпион мира, полулегковес Мариан Зелински. От этих фамилий у болельщиков, ещё неизбалованных телевидением, слегка кружится голова.
Наша команда рядом с гостями выглядела скромно. Лишь Новиков имел громкий титул, но за четыре года он уже "потишал", а его обладатель готовился к окончательному спортивному финишу: сегодняшние соревнования были одними из последних. Остальные — Валерий Зюкин, Арам Григорян, Гарри Ворона, Григорий Гольдштейн, Сулейман Конопацкий, Александр Стадлер хорошо известны, — но, увы, только у нас дома, в республике.
Наша команда хорошо подготовилась к матчу, она рассматривает его как главный турнир сезона, горит желанием не осрамиться перед зрителями и перед знаменитыми гостями.
— Будем упираться, — шепнул мне Ворона, когда спортсмены после торжественного представления с букетами цветов направлялись в разминочный зал.
Соревнования приближались к завершению. "Женя, родной, на тебя смотрит Беларусь!" — взывал зал к Новикову, от которого зависело, какая команда победит. А у Жени, как на зло, застопорился рывок.
"Чего доброго схватит "баранку"", — запаниковали болельщики. Третья попытка — штанга, под которой распластался спортсмен, оказалась на прямых руках. В то мгновение у меня и возник образ гигантской могучей птицы. Думаю, не у меня одного…
Однако я несколько опередил события. Надо всё-таки вернуться на четыре года назад, в майский цветущий Львов, где Новиков набрал максимальную высоту.
К этому времени в штанге произошли и продолжали происходить крупные изменения. Неожиданно закатилась ослепительная звезда Андерсона. После Олимпиады-1956, которую он выиграл с величайшим трудом и с относительно невысоким для себя результатом (500 кг в сумме), Пауль подался в профессионалы. Помост остался без короля, его достижения стояли пока неприступной крепостью. Им, однако, оставалось жить недолго. Скоро с ними расправится Юрий Власов — атлет нового типа. Пока он только пробовал голос – и тот был пока ломким, "мальчишеским".
Бремя лидерства легло на ветеранов — на Медведева и на Новикова. Им-то и предстояло выяснять отношения во Львове. Алексей уже четырежды владел званием чемпиона страны и был не прочь "округлить" число. Он находился на подъёме. Полгода назад даже опробовал в далеком Мельбурне олимпийский помост. Правда, после официального турнира, на вечере побития рекордов. Лучший советский "тяж" выглядел совсем неплохо. В таблицу рекордов СССР были внесены три поправки: в жиме — 165 кг, в толчке — 182,5 кг, в сумме многоборья — 485 кг. Собери он эти килограммы на "законных" состязаниях — быть бы ему бронзовым призёром Олимпийских Игр
"Вечно второй" Новиков в жиме демонстрировал высокие результаты и без устали "пахал" на тренировках, исправляя изъяны в технике рывка и толчка.
Сегодня или никогда! С этим настроением он начал соревнования во Львове. В жиме зафиксировал 167,5 кг — на 7,5 кг больше, чем год назад на Спартакиаде народе СССР — и захватил лидерство. Медведев, непроницаемо спокойный, уверенный, и бровью не повёл — отыграюсь рывке: во втором упражнении он был сильнее Новикова. Сильнее оказался и на этот раз. Однако не настолько, насколько рассчитывал. Ему удалось лишь догнать соперника.
Новиков приготовил сюрприз — отличный толчок: в этом движении он добился удивительного прогресса: атлету покорились 187,5 кг. Ни в Союзе, ни в Европе такого веса ещё не поднимал никто. Только американец Н.Шемански и великий Пауль Андерсон справлялись с ним. Сумма у Евгения получилась отменная: 492,5 кг. Она выводила нашего богатыря на третью позицию в мире: впереди стояли аргентинец У.Сельветти и, конечно, всё тот же славный "бэби" из США.
Медведев и Новиков не дотянулись до уровня Андерсона. На их долю выпала иная миссия, трудная и благородная: прикрыть молодёжь, уберечь её от психологических травм (что произошло в США), дать время окрепнуть её крыльям, поверить, что рекорды "чуди XX века" отнюдь не вечны, а преходящи, что они лишь веха в постоянном поступательном движении спорта вообще и тяжёлой атлетики в частности.
Как это ни парадоксально на первый взгляд, великий Андерсон подвёл штангу к кризису, "напугав” людей своими фантастическими для той поры достижениями. Алексей и Евгений не дали кризису развиться, эти два мужественных человека поставили на его пути преграду. Не потому ли после Андерсона на американской земле – этой своеобразной колыбели богатырей — не выросли атлеты, равные ему по спортивной масштабности, зато в России, на Украине и в Белоруссии выросли?
На мой взгляд, у нас есть все основания, не забывая о других факторах, дать утвердительный ответ на этот вопрос.
Лисёнок под плащом
В настоящее время работает в Витебске тренером областного совета общества "Спартак".Геннадий Рябоконь (1938 г.). Мастер спорт международного класса — первый среди белорусских атлетов (1968 г.). Первым в республике преодолел в сумме классического троеборья рубеж, считавшийся в то время гроссмейстерским, — 500 кг (1964 г., 505 кг). В том же год вошел в десятку лучших тяжеловесов мира. Дважды победитель Кубка СССР (1968, 1969 гг.). 12 раз был призёром чемпионате СССР, 8 раз — чемпионом БССР. Установил 84 рекорда республики. Лучший результат в сумме 550 кг (1972 г.)
Сборные команды нашей республики и Грузии — участники первенства страны в Ашхабаде, жили в одной гостинице. Штангисты быстро сдружились.
Белорусы приехали в столицу Туркмении раньше других — за две недели до соревнований — и на правах старожилов знакомили новых товарищей с городом.
Был конец декабря, погода стояла отличная — как у нас в золотом сентябре, спортсмены ходили в светлых костюмах, а Геннадий Рябоконь — в белой рубашке с закатанными рукавами.
— Гена, дорогой, боюсь, ты простудишься и придётся тебе пить анальгинчик, — стращал его весёлый, общительный, разговорчивый Дито Шанидзе из грузинской команды.
— Не дрейфь, Диточка, — отшучивался Рябоконь. — Я уже запамятовал, когда простуживался в последний раз и употреблял анальгинчик. Не помню, что это за штукенция такая и с чем ее едят.
— Какой я перестраховщик, какой я перестраховщик... — артистически хватался за голову Шанидзе. — Прости, дорогой, я тоже запамятовал — ты же у нас лесоруб.
— Совершенно верно, — подтверждал Рябоконь. — Мы, лесорубы, — народ северный... Ничего не боимся…
— А мы — народ южный, как и вы, народ северный, также ничего не боимся, — хохотал Шанидзе.
— Прекрасно, Диточка, а теперь давай-ка, друг собирайся на тренировку, хватит прохлаждаться.
— Слушаю-с, господин лесоруб!
Геннадий, действительно, начиная с 11 лет (!), зимой и летом работал на лесозаготовках. Нынешние папы и мамы, имеющие детей такого возраста, наверное, упадут и обморок, если им сказать, что их "ребенок" в морозный или, наоборот, в жаркий день с утра до вечера, наравне со взрослыми мужчинами, будет вкалывать с пилой или с топором в руках.
Сегодня это исключено. А сорок лет назад подобные факты были не в диковинку: шло невероятно трудное послевоенное время. Ещё "невероятнее" было семьям, кормильцы которых сложили голову на поле брани.
Отец Геннадия, Фёдор Григорьевич Рябоконь, начальник пограничной заставы, погиб ровно через месяц после начала Великой Отечественной — 22 июля 1941 года. Помыкала горя мать с двумя детьми в войну, изведав и дыхание смерти, и одну картофелину на троих, и горький, как теперь говорят, статус беженцев. Освободилась республика — семья возвратилась домой: на станцию Бигосово, недалеко от Верхнедвинска.
Геннадий впрягся в лямку вместо матери — до каждого двора доводилось задание "по заготовке леса для Родины". Мать была слабой, одиннадцатилетний сын — спасибо природе! — не по годам крупным и сильным. Кому ехать в лес? Для Генки этого вопроса не существовало. Он полюбил лес, его людей, их образ жизни, манеру общения между собой.
В лесу всё было открыто, все на виду. Ты — также на виду. В лесу не схитришь, не схалтуришь, не слукавишь. Твоё достоинство, твоя самоценность измеряются одним — трудом. Если ты старателен, тебе простят твою 11-летнюю слабость. Если ты силен, каким был Рябоконь в 14-15 лет, и ты добровольно берешься за комель, тебе посоветуют не горячиться, но тебя зауважают, не превратят в мальчика на побегушках, будут относиться как к равному.
Трудно сказать, каким образом Шанидзе выведал о "лесозаготовительных" фактах из жизни Рябоконя.
— Разве ты не знаешь? — удивился Дито. — Плохо, дорогой, ай как плохо! Забыл ты, дорогой, что земля слухом полнится. У нас, в Грузии, о хорошем человеке знают всё. А Гена, твой земляк, хороший человек. Понял, дорогой?
Я не хотел огорчать милого грузина и "подводить" Рябоконя — последний как раз побаивался простуды, хотя и щеголял в Ашхабаде в белой рубашке. Однажды простуда чуть не вогнала его в гроб.
Закончив восемь классов, Геннадий вознамерился поступить в Ленинградское речное училище. В мечтах часто видел себя капитаном белоснежного, как чайка, теплохода, летящего по глади Днепра или Волги. Был однако, согласен и на Западную Двину.
Полный радужных надежд отправился к невским берегам. Отыскал техникум, потолкался среди "абитуров”, получил информацию, и сердце ушло в пятки: 20 человек на одно место. Расстроился, забрал документы, с горя пошел куда глаза глядят. А глядели они, как это ни странно, на стадион, где тренировались метатели. С полчаса наблюдал за ними несостоявшийся капитан-речник, не подозревая, что за ним за самим следит тренер легкоатлетов. По-видимому, узрел в грузноватом плечистом незнакомце перспективного дискобола ю толкателя ядра.
— Слушай, парень, сдается мне, что у тебя кошки на душе скребут. Угадал? — обратился он к Рябоконю.
— Угадали.
— А в чём дело?
Геннадий второпях рассказал о "кошках”.
— Не вешай носа. Следуй за мной.
— Куда?
— Следуй, потом разберёмся.
По пути познакомились. Фамилия тренера была Худолеев (имя, отчество сейчас Рябоконь не помнит) он работал в техникуме физкультуры.
— Поступай к нам, не пожалеешь. Сделаю из тебя отличного метателя, — предложил Худолеев.
— Но...
— Не тушуйся, "но" беру на себя.
Тренер привёл Геннадия к директору техникума — высокому, широкоплечему, спортивного вида мужчине.
— Хочет учиться у нас, увлекается толканием ядра, — представил Худолеев своего протеже.
— Прекрасно. Такие экземпляры нам подходят, — удовлетворённо кивнул директор, оценивающим взглядом окинув молодого незнакомца.
Далее события развивались по неожиданному сценарию. Узнав, что Геннадий не мастер спорта и даже не перворазрядник, а только скромный значкист ГТО, директор метнул гром и молнию в сторону преподавателя. Рябоконь благоразумно натянул шапчонку на голову, опасаясь, что рассвирепевший начальник выставит обоих за дверь. Почувствовал это, наверное, Генкин покровитель. Чтоб смягчить праведный гнев руководства, сделал ход конем.
— При чём тут разряды? — удивился он. — Разве я говорил о каких-то несчастных разрядах? Я говорю том, что он сильнее любого разрядника. Не верите — попытайтесь положить его руку. Сомневаюсь, что это вам удастся.
— Ах, так! — взыграло ретивое у директора. — Садись, — приказал он, сбрасывая пиджак. — Положишь мне руку — зачисляю тебя в техникум.
— Давай, — подтолкнул тренер вконец растерянного Рябоконя.
Рябоконь иногда боролся с друзьями на руках (теперь это официальный вид спорта — армрестлинг). Клал, как детей. Но здесь... Садиться или не садиться? Э-э, елки зелёные, где наша не пропадала...
Сели, сцепились, напряглись, у обоих вздулись жилы ид шее и лбу, и... рука директора дрогнула, не выдержала "лесорубского" напора, склонилась перед ним. Многозначительно помалкивал преподаватель, конфузился директор, смущенно улыбался победитель. К чести побеждённого, тот сдержал слово, оказав "моральную поддержку" хлопцу с Витебщины.
Лучше бы он проиграл директору схватку... Огромная беда свалилась на Геннадия. Поехали в колхоз на картошку. Не знавший до того никаких болезней, он в деревне простудился, хотел перенести "пустяк" на ногах и жестоко поплатился за юношеское легкомыслие. Тело сплошь покрылось чиряками (46 штук), а потом — удар по суставам: деформирующий ревматический полиартрит — почти полгода пролежал в больнице.
Мало кто был посвящён в эту историю. Ещё меньше знали об источнике его адского терпения. Черпал его витебский подросток из предания о спартанском мальчике, который по наивности спрятал лисенка под плащом. Мальчик сидел в школе, зверек грыз ему грудь, но спартанец терпел и молчал, пока не умер. Мужественная и прекрасная легенда, прочитанная в детстве, поразила воображение. Не раз "до" (в лесу, например) и "после" болезни Геннадий вспоминал своего безымянного любимого героя: он терпел, почему ты не можешь?"Всё рвался делать упражнения, а лечащий врач (её фамилию, имя и отчество Рябоконь прекрасно помнит до сих пор. — Э. Я.), говорит: не дергайся, жить тебе осталось два-три года, а ты...
Искал я её в Питере дважды: когда 500 кг поднял и когда "международника" выполнил — не нашёл, а жаль: хотелось поговорить "за жизнь". Да ладно, бог ей судья.
Как выкарабкаться из этой напасти — не представлял. Прогноз врача добивал. Выручил дед-знахарь. "Набери духмяной травы в бочку с водой, разведи под ней костер, залезай и парься, парься. Слезы из глаз, а ты — терпи. Помяни мое слово — вылечишься", — посоветовал дед.
Послушался знахаря. А что делать? Если в вир покатишься, то и за бритву схватишься... Начал лечиться по дедову рецепту. Сожму зубы и сижу в бочке на костре. Терплю. Колочусь от боли и страха: ещё секунда и мне хана — сварюсь. Надо вылезать, спасаться! Сижу секунду, третью, десятую, минуту. Кончаюсь, но сижу. Хорошо, что сердце было молодое, крепкое. И произошло чудо — оклемался, встал на ноги, выжал хворь из себя, снова почувствовал силу и здоровье. (Из личного письма Рябоконя автору.)"
В Ашхабаде сборная Белоруссии в составе В.Зюкина, В.Исакова, А.Ковалевского, Р.Фельдмана, Л.Левоцкого, Г.Симонова, А.Лобачёва и Г.Рябоконя напомнила, что "были когда-то и мы рысаками", заняв четвёртое место. Лучше всех в команде финишировал капитан: бронзовый призёр плюс новый рекордсмен республики в сумме — 510 кг. К завершению соревнований очень кстати подоспело приятное событие из другой "оперы" — старшему тренеру Г.Миннуллину исполнилось 35 лет. Конечно, эту дату решили отметить.
Вечером белорусы и грузины собрались за праздничным столом, накрытым в гостиничном номере. Имениннику преподнесли цветы и подарок (сбросились по-братски), Геннадий произнёс поздравительную речь, дружно поаплодировали. Каюсь, большими грешниками мы оказались: стол у нас получился не безалкогольным. Почему-то этого никто не "замечал". Самым зорким оказался Шанидзе, который припоздал на пяток минут.
— О, я вижу, здесь настоящий бал! — восхищённо воскликнул Дито, переступив порог "банкетного" зала. Дорогие братья, примите и меня в свою компанию.
Шанидзе торжественно развернул газету, и мы увидели необыкновенный сосуд. Широкий и плоский внизу, увенчанный длинным тонким горлышком, он бы покрыт нежной плесенью, напоминающей мягкую благородную седину. Кое-где плесень, путешествуя из Грузии в Туркменистан, повредилась, стекло сосуда матово светилось, излучая розоватый свет.
— Это вино делал дедушка моего отца, — ко всеобщему восторгу возвестил Шанидзе. — Сегодня мы выпьем его за нашу дружбу. Согласны? I
Подняли рюмки, повторили — пошла оживленная гомонка. Симонов взял гитару.
— Споём, тёзка, — предложил он Рябоконю.
— Споём, — охотно согласился тот.
Симонов тронул струны. Полилась мягкая, немного грустная мелодия. "Не шукай ты мяне сярод жытнiх палёў" — полился густой бас Рябоконя.
Долго в тот вечер в номере ашхабадской гостиницы звучали белорусские, грузинские, русские песни. Удивительно: никто из соседей не стучал в стенку с требованием "прекратить это безобразие".
Как водится у нас, не удержались участники "бала" и от обсуждения серьезных тем. Итоги чемпионата были скрупулёзно проанализированы под самыми неожиданными ракурсами. Объединяла их одна мысль: и белорусская, и грузинская команды в Ашхабаде недобрали много очков, иначе...
— Не будем, ребята, махать кулаками после драки, — тактично прервал "аналитиков" Рябоконь. — Каждый может себя показать. Я, например, собираюсь сделать "международника".
— Ловлю на слове! — крикнул Миннуллин.
— Лови, Геннадий Хатыбович, — отпарировал под аплодисменты оратор.
Небольшое пояснение. В 1966 году в СССР учредили новое звание — мастер спорта международного класса. Нормативы, которые требовалось выполнить для его получения, были очень высокими. Для штангистов тяжёлого веса, например, он равнялся 540 кг в сумме троеборья — на 2,5 кг больше, чем результат вице-чемпиона того же года на первенстве мира. В остальных категориях дело обстояло аналогичным образом.
Атлетов подобного класса в Белоруссии не было. Не было, казалось, и реальных претендентов на новый, весьма почётный спортивный титул. Заявление Рябоконя, пусть и сделанное в узком товарищеском кругу, приобрело для нас характер сенсации. Мы прекрасно знали: ни при каких обстоятельствах Геннадий слов на ветер не бросает. Его неожиданная "декларация" — отнюдь не импульсивный порыв, а итог долгих раздумий. Уж кто-кто, но капитан сборной наверняка семь раз отмерил, прежде чем сегодня, при всем честном народе, отрезал.
Рябоконю шел 29-й год. К лучшему результату в сумме троеборья требовалось добавить как минимум 30 кг — в среднем по 10 кг в каждом движении. Задача трудная. Путь предстоял длинный, дорога ожидала тернистая.
Поразительный это феномен — беспроволочный телеграф! Не успела команда прилететь из Ашхабада и разъехаться по домам, а информация о нашем бале уже распространилась по Минску. У главпочтамта меня окликнул Д.М.Шандарович — бывший многолетний старший тренер сборной республики по штанге, а ныне работник Спорткомитета.
— Это правда, что Рябоконь собирается делать международника? — осведомился он.
— Правда.
— Гляди-ка, какой отчаянный парень... — с изрядной дозой удивления прокомментировал он услышанное — Но он, поверь мне, добьётся своего.
Шандарович знал, что говорил. Он был первым специалистом, который познакомился с Геннадием. Ещё подростком юный лесоруб написал письмо в "Физкультурник Белоруссии": я сильный, хочу заняться штангой, помогите. Письму, представьте, дали ход. Автора пригласили в Минск. "Просматривал" его Шандарович. Выдающихся результатов 14-летний витебчанин не показал: одно дело — комель дерева в лесу, другое — гриф штанги на помосте. Давид Михайлович посоветовал носа не вешать, о штанге забыть, а заняться каким-либо другим видом спорта. Лучше всего метаниями — там пока твоё место (это был разумный совет, и Геннадий до сих пор с благодарностью вспоминает его).
Метания и стали предметом специализации Рябоконя в Витебском техникуме физкультуры, куда он, выздоровев, перевёлся из Ленинграда, и в Смоленском ИФК, куда он поступил, закончив среднее специальное учебное заведение.
Рябоконь был разносторонним легкоатлетом — одинаково успешно толкал ядро, метал молот и диск: в каждой дисциплине достиг уровня кандидата в мастера спорта. Думаю, он пошел бы далеко, не исключено, даже дальше, чем в штанге, если бы не Костылев — знаменитый в недалеком прошлом легковес, первый и единственный чемпион мира из всех смоленских спортсменов.
Николай как спортсмен обладал высочайшим мастерством. В 1955 году, победив на первенстве мира в Хельсинки, посланец древнего русского города был признан самым техничным и элегантным спортсменом турнира. Ему вручили специальный приз президента Финляндии Кекконена.
Изумителен по красоте и совершенству был рывок Костылева способом "ножницы" (сейчас им практически уже не пользуются). Восемь рекордов мира установил выдающийся мастер — и семь в этом движении. Он-то и уговорил метателя перейти к штангистам, разбудил в Рябоконе мальчишку, который ездил "на просмотр" в Минск, разбудил в нём спортивную любовь. Безответная, сейчас она проснулась и запылала с новой силой.
— Что ты делаешь, черт тебя побери? Ты ведь умный парень, — хватались за голову метатели, — у нас ты без пяти минут мастер спорта, в недалекой перспективе чемпион России, а там — зеленый новичок, салага. Где разум, где логика, Гена?
Один из лучших студентов курса прекрасно понимал, что приятели-метатели правы на сто процентов. Но... Наверное, это был единственный случай в его жизни, когда он не послушался голоса разума, логики. Послушался голоса любви. А у нее свой разум и своя логика.
Благодаря метаниям Рябоконь создал отличную скоростно-силовую базу — "мотор" для успехов в тяжёлой атлетике. Новичок, однако, есть новичок. Начинай с азов: ноги на ширине плеч, натяни спинку, расслабь руки, штангу тяни ногами... Пока бывший "молотобоец" и дискобол осваивает эти премудрости, пока он изучает тяжелоатлетический букварь, пока выполняет нормы третьего, второго и первого разрядов, давайте возвратимся в Белоруссию и посмотрим на помост. В данном случае нас интересует тяжёлая категория, с который связаны лучшие достижения штангистов республики.
Бедновато и бледновато выглядит помост без Новикова. Увы, достойной смены ему не нашлось. Лучше других смотрелся спартаковец В.Сочивко. Но ему было уже около тридцати. Надеяться на то, что Владимир встанет вровень с лучшими атлетами страны, не приходилось. В тяжёлую атлетику он пришёл поздно — сначала занимался классической борьбой, а на штангу его перетянул Шляс. Трудно сказать: удачным или нет был этот вариант. Сам Сочивко об "измене" борьбе не жалел и, как мог, служил "Спартаку" и республике.
Владимир был (и остался) весёлым добряком, любящим и понимающим шутку. Иногда отдельные остряки этим даже злоупотребляли. Володя снялся в нескольких фильмах — роли были эпизодические. Зритель их не заметил, а для штангистов его участие в картинах стало предметом безобидных подначек.
— К штанге приглашается Владимир Сочивко, — нередко возвещал на соревнованиях судья-информатор. Следовала короткая пауза, после которой торжественно звучало: — "Спартак", мастер спорта, известный белорусский киноактёр.
Известный белорусский киноактёр, встречаемый аплодисментами, нюхал солидную порцию нашатыря, встряхивал блондинистой кучерявой головой и энергично направлялся к помосту. Как ни силился, но улыбка светилась на его лице. "Ну, что ты возьмешь с эти чудаков, — без труда прочитывалась она. — Простим им шуточки — пусть люди тешатся".
Великолепный парень был Сочивко. Всем взял: и ростом, и статью, и характером — мы искренне сожалели, что его имени нет среди ведущих "тяжей" страны. Пробиться в их число было трудно. Богатырская категория переживала расцвет. Москвича Юрия Власова, открывшего новую эру в истории штанги, сменил украинский колосс Л.Жаботинский. В.Андреев из Луганска и С.Батищев из Донецка надёжно прикрывали тылы лидера. Говорили, что в том же Луганске скоро появится ещё один "пятисотник" — Г.Дьяченко, а в Таллине — О.Коол.
Белорусам же ничего не светило. Даже результаты Новикова десятилетней давности были не по плечу его преемникам. У нас наблюдался регресс, откат. Это больно било по самолюбию спортивной общественности. Требовались срочные практические меры, чтобы как-то поправить положение. Наиболее расторопными и предприимчивыми оказались спартаковцы.
К середине 60-х годов у них сложились крепкие связи с одноклубниками из Смоленска. Регулярно проводились товарищеские встречи, спортсмены, тренеры и руководители общества были хорошо лично знакомы между собой. Это приносило обоюдную пользу. Но, честно говоря, белорусская чаша перетянула российскую. Именно в Смоленске мы нашли тяжеловеса, принявшего новиковскую эстафету. Догадаться, кто он, нетрудно — Геннадий Рябоконь.
Пока белорусские специалисты мечтали о талантливом самородке, пока пробовали на роль лидера нескольких тяжеловесов, витебский богатырёк превратился л смоленского богатыря. Менее чем за три года от новичка вырос до мастера спорта. А как раздался вширь! А как возмужал!
На очередной матчевой встрече спартаковцев в Минске он предстал перед зрителями очень эффектно. Помню, вышел на помост — четырёхметровый квадрат словно сузился в размерах. Когда встал над штангой, она как бы утратила свою громоздкость.
— О-о-о! — раздался удивлённый и восхищённый мальчишеский голос.
Геннадий услышал это красноречивое "о" и, взглянув в зал, улыбнулся: мол, ничего не поделаешь — такой уж я уродился, большой и широкий. Принимайте, какой есть.
Комментариев нет:
Отправить комментарий