Насмешливо и издевательски прозвенели диски, Шарий стремглав убежал в раздевалку. Расстегнув ремень, с неистовой яростью бросил его на низкую скамеечку и, не совладав с собой, заплакал. Он плакал с мстительной и сладострастной обидой на себя, на хитрых и коварных соперников, на бестолковых тренеров, на придирчивых судей, на неблагодарных зрителей, на все, что было связано с Ростовом и с чемпионатом.
Слёз Валерия не заметили. Зато как спортсмена заметили и включили в состав сборной команды страны. Валерка Шарий, солдат из Минского гарнизона, вступил в мир большого спорта. Мир, где главную доминанту составляет бескомпромиссная борьба, где опровергаются все представления о физических возможностях людей. Адаптироваться, выжить и утвердить себя в нем удается далеко не каждому, даже если он и обладает суперстальными мускулами.
Пребывание в сборной команде Советского Союза заставило Валерия иными глазами взглянуть и на себя, и на свои планы, и на спорт вообще.
В сентябре он прошел крещение на чемпионате мира и Европы в Варшаве. Ехал в Польшу с честолюбивыми замыслами. Сила мускулов была достаточной, чтобы побороться как минимум за призовое место. Но дрогнул солдат в суровом мужском споре — и мускулы как будто потеряли силу, еле унес ноги от нулевой оценки и толчке. "Реальные" надежды разлетелись вдребезги, Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить... Ему предстояло ещё научиться ходить по бесчисленным оврагам большого спорта, и это он понял на чемпионате.
Варшава — важный рубеж в его биографии. Туда приехал Валерка Шарий, солдат из Минского гарнизона, оттуда возвратился повзрослевший, "побитый" молодой мужчина, который, оставаясь солдатом, понял: маршальский спортивный жезл, лежащий в его ранде, очень "горяч", и взять его в руки будет невероятно трудно.
В среднем весе за 1,5-2 года до Олимпиады-1972 было несколько спортсменов экстра-класса, каждый из которых претендовал на место в сборной под № 1 — Геннадий Иванченко, Владимир Рыженков, Борис Павлов. Валерий упорно приближался к могучей кучке. Внутри неё шла острая рубка, в которой чаша весов не знала постоянства. Сегодня лидирует один, завтра — другой, послезавтра — третий.
На крупнейших соревнованиях, предшествующих Олимпиаде, Шарий никак не мог выйти на ударные позиции.
Чемпионаты СССР:
1970 г. — Г.Иванченко;
1971 г. (Спартакиада народов СССР) — Г.Иванченко, В.Шарий — четвёртое место;
1972 г. — Б.Павлов.
Чемпионаты Европы:
1970 г. — Г.Иванченко;
1971 г. — Г.Иванченко;
1972 г. — Г.Павлов.
Чемпионаты мира:
1970 г. — Г.Иванченко;
1971 г. — Б.Павлов.
Как можно видеть, незадолго до Олимпиады фамилию Шария мы потеряли. Хуже того. На чемпионате страны 1972 года Валерий получил нулевую оценку в рывке. Вопрос о поездке на Игры почти отпал. Это "почти” висело на тонюсеньком волоске символической надежды: Шарию нужно было сделать невозможное, чтобы она, символическая надежда, трансформировалась в реальную. Требовался рекорд. Причём такой, которого никто не ждал. Требовался "невозможный" рекорд.
Наш земляк уже знал сладко-опьяняющий вкус достижений, ещё неведомых средневесам планеты. 6 декабря 1971 года, третьим после Голубовича и Беленков, он вписал своё имя в список атлетов-рекордсменов. На Кубке страны белорус, набрав в сумме троеборья 510 кг (170+ 150 + 190), установил мировой рекорд. Первый в своей жизни! Однако просуществовал он недолго: через три месяца Борис Павлов добавил к нему 2,5 кг. На первенстве страны, которое Шарий провалил (получил нулевую оценку), ребята выступили вдохновенно: Павлов — 515 (опять рекорд!), Иванченко — 510, Рыженков — 507,5 кг.
Кто теперь помнил о Валерии? Единицы. Кто теперь рассматривал его как претендента на место в олимпийской сборной? Единица. Он сам. Даже Зубрилин повесил свою большую седеющую голову: прорваться в Мюнхен — это исключено.
Те, кто полагал, что олимпийская песенка экс-рекордсмена спета, рассуждали здраво. К ним нельзя предъявить претензий: их расчёты были правильными и всё-таки... Они упустили из виду один-единственный фактор, не поддающийся расчетам и измерениям — мечту Шария, которая превратилась для него в смысл жизни и которая ещё не выстрелила свою скрытую мощь.
Менее трёх месяцев оставалось до Олимпиады. Обычно в этот период на помосте наступает затишье. Сильнейшие не хотят раскрывать своих карт, "упираться” на соревнованиях, жечь нервную энергию. Они желают одного: спокойно тренироваться вдали от посторонних взглядов, устранять погрешности в технике, копить силу, чтоб во всеоружии встретить предстоящий турнир, который никогда не имел себе равных ни по значению, ни по масштабности.
14 мая 1972 года. Московский дворец спорта "Салют". Что натворил там Шарий — уму непостижимо. Салют мечты получился ослепительным и оглушительным: два мировых, один всесоюзный рекорды. Сумма троеборья повергла в изумление. 527,5 кг — в это не верилось. О ней говорили на каждом спортивном перекрёстке.
В те дни мне довелось брать интервью у чемпиона страны по классической борьбе в тяжёлом весе А.Зеленко. Поинтересовался: какое спортивное достижение произвело на него наиболее сильное впечатление.
— Последний рекорд Валерия Шария. 527,5 килограмма в среднем весе — это фантастика, — ответил собеседник.
Анатолий был прав. В борьбе за гордое звание "олимпиец" минский атлет выдал чудо-рекорд, в полном смысле невозможный рекорд (старый равнялся 515 кг). Проигнорировать его — это было исключено. Чудо-рекорд ребром поставил вопрос о включении Шария в олимпийскую сборную.
Тренеры пошли на компромисс, предложив ему, как Павлову и Иванченко, решающую проверку — соревнования на Кубок Балтики. Валерий снова праздновал триумф: сумма 525 кг плюс рекорд мира в рывке. Этот безусловный успех положил конец тренерским колебаниям и мучениям: в Мюнхен отправились Шарий и Павлов. Но на Кубке прозвучал и тревожный звоном две первые попытки в жиме оказались у счастливчика неудачными. Он был на грани нулевой оценки. В третьем подходе, ценой невероятных усилий справился с начальным весом. Этому эпизоду никто не придал особого значения: победителей не судят. А Шарий вышел победителем по всем статьям. Итак, здравствуй, Олимпиада, здравствуй, мечта!
Итоги Мюнхена хорошо известны. Сборная СССР получила четыре нулевые оценки — невиданное поражение, неслыханный факт в ее истории. Несмотря мл это, в общем зачете команда заняла второе место. Для тренеров оно было каким-никаким щитом. Конечно, последовали незамедлительные оргвыводы, но к подобным мерам специалисты давно привыкли и воспринимали их как должное.
Сложнее было спортсменам. Четыре нуля — это четыре личные драмы, четыре потрясения. Мюнхенский провал надломил Павлова и Каныгина. После него атлеты пытались оправиться, но, к несчастью, им это не удалось. Не буду конкретизировать сказанное, обоих, увы, давно нет в живых. Если же добавить, что "железный Ригерт" был на грани самоубийства, то попробуйте представить, в какой прострации находился Валерий — наиболее "нежный” из них и, будем говорить прямо, основная мишень для критики: взяли, дескать, неустойчивого в волевом отношении спортсмена (об этом упорно твердили до Олимпиады многие специалисты и тренеры), втолкнули его в последний трамвай...
22 года минуло с тех пор, однако мюнхенское поражение и сегодня жжет сердце Шария. Вспомнит — и снова чувствует страшную каменную тяжесть, которая навалилась на него, пока он, никого и ничего не видя, не слыша, добирался от помоста до раздевалки. Добрался, плюхнулся на скамейку. Было такое ощущение, что непомерная тяжесть раздавливает тело. Скорей бы раздавила, скорей бы...
Несколько минут сидел, не двигаясь, бессильно уронив на колени тяжёлые, налитые тупой, ноющей усталостью руки. Тело потеряло всякую способность к движению. Непреодолимое оцепенение овладело им, парализовало волю и, если бы в эти мгновения встал вопрос о его жизни, — вряд ли бы он пошевелил пальцем, чтобы отвести опасность. Стыд, страх, обида, отвращение к себе овладели атлетом при мысли, что надо встать, пройти под сочувствующими взглядами многих людей, что-то говорить, что-то делать.
Мюнхенскому разгрому сборной СССР посвящена большая литература. Отечественные и зарубежные специалисты со всех сторон рассмотрели этот вопрос. Нигде никаких тёмных пятен не осталось: тренеры и спортсмены допустили грубые тактические ошибки. В среднем весе, в частности, норвежец Лейф Йенсен (чемпион Олимпиады с относительно невысоким результатом) перехитрил, психологически переиграл Шария и Павлова. Почему, как это случилось? Здесь, я думаю, мм знаем не все.
В марте 1984 года в Минске проходил чемпионат страны по тяжёлой атлетике. Шарий был приглашен на эти соревнования в качестве почетного гостя. Присутствовал на них и А. С. Медведев — старший тренер олимпийской сборной мюнхенского образца.
С Алексеем Сидоровичем у меня состоялась долгая беседа. Речь, в основном, шла о его книге "Психология победы", на мой взгляд, интересной и толковой. Автор с подъёмом рассказывал о работе над ней, приводил интересные примеры, факты и эпизоды, не вошедшие в книгу, откровенно делился мыслями о героях "Психологии победы".
— Алексей Сидорович, — спросил я, — почему всё-таки Шарий получил в Мюнхене "баранку", какова её психология?
Медведева сразу как будто подменили. Минуту назад это был общительный, откровенный, увлеченный собеседник, который охотно и подробно отвечал на любой вопрос; сразу после "почему" — замкнутый, настороженно-официальный, застегнутый на все пуговицы.
— А вот этого я вам не скажу, — отрезал он.
Осмысливая пережитое, Валерий Петрович считает, что в профессиональном спорте без больших поражений не бывает и больших побед. Эту суровую диалектику следует воспринимать как должное. Поражение — это тоже опыт, тоже школа, тоже наука, его не избежать никому на тернистом пути к вершинам. Здесь тебя поджидает не приятная прогулка, а непрерывная борьба с объективными законами, с бескомпромиссными соперниками, с самим собой. Ну, а коль борьба, значит, будь готов ко всему.
Ты потерпел поражение? Не казни себя дни и ночи, не посыпай голову пеплом, а начинай с новым упорством ковать победу. Чем дольше будешь казниться, тем меньше шансов выковать ее.
Прежние ("детские", по выражению Шария) взгляды не спешили выветриться. В первые дни по возвращении из Мюнхена он часами сидел в квартире. Когда решался покинуть убежище, то, понурив голову, угрюмый и одинокий, хотел сделаться маленьким и незаметным. Восхищенные взгляды, которые бросали на него мальчишки и которые раньше льстили, раздражали. Если видел знакомого, старался обойти его, чтоб не встретиться. Валерия терзали подозрения всех впечатлительных неудачников, будто люди его жалеют или в грош не ставят, пренебрегают им.
Но Шарий не остался в труднейшие минуты в одиночестве. К чести друзей, они подали руку поддержки, в том числе все главные герои этой книги. Не снимали с него стружку и в Спортивном клубе Армии, не отвернулся также республиканский Спорткомитет, прежде всего в лице ныне покойного председателя В.П.Сазановича и "куратора" тяжёлой атлетики Е.В.Ширяева. Неудача показала: есть у Шария настоящие друзья, есть!
Когда боль немного поутихла, собрался в Червень. Взял билет чуть ли не на последний автобус и отправился к старикам.
Поношенное "транспортное средство" неторопливо бежало по шоссе, на остановках кто-то выходил, кто-то входил. В небольшом железном коробке на четырёх колёсах, пропахшем бензином, было спокойно и уютно, сладкая истома овладевала телом, веки заботливо прикрывали глаза.
Валерий вспомнил о возвращении из Мюнхена. Когда самолет с четырьмя "бараночниками" — им, Павловым, Каныгиным и Ригертом — поднялся в воздух, хотелось одного: чтоб путешествие продолжалось как можно дольше, чтоб самолет летел и летел, пусть даже в никуда, лишь бы не приземлялся. Сейчас же Валерию хотелось побыстрее попасть к старикам, и Мюнхен вспоминался без прежней боли, он отодвинулся далеко¬-далеко.
— Червень, — объявил водитель.
Валерий вышел из автобуса. На землю опустился поздний вечер и укутал окрестности в темные сентябрьские одежды. Мирно и успокаивающе блестели над городком его детства звезды, такие же прекрасные и таинственные, как и десять, как сотню и тысячу лет назад.
Сердце радостно зачастило, когда приблизился к знакомой калитке. Маленькая неказистая березка, посаженная в первый школьный год, превратилась в высокую стройную красавицу. Ее ветви свесились через невысокий заборчик, бережно погладили по лицу. Осторожно открыл калитку, Ступил в дворик, который в раннем детстве представлялся огромным и просторным.
На этом дворике он смастерил когда-то свою первую "штангу" — два ржавых колеса на дубовой палке, здесь же, пока не захолодало, проводил "тренировки".
Валерий легонько постучал в дверь. В доме почти I мгновенно зажегся свет. Знакомые шаги — дедушка. Старик молча обнял внука исхудалыми слабыми руками, на которых когда-то носил его по хате и которые когда-то были невероятно сильными.
— Проходи, Валера, проходи, — взволнованно и радостно сказал Константин Иосифович.
Они вступили в знакомый до каждой трещинки коридорчик, несколько шагов — и кухня. Здесь уже суетилась маленькая, худенькая бабушка. Она плотно прильнула к внуку и поцеловала его. В ее глазах, давно утративших синеву, блеснули слезы, бабушка торопливо смахнула их.
— Ну, внук, садись, рассказывай, пока старая нам чего-нибудь сообразит.
— Правда, правда, мужчины, поговорите, а я накрою на стол.
Долго светилось окно в доме Каминских. Пропели первые червенские петухи, а окно ещё светилось...
Благословенный великий лекарь — родная земля и родные люди! Ни мудрые ученые, ни таинственные колдуны, ни популярные экстрасенсы не научились так врачевать душу, как вы. Не дано разгадать тайну целебных флюидов, излучаемых вами и способных исцелить человека, творя чудеса. Счастлив тот, кто связан с вами духовной пуповиной, кто верен вам, для кого вы — превыше всего. Его боль, нажитую в скитаниях и разлуках, в поражениях и неудачах, вы воспринимаете как свою собственную, и она растворяется, исчезает, покидает "больного".
Благословенный великий лекарь — родная земля и родные люди!..
Через неделю Шарий возобновил занятия. Через месяц вошел в режим жизни профессионального спортсмена экстра-класса, цель которого — быть первым и лучшим в мире.
Тренировки заканчивались под вечер. Как приятно было, завершив сверхтрудную работу, полностью расслабиться и понежиться на скамейке в аккуратном лесопарке, где располагался армейский зал тяжёлой атлетики.
Дни стояли ясные, тёплые. Золотые, багряные листья трепетали, как маленькие спортивные вымпелы, на тихом ветру; в прозрачном и свежем воздухе летали осенние паутинки, в палисаднике соседнего дома печально пламенели яркие георгины, грустно улыбались бледные астры. Высоко в небе улетающие журавли курлыкали прощальную песню, мелодия которой навевала умиротворение и отвлекала от тревожных дум, Валерий был спокоен, уверен в себе, он понял: жизнь не начинается и не кончается помостом, жизнь вообще не кончается — какими б суровыми и безжалостными ни были ее удары. Следовательно, принимай их с достоинством, как подобает воину, смотри в наступающий день с надеждой и не паникуй, если она не сбылась. Не сбылась сегодня — сбудется завтра. Но для этого надо быть хозяином своей судьбы, держать ее в собственных руках и, сколько бы она ни своевольничала, укрощать ее, как рекордную штангу. К тому же ты солдат, и эти стихи не в буквальном, но в психологическом смысле о тебе тоже:
Я строил окопы и доты.
Железо и камень тесал,
И сам я от этой работы
Железным и каменным стал.
Стань "железным и каменным" перед лицом неизбежных трудностей, сопряженных с большим спортом, и ты будешь достоин его, ты победишь!
Внутреннее возмужание Шария, ускоренное мюнхенским крушением — качественно новая исходная позиция для дальнейших успехов и победы на монреальской Олимпиаде. Ещё вопрос: не случись Мюнхен — был бы ли Монреаль? Нынче Валерий Петрович, размышляя над ним, воздерживается от категорического ответа.
Второй олимпийский круг и посттриумфальный период подробно освещены в книге "И прикажи себе — держать!". Приведу лишь отдельные эпизоды, не вошедшие в книгу.
Хотя Валерий после Монреаля не одержал столь впечатляющих побед и не установил столь впечатляющих рекордов, как раньше, я верил, что он способен завоевать вторую золотую олимпийскую медаль в Москве. Верил в это и Шарий, все белорусские и многие небелорусские специалисты. Мы видели: к нему пришла спортивная мудрость, а психологический и биологический потенциал, несмотря на все передряги в прошлом, не иссяк. Но мы просмотрели, как это часто случается, что время незаметно, потихоньку-помаленьку начинает "возражать" лучшему атлету республики и нам.
Весной 1979 года молодые армейские штангисты тренировались в зале политехнического института — в спортивном комплексе "Уручье" шел капитальный ремонт.
Приезжали они в четвёртом часу дня, одетые строго по форме, с вещевыми солдатскими мешками, в которых находилась их спортивная амуниция.
Быстро переодевшись, солдаты не разводили тары-бары, а сразу энергично разминались и, разогревшись, брались за штангу. Ребята работали на уровне перворазрядников и кандидатов в мастера, техника выполнения классических и вспомогательных упражнений у них хромала.
Однажды наблюдал за приседаниями "тяжа", который допускал характерную ошибку: в заключительной фазе расслаблял спину и "плюхался" вниз. Сказал ему об этом. Парень снисходительно посмотрел на незваного советчика.
— Между прочим, — сообщил он, — так приседает Валерий Петрович.
— Какой Валерий Петрович?
Собеседник смерил меня удивлённо-уничтожающим взглядом.
— Валерий Петрович Шарий. Для вашего сведения: это чемпион Олимпийских Игр, заслуженный мастер спорта. Первый и единственный в республике.
Вот оно как! Для меня, знавшего Шария юным "лыжником", для тех, кто помнил его худеньким третьеразрядником, он, как и раньше, оставался Валеркой. Но для молодых атлетов — он уже мэтр, Валерий Петрович, непререкаемый авторитет, даже ошибки которого "авторитетны”. Мда...
Ну на что рассчитывать ещё-то?
Каждый день встречают, провожают...
Кажется, меня уже почётом.
Как селёдку, луком окружают.
"Окружают", значит, дело идёт к ветеранству, чего мы не замечали. Разве это возраст для мужчины — "каких-то” 32 года? — бодро и оптимистично вопрошали мы, обсуждая дальнейшие перспективы "Шарика”, и нисколько не сомневались: ещё не вечер, наш друг имеет все возможности прогрессировать как штангист.
Но это с точки зрения "стариков". А с точки зрения 19-летнего армейца? Для него Шарий, при самом искреннем к нему уважении и преклонении, — ветеран, поезд которого по меньшей мере уходит. У мальчишки-солдата своё измерение мира и людей, своя логика, с которой, хочешь-не хочешь, а считаться надо, в них есть доля истины.
Какая логика — "стариков" или молодых — возьмёт верх? Конечно же, молодых: это непреложный закон жизни, проявляющийся в спорте, как нигде, быстро, очевидно и рельефно. Но Шарий и его болельщики верили: закон — законом, а, если говорить конкретно, то Валерий, и даже Валерий Петрович, имеет реальные шансы выступить на Олимпиаде в Москве.
Борьба за место в олимпийской сборной вспыхнула уже в 1979 году. Валерий перешёл в первый полутяжёлый вес и довольно быстро прижился в нем. На первых порах, правда, несколько потерял скоростные качества, но зато чувствовал: силенки прибавилось! Прибавилось и уверенности. Ощущение было такое, что он надежнее стоит на земле. Поползли вверх результаты в сугубо силовых упражнениях: рывковой и толчковой тягах, в приседаниях и наклонах. "Склад" силы заметно пополнялся. Чтобы не потерять скорость, пришлось вспомнить детство, когда Валерка был чемпионом средней школы № 5 г. Минска по бегу на короткие дистанции и по прыжкам в длину. Обнаружилось, что есть ещё порох в спринтерских пороховницах.
Уверенность придавало и то, что особо грозных соперников Шарий не имел ни в стране, ни за рубежом. Его дебют на чемпионате Европы прошел вполне удовлетворительно — бронза. Через три месяца Валерий выиграл Спартакиаду народов СССР, добавив в сумме 10 кг (380 кг). Ещё через четыре месяца "новичок" победил на Кубке страны, и снова прибавка 10 кг, которая позволила возглавить ему мировой список лучших спортсменов в первом полутяже.
На первенство мира заявили, однако, молодого Г. Бессонова. Геннадий не ударил лицом в грязь: занял первое место, повторив спартакиадный "шариевский" результат.
В 1980 году обоим следовало доказать право надеть олимпийскую форму. Его надо было завоевать на чемпионате страны и чемпионате Европы, и вот здесь-то — из песни слов не выкинешь — атлеты сначала упали, а затем, поднявшись, споткнулись.
Первенство Союза-1980 по степени накала не имеет аналогов за все время их проведения. Стремление попасть на Олимпиаду придало борьбе беспрецедентно яростный и в чем-то авантюрный характер. Атлеты рвались и дорывались, сметая доводы разума, к непосильным весам, расплачиваясь за это нулевыми оценками. Из 143 участников больше трети (52) украсили себя "баранками".
Ну, а как выглядели наши друзья-соперники Гена и Валерий Петрович? Они тоже действовали по принципу пан или пропал. "Пропали" оба.
Что случилось с опытнейшим Шарием? Думаю, в нём заговорили гордость и самолюбие олимпийского чемпиона. Не захотел играть в кошки-мышки с молодым конкурентом, посчитал ниже своего достоинства ловить его на ошибках. Тот бросил вызов — Валерий принял его и решил сражаться с открытым забралом.
Рассказано это не для красного словца. Наш земляк исповедовал до последнего своего подхода рыцарское ведение борьбы. Ещё будучи действующим спортсменом, выступал за отмену правила, согласно которому победитель, в случае равенства результатов у двух спортсменов, определяется по меньшему собственному весу. Считал это несправедливым. Всегда сочувствовал тем, кто "проигрывал" по этому показателю, а себя чувствовал виноватым, если опережал кого-то благодаря "дефицитным" 50-100 граммам. Ратовал и ратует: набрали два штангиста одинаковую сумму — вручайте им медали одной пробы, определяйте одно место, как это принято, к примеру, в гимнастике. Потому и не научился — не хотел учиться этому — подкарауливать соперников на ошибках, потому и "погорел” (по крайней мере одна из причин) в Мюнхене, потому и упал в Москве в самый неподходящий момент.
Был реальный шанс подняться на чемпионате Европы. Но тут помешали обстоятельства и трудности, созданные "игроками" из руководящих спортивных структур. Шарий и Бессонов поехали на главный предолимпийский экзамен выжатыми, как лимон. Почему? Предоставим слово Давиду Ригерту, который тоже оказался жертвой околоспортивных манёвров, развернувшихся в преддверии Олимпиады:
Напрасно гнал из головы недобрые мысли Валерий, упрекая себя в излишней мнительности и подозрительности. Догадывался — затевается какой-то трюк. Но какой? Когда тайное стало явным, все схватились за голову: под давлением спортивных функционеров тренеры решили перебросить Ригерта в первый полутяжёлый вес, отказавшись от услуг и "старого" Шария, и молодого Бессонова.
Чем думали инициаторы сногсшибательного хода — сказать трудно. Даже дилетанты понимали: Давида толкают к пропасти. Ему, 33-летнему ветерану, предстояло за короткий срок не согнать, а буквально содрать с себя 10 кг. Мужественный спортсмен "содрал" их, но соревновался практически больным: нулевая оценка в рывке, повторение мюнхенской драмы. По выражению Валерия, Ригерта безжалостно поставили под пистолет и хладнокровно расстреляли.
— Мне было легче: меня великодушно "помиловали", — с горькой иронией признался он позже. — Я понял: все, мое время как атлета закончилось. Пора уступать дорогу молодым. Пора уходить. Печально, но факт.
И он ушёл. Без пышных и вообще без каких-либо проводов. Без трансляций по телевидению. Без цветов и богатых подарков. Кто же ушёл?
Великий неудачник? — этот ярлык приклеили Шарию любители пёстрых этикеток. Нет! Ушёл великий спортсмен — первый в Белоруссии чемпион мира и Олимпийских Игр по тяжёлой атлетике. Пусть ему не улыбнулось счастье полностью реализовать себя — стать дважды (это было реально) и даже трижды (вполне реально) победителем Игр. Пусть обстоятельства оказались сильнее его. Сильнее, но не выше. Выше был он. В этом сущность.
Слёз Валерия не заметили. Зато как спортсмена заметили и включили в состав сборной команды страны. Валерка Шарий, солдат из Минского гарнизона, вступил в мир большого спорта. Мир, где главную доминанту составляет бескомпромиссная борьба, где опровергаются все представления о физических возможностях людей. Адаптироваться, выжить и утвердить себя в нем удается далеко не каждому, даже если он и обладает суперстальными мускулами.
Пребывание в сборной команде Советского Союза заставило Валерия иными глазами взглянуть и на себя, и на свои планы, и на спорт вообще.
В сентябре он прошел крещение на чемпионате мира и Европы в Варшаве. Ехал в Польшу с честолюбивыми замыслами. Сила мускулов была достаточной, чтобы побороться как минимум за призовое место. Но дрогнул солдат в суровом мужском споре — и мускулы как будто потеряли силу, еле унес ноги от нулевой оценки и толчке. "Реальные" надежды разлетелись вдребезги, Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить... Ему предстояло ещё научиться ходить по бесчисленным оврагам большого спорта, и это он понял на чемпионате.
Варшава — важный рубеж в его биографии. Туда приехал Валерка Шарий, солдат из Минского гарнизона, оттуда возвратился повзрослевший, "побитый" молодой мужчина, который, оставаясь солдатом, понял: маршальский спортивный жезл, лежащий в его ранде, очень "горяч", и взять его в руки будет невероятно трудно.
В среднем весе за 1,5-2 года до Олимпиады-1972 было несколько спортсменов экстра-класса, каждый из которых претендовал на место в сборной под № 1 — Геннадий Иванченко, Владимир Рыженков, Борис Павлов. Валерий упорно приближался к могучей кучке. Внутри неё шла острая рубка, в которой чаша весов не знала постоянства. Сегодня лидирует один, завтра — другой, послезавтра — третий.
На крупнейших соревнованиях, предшествующих Олимпиаде, Шарий никак не мог выйти на ударные позиции.
Чемпионаты СССР:
1970 г. — Г.Иванченко;
1971 г. (Спартакиада народов СССР) — Г.Иванченко, В.Шарий — четвёртое место;
1972 г. — Б.Павлов.
Чемпионаты Европы:
1970 г. — Г.Иванченко;
1971 г. — Г.Иванченко;
1972 г. — Г.Павлов.
Чемпионаты мира:
1970 г. — Г.Иванченко;
1971 г. — Б.Павлов.
Как можно видеть, незадолго до Олимпиады фамилию Шария мы потеряли. Хуже того. На чемпионате страны 1972 года Валерий получил нулевую оценку в рывке. Вопрос о поездке на Игры почти отпал. Это "почти” висело на тонюсеньком волоске символической надежды: Шарию нужно было сделать невозможное, чтобы она, символическая надежда, трансформировалась в реальную. Требовался рекорд. Причём такой, которого никто не ждал. Требовался "невозможный" рекорд.
Наш земляк уже знал сладко-опьяняющий вкус достижений, ещё неведомых средневесам планеты. 6 декабря 1971 года, третьим после Голубовича и Беленков, он вписал своё имя в список атлетов-рекордсменов. На Кубке страны белорус, набрав в сумме троеборья 510 кг (170+ 150 + 190), установил мировой рекорд. Первый в своей жизни! Однако просуществовал он недолго: через три месяца Борис Павлов добавил к нему 2,5 кг. На первенстве страны, которое Шарий провалил (получил нулевую оценку), ребята выступили вдохновенно: Павлов — 515 (опять рекорд!), Иванченко — 510, Рыженков — 507,5 кг.
Кто теперь помнил о Валерии? Единицы. Кто теперь рассматривал его как претендента на место в олимпийской сборной? Единица. Он сам. Даже Зубрилин повесил свою большую седеющую голову: прорваться в Мюнхен — это исключено.
Те, кто полагал, что олимпийская песенка экс-рекордсмена спета, рассуждали здраво. К ним нельзя предъявить претензий: их расчёты были правильными и всё-таки... Они упустили из виду один-единственный фактор, не поддающийся расчетам и измерениям — мечту Шария, которая превратилась для него в смысл жизни и которая ещё не выстрелила свою скрытую мощь.
Менее трёх месяцев оставалось до Олимпиады. Обычно в этот период на помосте наступает затишье. Сильнейшие не хотят раскрывать своих карт, "упираться” на соревнованиях, жечь нервную энергию. Они желают одного: спокойно тренироваться вдали от посторонних взглядов, устранять погрешности в технике, копить силу, чтоб во всеоружии встретить предстоящий турнир, который никогда не имел себе равных ни по значению, ни по масштабности.
14 мая 1972 года. Московский дворец спорта "Салют". Что натворил там Шарий — уму непостижимо. Салют мечты получился ослепительным и оглушительным: два мировых, один всесоюзный рекорды. Сумма троеборья повергла в изумление. 527,5 кг — в это не верилось. О ней говорили на каждом спортивном перекрёстке.
В те дни мне довелось брать интервью у чемпиона страны по классической борьбе в тяжёлом весе А.Зеленко. Поинтересовался: какое спортивное достижение произвело на него наиболее сильное впечатление.
— Последний рекорд Валерия Шария. 527,5 килограмма в среднем весе — это фантастика, — ответил собеседник.
Анатолий был прав. В борьбе за гордое звание "олимпиец" минский атлет выдал чудо-рекорд, в полном смысле невозможный рекорд (старый равнялся 515 кг). Проигнорировать его — это было исключено. Чудо-рекорд ребром поставил вопрос о включении Шария в олимпийскую сборную.
Тренеры пошли на компромисс, предложив ему, как Павлову и Иванченко, решающую проверку — соревнования на Кубок Балтики. Валерий снова праздновал триумф: сумма 525 кг плюс рекорд мира в рывке. Этот безусловный успех положил конец тренерским колебаниям и мучениям: в Мюнхен отправились Шарий и Павлов. Но на Кубке прозвучал и тревожный звоном две первые попытки в жиме оказались у счастливчика неудачными. Он был на грани нулевой оценки. В третьем подходе, ценой невероятных усилий справился с начальным весом. Этому эпизоду никто не придал особого значения: победителей не судят. А Шарий вышел победителем по всем статьям. Итак, здравствуй, Олимпиада, здравствуй, мечта!
Итоги Мюнхена хорошо известны. Сборная СССР получила четыре нулевые оценки — невиданное поражение, неслыханный факт в ее истории. Несмотря мл это, в общем зачете команда заняла второе место. Для тренеров оно было каким-никаким щитом. Конечно, последовали незамедлительные оргвыводы, но к подобным мерам специалисты давно привыкли и воспринимали их как должное.
Сложнее было спортсменам. Четыре нуля — это четыре личные драмы, четыре потрясения. Мюнхенский провал надломил Павлова и Каныгина. После него атлеты пытались оправиться, но, к несчастью, им это не удалось. Не буду конкретизировать сказанное, обоих, увы, давно нет в живых. Если же добавить, что "железный Ригерт" был на грани самоубийства, то попробуйте представить, в какой прострации находился Валерий — наиболее "нежный” из них и, будем говорить прямо, основная мишень для критики: взяли, дескать, неустойчивого в волевом отношении спортсмена (об этом упорно твердили до Олимпиады многие специалисты и тренеры), втолкнули его в последний трамвай...
22 года минуло с тех пор, однако мюнхенское поражение и сегодня жжет сердце Шария. Вспомнит — и снова чувствует страшную каменную тяжесть, которая навалилась на него, пока он, никого и ничего не видя, не слыша, добирался от помоста до раздевалки. Добрался, плюхнулся на скамейку. Было такое ощущение, что непомерная тяжесть раздавливает тело. Скорей бы раздавила, скорей бы...
Несколько минут сидел, не двигаясь, бессильно уронив на колени тяжёлые, налитые тупой, ноющей усталостью руки. Тело потеряло всякую способность к движению. Непреодолимое оцепенение овладело им, парализовало волю и, если бы в эти мгновения встал вопрос о его жизни, — вряд ли бы он пошевелил пальцем, чтобы отвести опасность. Стыд, страх, обида, отвращение к себе овладели атлетом при мысли, что надо встать, пройти под сочувствующими взглядами многих людей, что-то говорить, что-то делать.
Мюнхенскому разгрому сборной СССР посвящена большая литература. Отечественные и зарубежные специалисты со всех сторон рассмотрели этот вопрос. Нигде никаких тёмных пятен не осталось: тренеры и спортсмены допустили грубые тактические ошибки. В среднем весе, в частности, норвежец Лейф Йенсен (чемпион Олимпиады с относительно невысоким результатом) перехитрил, психологически переиграл Шария и Павлова. Почему, как это случилось? Здесь, я думаю, мм знаем не все.
В марте 1984 года в Минске проходил чемпионат страны по тяжёлой атлетике. Шарий был приглашен на эти соревнования в качестве почетного гостя. Присутствовал на них и А. С. Медведев — старший тренер олимпийской сборной мюнхенского образца.
С Алексеем Сидоровичем у меня состоялась долгая беседа. Речь, в основном, шла о его книге "Психология победы", на мой взгляд, интересной и толковой. Автор с подъёмом рассказывал о работе над ней, приводил интересные примеры, факты и эпизоды, не вошедшие в книгу, откровенно делился мыслями о героях "Психологии победы".
— Алексей Сидорович, — спросил я, — почему всё-таки Шарий получил в Мюнхене "баранку", какова её психология?
Медведева сразу как будто подменили. Минуту назад это был общительный, откровенный, увлеченный собеседник, который охотно и подробно отвечал на любой вопрос; сразу после "почему" — замкнутый, настороженно-официальный, застегнутый на все пуговицы.
— А вот этого я вам не скажу, — отрезал он.
Осмысливая пережитое, Валерий Петрович считает, что в профессиональном спорте без больших поражений не бывает и больших побед. Эту суровую диалектику следует воспринимать как должное. Поражение — это тоже опыт, тоже школа, тоже наука, его не избежать никому на тернистом пути к вершинам. Здесь тебя поджидает не приятная прогулка, а непрерывная борьба с объективными законами, с бескомпромиссными соперниками, с самим собой. Ну, а коль борьба, значит, будь готов ко всему.
Ты потерпел поражение? Не казни себя дни и ночи, не посыпай голову пеплом, а начинай с новым упорством ковать победу. Чем дольше будешь казниться, тем меньше шансов выковать ее.
Прежние ("детские", по выражению Шария) взгляды не спешили выветриться. В первые дни по возвращении из Мюнхена он часами сидел в квартире. Когда решался покинуть убежище, то, понурив голову, угрюмый и одинокий, хотел сделаться маленьким и незаметным. Восхищенные взгляды, которые бросали на него мальчишки и которые раньше льстили, раздражали. Если видел знакомого, старался обойти его, чтоб не встретиться. Валерия терзали подозрения всех впечатлительных неудачников, будто люди его жалеют или в грош не ставят, пренебрегают им.
Но Шарий не остался в труднейшие минуты в одиночестве. К чести друзей, они подали руку поддержки, в том числе все главные герои этой книги. Не снимали с него стружку и в Спортивном клубе Армии, не отвернулся также республиканский Спорткомитет, прежде всего в лице ныне покойного председателя В.П.Сазановича и "куратора" тяжёлой атлетики Е.В.Ширяева. Неудача показала: есть у Шария настоящие друзья, есть!
Когда боль немного поутихла, собрался в Червень. Взял билет чуть ли не на последний автобус и отправился к старикам.
Поношенное "транспортное средство" неторопливо бежало по шоссе, на остановках кто-то выходил, кто-то входил. В небольшом железном коробке на четырёх колёсах, пропахшем бензином, было спокойно и уютно, сладкая истома овладевала телом, веки заботливо прикрывали глаза.
Валерий вспомнил о возвращении из Мюнхена. Когда самолет с четырьмя "бараночниками" — им, Павловым, Каныгиным и Ригертом — поднялся в воздух, хотелось одного: чтоб путешествие продолжалось как можно дольше, чтоб самолет летел и летел, пусть даже в никуда, лишь бы не приземлялся. Сейчас же Валерию хотелось побыстрее попасть к старикам, и Мюнхен вспоминался без прежней боли, он отодвинулся далеко¬-далеко.
— Червень, — объявил водитель.
Валерий вышел из автобуса. На землю опустился поздний вечер и укутал окрестности в темные сентябрьские одежды. Мирно и успокаивающе блестели над городком его детства звезды, такие же прекрасные и таинственные, как и десять, как сотню и тысячу лет назад.
Сердце радостно зачастило, когда приблизился к знакомой калитке. Маленькая неказистая березка, посаженная в первый школьный год, превратилась в высокую стройную красавицу. Ее ветви свесились через невысокий заборчик, бережно погладили по лицу. Осторожно открыл калитку, Ступил в дворик, который в раннем детстве представлялся огромным и просторным.
На этом дворике он смастерил когда-то свою первую "штангу" — два ржавых колеса на дубовой палке, здесь же, пока не захолодало, проводил "тренировки".
Валерий легонько постучал в дверь. В доме почти I мгновенно зажегся свет. Знакомые шаги — дедушка. Старик молча обнял внука исхудалыми слабыми руками, на которых когда-то носил его по хате и которые когда-то были невероятно сильными.
— Проходи, Валера, проходи, — взволнованно и радостно сказал Константин Иосифович.
Они вступили в знакомый до каждой трещинки коридорчик, несколько шагов — и кухня. Здесь уже суетилась маленькая, худенькая бабушка. Она плотно прильнула к внуку и поцеловала его. В ее глазах, давно утративших синеву, блеснули слезы, бабушка торопливо смахнула их.
— Ну, внук, садись, рассказывай, пока старая нам чего-нибудь сообразит.
— Правда, правда, мужчины, поговорите, а я накрою на стол.
Долго светилось окно в доме Каминских. Пропели первые червенские петухи, а окно ещё светилось...
Благословенный великий лекарь — родная земля и родные люди! Ни мудрые ученые, ни таинственные колдуны, ни популярные экстрасенсы не научились так врачевать душу, как вы. Не дано разгадать тайну целебных флюидов, излучаемых вами и способных исцелить человека, творя чудеса. Счастлив тот, кто связан с вами духовной пуповиной, кто верен вам, для кого вы — превыше всего. Его боль, нажитую в скитаниях и разлуках, в поражениях и неудачах, вы воспринимаете как свою собственную, и она растворяется, исчезает, покидает "больного".
Благословенный великий лекарь — родная земля и родные люди!..
Через неделю Шарий возобновил занятия. Через месяц вошел в режим жизни профессионального спортсмена экстра-класса, цель которого — быть первым и лучшим в мире.
Тренировки заканчивались под вечер. Как приятно было, завершив сверхтрудную работу, полностью расслабиться и понежиться на скамейке в аккуратном лесопарке, где располагался армейский зал тяжёлой атлетики.
Дни стояли ясные, тёплые. Золотые, багряные листья трепетали, как маленькие спортивные вымпелы, на тихом ветру; в прозрачном и свежем воздухе летали осенние паутинки, в палисаднике соседнего дома печально пламенели яркие георгины, грустно улыбались бледные астры. Высоко в небе улетающие журавли курлыкали прощальную песню, мелодия которой навевала умиротворение и отвлекала от тревожных дум, Валерий был спокоен, уверен в себе, он понял: жизнь не начинается и не кончается помостом, жизнь вообще не кончается — какими б суровыми и безжалостными ни были ее удары. Следовательно, принимай их с достоинством, как подобает воину, смотри в наступающий день с надеждой и не паникуй, если она не сбылась. Не сбылась сегодня — сбудется завтра. Но для этого надо быть хозяином своей судьбы, держать ее в собственных руках и, сколько бы она ни своевольничала, укрощать ее, как рекордную штангу. К тому же ты солдат, и эти стихи не в буквальном, но в психологическом смысле о тебе тоже:
Я строил окопы и доты.
Железо и камень тесал,
И сам я от этой работы
Железным и каменным стал.
Стань "железным и каменным" перед лицом неизбежных трудностей, сопряженных с большим спортом, и ты будешь достоин его, ты победишь!
Внутреннее возмужание Шария, ускоренное мюнхенским крушением — качественно новая исходная позиция для дальнейших успехов и победы на монреальской Олимпиаде. Ещё вопрос: не случись Мюнхен — был бы ли Монреаль? Нынче Валерий Петрович, размышляя над ним, воздерживается от категорического ответа.
Второй олимпийский круг и посттриумфальный период подробно освещены в книге "И прикажи себе — держать!". Приведу лишь отдельные эпизоды, не вошедшие в книгу.
Хотя Валерий после Монреаля не одержал столь впечатляющих побед и не установил столь впечатляющих рекордов, как раньше, я верил, что он способен завоевать вторую золотую олимпийскую медаль в Москве. Верил в это и Шарий, все белорусские и многие небелорусские специалисты. Мы видели: к нему пришла спортивная мудрость, а психологический и биологический потенциал, несмотря на все передряги в прошлом, не иссяк. Но мы просмотрели, как это часто случается, что время незаметно, потихоньку-помаленьку начинает "возражать" лучшему атлету республики и нам.
Весной 1979 года молодые армейские штангисты тренировались в зале политехнического института — в спортивном комплексе "Уручье" шел капитальный ремонт.
Быстро переодевшись, солдаты не разводили тары-бары, а сразу энергично разминались и, разогревшись, брались за штангу. Ребята работали на уровне перворазрядников и кандидатов в мастера, техника выполнения классических и вспомогательных упражнений у них хромала.
Однажды наблюдал за приседаниями "тяжа", который допускал характерную ошибку: в заключительной фазе расслаблял спину и "плюхался" вниз. Сказал ему об этом. Парень снисходительно посмотрел на незваного советчика.
— Между прочим, — сообщил он, — так приседает Валерий Петрович.
— Какой Валерий Петрович?
Собеседник смерил меня удивлённо-уничтожающим взглядом.
— Валерий Петрович Шарий. Для вашего сведения: это чемпион Олимпийских Игр, заслуженный мастер спорта. Первый и единственный в республике.
Вот оно как! Для меня, знавшего Шария юным "лыжником", для тех, кто помнил его худеньким третьеразрядником, он, как и раньше, оставался Валеркой. Но для молодых атлетов — он уже мэтр, Валерий Петрович, непререкаемый авторитет, даже ошибки которого "авторитетны”. Мда...
Ну на что рассчитывать ещё-то?
Каждый день встречают, провожают...
Кажется, меня уже почётом.
Как селёдку, луком окружают.
"Окружают", значит, дело идёт к ветеранству, чего мы не замечали. Разве это возраст для мужчины — "каких-то” 32 года? — бодро и оптимистично вопрошали мы, обсуждая дальнейшие перспективы "Шарика”, и нисколько не сомневались: ещё не вечер, наш друг имеет все возможности прогрессировать как штангист.
Но это с точки зрения "стариков". А с точки зрения 19-летнего армейца? Для него Шарий, при самом искреннем к нему уважении и преклонении, — ветеран, поезд которого по меньшей мере уходит. У мальчишки-солдата своё измерение мира и людей, своя логика, с которой, хочешь-не хочешь, а считаться надо, в них есть доля истины.
Какая логика — "стариков" или молодых — возьмёт верх? Конечно же, молодых: это непреложный закон жизни, проявляющийся в спорте, как нигде, быстро, очевидно и рельефно. Но Шарий и его болельщики верили: закон — законом, а, если говорить конкретно, то Валерий, и даже Валерий Петрович, имеет реальные шансы выступить на Олимпиаде в Москве.
Борьба за место в олимпийской сборной вспыхнула уже в 1979 году. Валерий перешёл в первый полутяжёлый вес и довольно быстро прижился в нем. На первых порах, правда, несколько потерял скоростные качества, но зато чувствовал: силенки прибавилось! Прибавилось и уверенности. Ощущение было такое, что он надежнее стоит на земле. Поползли вверх результаты в сугубо силовых упражнениях: рывковой и толчковой тягах, в приседаниях и наклонах. "Склад" силы заметно пополнялся. Чтобы не потерять скорость, пришлось вспомнить детство, когда Валерка был чемпионом средней школы № 5 г. Минска по бегу на короткие дистанции и по прыжкам в длину. Обнаружилось, что есть ещё порох в спринтерских пороховницах.
Уверенность придавало и то, что особо грозных соперников Шарий не имел ни в стране, ни за рубежом. Его дебют на чемпионате Европы прошел вполне удовлетворительно — бронза. Через три месяца Валерий выиграл Спартакиаду народов СССР, добавив в сумме 10 кг (380 кг). Ещё через четыре месяца "новичок" победил на Кубке страны, и снова прибавка 10 кг, которая позволила возглавить ему мировой список лучших спортсменов в первом полутяже.
На первенство мира заявили, однако, молодого Г. Бессонова. Геннадий не ударил лицом в грязь: занял первое место, повторив спартакиадный "шариевский" результат.
В 1980 году обоим следовало доказать право надеть олимпийскую форму. Его надо было завоевать на чемпионате страны и чемпионате Европы, и вот здесь-то — из песни слов не выкинешь — атлеты сначала упали, а затем, поднявшись, споткнулись.
Первенство Союза-1980 по степени накала не имеет аналогов за все время их проведения. Стремление попасть на Олимпиаду придало борьбе беспрецедентно яростный и в чем-то авантюрный характер. Атлеты рвались и дорывались, сметая доводы разума, к непосильным весам, расплачиваясь за это нулевыми оценками. Из 143 участников больше трети (52) украсили себя "баранками".
Ну, а как выглядели наши друзья-соперники Гена и Валерий Петрович? Они тоже действовали по принципу пан или пропал. "Пропали" оба.
Что случилось с опытнейшим Шарием? Думаю, в нём заговорили гордость и самолюбие олимпийского чемпиона. Не захотел играть в кошки-мышки с молодым конкурентом, посчитал ниже своего достоинства ловить его на ошибках. Тот бросил вызов — Валерий принял его и решил сражаться с открытым забралом.
Рассказано это не для красного словца. Наш земляк исповедовал до последнего своего подхода рыцарское ведение борьбы. Ещё будучи действующим спортсменом, выступал за отмену правила, согласно которому победитель, в случае равенства результатов у двух спортсменов, определяется по меньшему собственному весу. Считал это несправедливым. Всегда сочувствовал тем, кто "проигрывал" по этому показателю, а себя чувствовал виноватым, если опережал кого-то благодаря "дефицитным" 50-100 граммам. Ратовал и ратует: набрали два штангиста одинаковую сумму — вручайте им медали одной пробы, определяйте одно место, как это принято, к примеру, в гимнастике. Потому и не научился — не хотел учиться этому — подкарауливать соперников на ошибках, потому и "погорел” (по крайней мере одна из причин) в Мюнхене, потому и упал в Москве в самый неподходящий момент.
Был реальный шанс подняться на чемпионате Европы. Но тут помешали обстоятельства и трудности, созданные "игроками" из руководящих спортивных структур. Шарий и Бессонов поехали на главный предолимпийский экзамен выжатыми, как лимон. Почему? Предоставим слово Давиду Ригерту, который тоже оказался жертвой околоспортивных манёвров, развернувшихся в преддверии Олимпиады:
Приведённый отрывок из книги Д.Ригерта в пояснении не нуждается. Хочу добавить лишь одно: ни Шарию, ни Бессонову и после чемпионата Европы не дали нормально готовиться к Олимпиаде. Тренировки "друзей-соперников" превращались, как и раньше, в неофициальные соревнования. У Валерия дела шли предпочтительнее. На одной из прикидок он набрал в сумме 392,5 кг — лучшее личное достижение. Из действующих штангистов первого полутяжёлого веса никто не показывал более высокого результата. Странно: руководители команды никак не отреагировали на это."Я наблюдал за их борьбой (Шария и Бессонова. — Э.Я.), — вспоминает Давид в книге "Благородный металл", — с горечью в сердце. Ведь схватились они ещё за две недели до старта. На тренировках, разумеется. Оба уже, к сожалению, не к чемпионату готовились, а соревновались между собой: один поднял внушительный вес — на следующий день другой из кожи вон лезет. Надо ведь показать, что ты не слабее, иначе могут не взять в команду! Сколько раз мы обжигались на подобных. вещах, сколько раз твердили тренерам: наметили состав — дайте людям спокойно, без нервотрепки готовиться к соревнованиям. Видите, что они "загоняют" друг друга, — остановите, это в ваших силах, поберегите атлетов, не сегодня заканчивается их и ваша карьера. На словах вроде все это понимают, но когда доходит до дела...
Вот и наши опытные, видавшие виды бойцы Шарий и Бессонов пришли к европейскому помосту ни с чем: привычные, давно пройдённые результаты не смог показать ни тот, ни другой. Но главное, чего мы никак уже не ожидали, вперед вдруг вырвался никому доселе неизвестный болгарский штангист Румян Александров...
Без сомнения, наши штангисты выглядели бы по-другому, будь они в своей форме. Да, Александров выступил неплохо, но ведь не более того! Все происходило у меня перед глазами, я выводил на помост Бессонова и Шария, ассистировал им. И мне было тяжко наблюдать, как уходит от наших измотанных ребят свеженький и стройный Александров".
И далее. "Лично я в победе Александрова на европейском помосте никаких причин для паники не увидел. Ситуация довольно проста: наши атлеты загодя схлестнулись между собой и пропустили вперед способного дебютанта. Дайте им нормально подготовиться, и все станет на свои места: объективно Шарий и Бессонов сильнее".
Напрасно гнал из головы недобрые мысли Валерий, упрекая себя в излишней мнительности и подозрительности. Догадывался — затевается какой-то трюк. Но какой? Когда тайное стало явным, все схватились за голову: под давлением спортивных функционеров тренеры решили перебросить Ригерта в первый полутяжёлый вес, отказавшись от услуг и "старого" Шария, и молодого Бессонова.
Чем думали инициаторы сногсшибательного хода — сказать трудно. Даже дилетанты понимали: Давида толкают к пропасти. Ему, 33-летнему ветерану, предстояло за короткий срок не согнать, а буквально содрать с себя 10 кг. Мужественный спортсмен "содрал" их, но соревновался практически больным: нулевая оценка в рывке, повторение мюнхенской драмы. По выражению Валерия, Ригерта безжалостно поставили под пистолет и хладнокровно расстреляли.
— Мне было легче: меня великодушно "помиловали", — с горькой иронией признался он позже. — Я понял: все, мое время как атлета закончилось. Пора уступать дорогу молодым. Пора уходить. Печально, но факт.
И он ушёл. Без пышных и вообще без каких-либо проводов. Без трансляций по телевидению. Без цветов и богатых подарков. Кто же ушёл?
Великий неудачник? — этот ярлык приклеили Шарию любители пёстрых этикеток. Нет! Ушёл великий спортсмен — первый в Белоруссии чемпион мира и Олимпийских Игр по тяжёлой атлетике. Пусть ему не улыбнулось счастье полностью реализовать себя — стать дважды (это было реально) и даже трижды (вполне реально) победителем Игр. Пусть обстоятельства оказались сильнее его. Сильнее, но не выше. Выше был он. В этом сущность.
Комментариев нет:
Отправить комментарий