№ 33/34. Основан на реальных событиях » BIOPIC. Иван Мясоедов

Ванечка

Никита Елисеев

ЦЫПЛЕНОК И МЕДВЕДЬ

У любого человека есть какой-то опознавательный знак: а, этот... которого на дуэли убили... понятно. Мы говорим «Лев Толстой» и моментально видим даму в турнюре, ну таком обширном платье, бросающуюся под поезд; говорим «Достоевский» и volens nolens видим голодного студента с топором. Ничего не поделаешь: жизнь несправедлива. Гюго — беспризорник, гибнущий на баррикадах. Дюма — три мужика в широкополых шляпах с перьями. Иван Григорьевич Мясоедов — фальшивомонетчик. И что бы он ни делал в своей жизни: рисовал ли марки для княжества Лихтенштейн, печатал ли «Манифест о наготе» с собственными фотографиями в книге Николая Евреинова «Нагота на сцене», сотрудничал ли с нацистской контрразведкой — все его действия будут сводиться к одному, к фальшивой монете. Ото всего протянутся нити к этому фундаментальному, основному, главному делу его жизни. В Академии художеств он учился у Франца Рубо, мастера военных панорам, немца, славившего победы русского оружия, лишенного российского гражданства в 1914-м, умершего в нищете и безвестности в Мюнхене в 1928-м. Чему учился будущий фальшивомонетчик у Рубо? Обману! На чем построен эффект любой панорамы, диорамы? На том, что зрителю трудно разобрать: где нарисовано, а где — макет, материальный объект. Не тем ли же самым занимается и фальшивомонетчик?

Первая картина выпускника Академии художеств, картина, за которую он получил премию и — как бы это сказать по-современному? — бесплатную путевку в Италию, грант на проживание в Италии, называлась «Поход аргонавтов за Золотым руном». Всю жизнь он охотился за золотым руном, за золотом, проще говоря, за богатством.

В жизни его случались зловещие, символические и в то же время, как ни странно, насмешливые вещи. В 1938 году после двух отсидок в немецких тюрьмах, после скитаний по Европе силач, атлет, художник, русак с окладистой такой, солидной бородой прибывает в Лихтенштейн, крохотное банкирское горное государство на границе Швейцарии и присоединенной в том же году к Третьему рейху Австрии. Он забивается в цыплячью норку и тем спасается от кошмаров ХХ столетия. Не успел он накануне Второй мировой приехать в это государство, как тотчас написал картину «Медведь и цыпленок». Казалось бы, смысл картины может быть только один из двух: медведь или погубит, раздавит цыпленка, или защитит его. Tertium non datur. Ан нет, еще как датур-то. Гигант и цирковой борец Мясоедов влезет в крохотное, цыплячье государство Лихтенштейн и убережется от истории, с легкостью истреблявшей «медведей».

Возможно и другое толкование: в самом себе Иван Мясоедов ощущал вот этого беззащитного, маленького «цыпленка», вокруг которого надо нарастить медвежьи мускулы, чтобы хоть как-то, хоть чем-то защититься от обступившего враждебного мира. Потому-то он и пытался разбогатеть всеми возможными путями. Деньги — те же мускулы. Цыплячья слабость была в душе, в ощущении жизни у Ивана Мясоедова — такого мощного, такого в юности красивого, в старости — солидного. Возможно, наконец, и третье толкование: слабый цыпленок приволок вслед за собой опасного, хищного зверя. В 1944 году в связи с переездом секретной лаборатории РСХА по изготовлению фальшивых денег из концлагеря Заксенхаузен в Эбензее Мясоедов передал секретным агентам Гиммлера готовые клише для 50- и 100-фунтовых банкнот. 4 мая 1945 года Иван Григорьевич встретился с графом Смысловским (он же генерал Хольмстон), бывшим командующим Русской национальной армией германского вермахта (боевой группы фронтовой разведки Восточного фронта), который днем раньше эвакуировал свои отряды в Лихтенштейн. В 1946-м на территорию страны прибыли офицеры НКВД с требованием о выдаче всего личного состава РНА для отправки в СССР. В ответ Смысловский пригрозил совершить покушение на князя Лихтенштейна, если тот удовлетворит требование Советов. В 1948 году правительство Лихтенштейна отклонило требование СССР и разрешило Смысловскому и РНА эмигрировать в Аргентину. Три года государство Лихтенштейн жило в тревожном ожидании чего-то очень серьезного. Цыпленок, художник, бежавший от опасностей ХХ века в нейтральную страну, привел следом за собой весьма опасных бестий. С Борисом Смысловским Иван Мясоедов познакомился давно, еще в пору Гражданской войны, в деникинской армии, когда сам был уполномоченным культурно-исторической комиссии Белой армии. Смысловский тогда работал в деникинской разведке, ведал спецоперациями. Иван Мясоедов ему помогал. Изготавливал фальшивые английские банкноты. Тогда же эти банкноты впервые обнаружили в Германии.

СЕМЕЙНАЯ ИСТОРИЯ

Она важна. Поскольку на первом своем суде в Германии в 1923 году Иван Григорьевич смог разжалобить судей не только печальной судьбой русского эмигранта, но и рассказом о тяжелом детстве. Для этого у него были все основания. В декабре 1911 года Иван Мясоедов зарисовывал своего умирающего отца, художника-передвижника Григория Мясоедова. С художнической зоркостью фиксировал агонию того, кто дал ему жизнь. Стоит связать эти рисунки сына с картиной его мамы, Ксении Ивановой. Картина демонстрировалась в 1896 году на XXVI передвижной выставке и называлась «Слава Богу!». Изможденный старик в постели, к его груди прильнула молодая женщина. Старенький папа на смертном одре простил наконец свою дочь-грешницу. Слава Богу! Но сюжет несколько меняется, если знать, что моделью отца для Ксении послужил ее муж, Григорий Мясоедов, а саму себя Ксения изобразила в роли дочки.

Возрастной гандикап в этой семье был именно такой. В 1899 году, спустя три года после «Слава Богу!», Ксения умерла от туберкулеза. Григорий дожил до 1911-го. После смерти жены он все ж таки сообщил 18-летнему Ванечке, что тот не приемыш, которого из жалости взяли к себе на воспитание Григорий Мясоедов и Ксения Иванова, а их сын.

Мясоедов женился на Ксении Ивановой только тогда, когда та забеременела, но родившегося ребенка своим не признал. Более того! Он запретил и самой Ксении говорить Ване, что она — его мать. Видимо, в 1896 году Ксения почти уговорила Гришу, потому и нарисовала свое «Слава Богу!». Только слава ли еще? Вот вопрос.

Художники-передвижники превосходно знали семейные обстоятельства Григория Мясоедова, сдававшего сына то в приют, то в чужую семью на воспитание. Илья Ефимович Репин с истинным и искренним удовольствием изобразил Григория Григорьевича Мясоедова на картине «Иван Грозный убивает своего сына Ивана» в образе Ивана Грозного. И реалисты шутить умеют. Можно себе представить, какой радостный фырк стоял среди друзей и знакомых, разглядывавших картину «Художник Мясоедов убивает своего сына». Сын художника Александра Киселева, в чьей семье некоторое время жил Ванечка, вспоминал: «Григорий Григорьевич Мясоедов не производил впечатление человека, для которого дети были чарующим зрелищем...»

По всей видимости, свободолюбивый Григорий Григорьевич решил, что Ксения его поймала «словно перепела в сети». У него были какие-то основания считать, что Ванечка — не его сын. Впрочем, после одного случая Григорий Григорьевич убедился: его кровь. Ванечка тогда воспитывался в дружной многодетной семье художников Киселевых. Как-то раз во время очередного застолья, на котором присутствовал и Григорий Григорьевич, гости Киселевых зашумели: «А где Ванечка? Где ваш воспитанник? Покажите, приведите...» Киселевы долго упирались: да он, мол, такой бука, молчун, рева, да он всего боится, да он... Наконец, сдались, привели и показали.

Ванечка оглядел собравшихся, понял, что от него чего-то ждут: не пошлой сказки, стишка какогото, песенки, спетой дрожащим от волнения голоском, нет, — Ванечка понял, что взрослые, поднаторевшие в вопросах и ответах изобразительного искусства дяди и тети, ждут от него полновесной эстетической акции. Ванечка подошел к художнику Маковскому и оглушительно, смачно высморкался в полу его шикарного сюртука. Вот после этого... перформанса, после этой «живой картины», «зримой песни» — «по приютам я с детства скитался» — у Мясоедова-старшего никаких сомнений остаться не должно было: мой сын. В тот же день он забрал семилетнего Ванечку к себе домой.

ОТЕЦ И СЫН

От этого никуда не деться: так уж сориентировала судьба фальшивомонетчика Ивана Мясоедова, что волей-неволей вспоминаешь его отца, передвижника Григория Мясоедова. Ване нравилось все то, что Гриша на дух не переносил. Передвижники отказывались писать на всякие там античные, мифологические сюжеты, а Ваню Мясоедова тошнило от этнографизма простонародной жизни. Ему бы Гераклов, амазонок, валькирий, Зигфридов с Кримгильдами да Брунгильдами, а не какое-то там «Земство обедает». Правда, Григорий Григорьевич своим изображением тяжести народной жизни — «Косцами» или все тем же «обедающим земством» — какие-никакие денежки заработал, на эти денежки какое-никакое именьице под Полтавой купил. Что же до Ивана Григорьевича, то он своими красотами, красавицами и красавцами еле-еле нашкрябал на поездку в Италию, воротившись из которой жил во флигельке, в полтавском именьице отца. Гулял голым по городу, качал мускулы гирями, работал борцом в цирке и удостоился от папы презрительного замечания: «Старайся, старайся, все равно сильнее лошади не станешь».

Поразительно, что именно Григорий Мясоедов, не будучи большим художником, смог создать две знаковые картины передвижничества: «Косцы» — эту работу ляпнули на плакат современной выставки «Крестьянский мир в русском искусстве» — и «Земство обедает». Два этих произведения стали чем-то вроде «Мишек в лесу» Шишкина. Знаком, символом, клише. В каком-то смысле передвижники ведь и сделались производителями таких символов, таких клише, условных единиц искусства. И Григорий Григорьевич Мясоедов был в этом деле не последний мастер.

Ощущение фальши, за которую платят деньги, не могло не коснуться чуткого житейского слуха Ванечки Мясоедова. Он на всю жизнь запомнил поразительное несоответствие между внешностью и сущностью, между явлением и сущностью. Он и сам стал знаком, символом такого несоответствия. Лучше всего об этом написал Ленин в работе «Великий почин»: «Так житейски опытный человек, взглянув на безукоризненную внешность иного „блааодного чеаэка“, про себя решает: „По всей вероятности, мошенник“».

Внешность у Ивана Мясоедова была в самую масть: окладистая борода, пронзительный, навылет, взгляд мудрых, страдающих глаз, художник, мыслитель, благородный отец семейства; он же — берлинский фальшивомонетчик, агент нацистской разведки, Иван Мясоедов.

БЕДНЫЙ ГЛАДИАТОР

Всего три художника в своих мемуарах помянули, вспомянули Ванечку: Федор Богородский, Владимир Милашевский и Кузьма Петров-Водкин. Красивее всех (если угодно, анекдотичнее всех) вспомнил о Ванечке его соученик Петров-Водкин: «Курилка была нашим местом сборищ, отдыха и развлечений. Только  И. Мясоедов мог доплевывать до потолка и даже убивать на нем муху. Мускульный спорт у нас начался с Мясоедова, — в те дни он уже свертывал узлом кочерги истопников, на расстоянии всей курилки тушил свечу, спертым дыханием выбивал серебряный рубль из стакана. Красивый был юноша, в особенности до перегрузки мускулов атлетикой. Он любил свое тело, и одно удовольствие было порисовать с него — так он нарядно подносил каждый мускул. Сын передвижника-основателя Г. Мясоедова, Ваня, очевидно, по наследственному контрасту предался античной Греции. За Мясоедовым группировалась молодежь „чистой красоты“, как она себя именовала».

Лучше всех, точнее всех, сочувственнее всех вспомнил и понял Ванечку Владимир Милашевский. Милашевский в советское время стал изумительным книжным графиком. Книжная графика учит понимать другого так же, как и самого себя. Понявший «Крошку Цахес...» Милашевский мог понять и великана Мясоедова. Милашевский социально был подготовлен к тому, чтобы почувствовать одну из мучительных тем Ванечкиной жизни — нереализованность в сочетании с огромными и, право же, не беспочвенными амбициями. Он, как и Ванечка, оказался в ситуации резкой смены времен, когда властно и необратимо поменялись правила жизни, когда понадобилось срочно учиться жить по новым правилам. Милашевский учился на станкового живописца и умел им быть, а пришлось стать книжным графиком. Мясоедов учился на художника-баталиста, а стал... фальшивомонетчиком. В сущности, любая жизнь в любое время так именно и устроена, но времена революций, резких социальных переворотов или преддверия этих переворотов уж слишком, уж чересчур усугубляют несовпадение амбиций и реализации, уж слишком необратимо требуют выучивания новых неожиданных правил жизни.

Вот как писал о Ванечке Милашевский: «Оригиналом из оригиналов, уникумом, перед которым все меркло, был художник Иван Мясоедов. Он был сыном знаменитого художника-передвижника (»Земство обедает«), однако совсем не унаследовал ничего от столпа передвижничества ни внешностью, ни сутью. О нем рассказывали легенды, о нем писали писаки всех «Вечерок» Европы, им восхищался король этих рыцарей пера, сам Брешко-Брешковский. Говорили, что Мясоедов в Риме взял первую премию за красоту мужского телосложения, что в Колизее он изображал гладиатора и Рим рукоплескал ему, что где-то он убил быка ударом кулака, и так далее, и так далее... и всё причудливей носились слухи, всё помпезнее, шумнее и маловероятнее!..

Ростом он был, вероятно, сто девяносто сантиметров, колоссальная грудь и ширина плеч, — фигура типичного борца, которая в костюме кажется мешковатой, некрасивой, но в голом виде приобретает нужные пропорции и гармонию. Легенды, ходившие о нем, очевидно, имели под собой какое-то основание, но нельзя одновременно кадить двум богам. Чтобы борец-атлет был в форме, он должен ежедневно тренироваться. Думаю, что Мясоедов пренебрегал этим. Он то выступал в цирке, то писал картины, и в эти периоды тучнел, становился обрюзгшим, в нем появлялось нечто бабье. Что-то странное придавали его внешности подведенные глаза. Веки он не подкрашивал гримом, а раз и навсегда покрыл темно-голубой татуировкой. Он объяснял, что у него были «водяные номера», и это побудило его пойти на такой шаг. Волосы спускались на брови челкой, иногда какой-то обруч стягивал их.

Мясоедов появлялся всегда в сопровождении своей хорошенькой жены-итальянки, очень маленькой женщины. Он не столько обнимал ее, сколько покрывал ее плечи одной своей ладонью. Они стояли вместе у кассы... совещались: хватит ли на две порции бефстроганова? Бедный гладиатор! По всему видно было, что, несмотря на легенды вокруг его имени и заработки интервьюеров, личные дела его были плохи. Его картину «Аргонавты» никто не покупал. В цирке тоже чемпионат был заполнен, да и какой-нибудь преображенец Михаил Шемякин, более чем двух метров роста, любимец всех петербургских офицеров-гвардейцев, или Поддубный, Ванька Каин были просто сильнее его...«

Милашевский великолепно препарировал кентаврическое явление «художник-атлет» с философской, что ли, точки зрения. Есть три формы отношений явления и сущности. Первая, самая простая: явление манифестирует сущность, явление — лицо сущности. Вторая: явление скрывает сущность, явление — маска сущности. Есть и третья: явление дискредитирует сущность. Но это уже полное кафкианство. У Ванечки было попроще, что и понял Владимир Милашевский. Вот явление: человек-легенда, силач, Геркулес, одним ударом кулака в лоб быка... А вот сущность: бедный гладиатор со своей женой у кассы в столовке прикидывают: хватит ли на бефстроганов? Ошибся Милашевский только в одном: родившаяся в Гамбурге Мальвина Верничи, вторая жена Мясоедова, была наполовину итальянка, наполовину немка. Но это и не важно.

1905, 1914, 1917

1905 год, год всероссийского бунта, давшего стране конституцию, парламент, свободу слова, совести и пр., Ванечка не заметил. Он елико возможно подчеркивал свою аполитичность. Тело, красота, изготовление красоты, восприятие красоты, — вот, что его интересовало. Да нет, конечно, 1905 год воздействовал на Ванечку сильно, но опосредованно. Чем более опосредованно, тем сильнее. Раз все вокруг о политике и свободе, то вот вам — я буду только о красоте и свободе тела. Между тем, если бы не всероссийский бунт, кто бы позволил Ванечке свободу телесного самовыражения? Можно себе представить, что было бы с Победоносцевым, если бы он увидел Ванечкин «Манифест о наготе» с фотографиями!

Зато 1914-й задел Ванечку за живое. Да и не мог не задеть. Ведь он был готов к войне. Профессионально, живописно. Все ж таки он учился у крупнейшего баталиста, Рубо. Чему он там учился? Рисовать льющуюся кровь и атакующих солдат. Но он был готов к войне не только художнически, профессионально, но и человечески, идейно, психологически. Он радовался драке. Рисовал амазонок, битву за тело Патрокла, валькирий... В Риме в 1911 году учудил штуку: когда силовые акробаты в кабаре «Реджина Маргерита» предложили желающим из публики повторить их номера за 500 франков, поднялся на сцену, повторил, а полученные франки пожертвовал в пользу семей солдат, погибших в итало-абиссинской войне. Гром рукоплесканий и заметка в «Биржевых ведомостях».

Да, он был готов к войне. Во время войны он написал одну из лучших своих картин — «Гибель немецкого улана». Проткнутый пикой человек превращен в черный, напряженный, угловатый какой-то ком. Его гибель отвратительна и энергична. Еще мгновение — и угловатость исчезнет, энергия распада, гибели вычерпается, останется просто ком, просто мертвая груда. Война обнаружила, что при всем своем прокламируемом поклонении красоте Иван Мясоедов напряженно вглядывался в безобразное, отвратительное, вывернутое, не слишком, мягко говоря, естественное.

Это всегда было заметно заинтересованным наблюдателям. Поклонник творчества Ивана Мясоедова, посвятивший ему немало заметок, Николай Брешко-Брешковский с восторгом описывал «Амазонок» Ванечки и отмечал, до чего же умело рисует мастер голые тела старух-амазонок и мужеподобные формы амазонок-девиц. Декламации и декларации о красоте-наготе-силе прикрывали неизбывный, страстный интерес к слабости и отвратительному. Может быть, Иван Мясоедов смог бы неплохо проиллюстрировать Кафку. Может быть, Ханса Эверса.

А потом была революция... В феврале 17-го Ванечка был счастлив, как и вся Россия. К тому времени Романовы надоели приблизительно так, как к 1991 году надоели большевики. После октября 17-го Ванечку пошвыряло. Он обнаружился у Деникина. В 1920 году Ванечка и его вторая жена Мальвина Верничи бежали из Крыма в Берлин.

ФАЛЬШИВАЯ МОНЕТА

Немецкий историк и журналист Себастьян Хаффнер в 1938 году в английской эмиграции написал мемуары о 1920-х — начале 1930-х годов в Германии. Он вспоминает, что более всего немцев в 1920-х годах потрясло, сильнее всего их нравственную структуру сокрушило появление молодых богачей. Прежде богатство ассоциировалось с солидностью, возрастом, покоем, вежливостью, спокойствием, бородой, черт возьми! — а тут из шикарных лимузинов выскакивают бритые молодые пижоны, наглые, громогласные, быстрые — и принимаются тратить. Прежде богатство ассоциировалось с бережливостью и накопительством, и вдруг оно стало синонимом трат.

Это сдвигало мозги. Понятно, почему богатство стало синонимом трат: инфляция. Что не успел потратить — исчезло. На фоне этих юных шиберов фальшивомонетчик Иван Мясоедов выглядел как из раньшего времени. Одна борода чего стоила. А степенность, солидность! Словом, как было написано у Ильфа-Петрова: «Эти чистые глаза, этот уверенный взгляд он видел в Таганской тюрьме в 1922 году, когда и сам сидел там по пустяковому делу»...

Инфляция подрывает моральные устои общества. Деньги — мера труда, мера времени — превращаются в труху, в ничто, в бумажки. Какие только мысли не приходят в голову в условиях инфляции или (зайдем с другой стороны) в условиях карточной системы... Николай Глазков в 1945 году, намаявшись на полуголодном пайке в Москве, записал в рифму то, что без всякой рифмы пришло в голову русскому эмигранту Мясоедову в Берлине 1920-х годов: «Знаю я, что ничего нет должного... / Что стихи? В стихах одни слова. / Мне бы кисть великого художника: / Карточки тогда бы рисовал / Продовольственные или хлебные. / Р-4 или литер Б. / Мысли удивительно нелепые / Так и лезут в голову теперь».

Мясоедов рисовал не карточки, а — поднимай выше — валюту. Фунты стерлингов и доллары. Не одна инфляция подсказала ему ход к изготовлению фальшивых банкнот, но и финансовая обстановочка Гражданской войны в России, в которой Мясоедов поучаствовал. На территории страны столкнулись разные деньги. Деньги, бывшие деньгами прежде, превращались в картинки. Дошло до того, что выпускались карикатурные деньги, — естественно, не имевшие хождения.

На Украине советский агитпроп выпустил карикатуру на петлюровскую валюту. Карбованец с трезубцем, только вместо трезубца — вилка, на которую наткнуты колбаса, сало. Мясоедов и сам принимал участие в изготовлении денег. Он рисовал, гравировал валюту для Деникина. На деникинских облигациях он изобразил (в кокошнике, само собой) свою вторую жену, цирковую танцовщицу Мальвину Верничи. Какую подсказку судьбы он должен был почувствовать, рисуя деньги, которые были, да сплыли? Весь XIX век писатели только и делали, что разоблачали власть денег, как вдруг, когда в начале ХХ века житейски подтвердилась их условная, договорная природа, стало понятно, что с деньгами — плохо, но без денег...

ФРАГМЕНТ ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ИВАНА МЯСОЕДОВА

11.01 я с Мясоедовым имел при посредничестве г-на надворного советника Рамминга (переводчика) следующую стенографически зафиксированную беседу:

Каково Ваше самочувствие? (очень сильно дрожит, барабанит пальцами)

Со времен юности я страдаю сильными головными болями, вплоть до приступов головокружения. В начале и конце месяца болезненные проявления едва ощутимы. В середине же месяца они так усиливаются, что я бываю вынужден в поисках помощи обращаться к врачам. В настоящий момент, очевидно, потому, что сейчас середина месяца, — для меня наступил период, когда головные боли и головокружение особенно сильны; они сильны настолько, что мыться я могу только сидя, поскольку для меня невозможно наклоняться над тазом. Эти болезненные проявления начались примерно в возрасте 14 лет и были особенно сильны в период раннего переходного возраста. Улучшение наступило, когда я познакомился со своей нынешней женой и мы постепенно начали жить вместе, т. е. с... (конец страницы).

ТЕЛО И ДЕНЬГИ. ПИСАТЕЛИ И ВАНЕЧКА

Два занятия Ванечки — нудизм и фальшивомонетничество — образуют некую двустворчатую раковину, «двойчатку». Что может быть несомненнее, объективнее, очевиднее тела? Что может быть условнее денег? Но это не тело — объективное, материальное, очевидное — служит мерилом ценностей, а... деньги, те самые бумажные деньги, которые при определенной сноровке и с соответствующим инструментом может изготовить любой профессиональный художник.

Когда Мясоедов занялся фальшивомонетничеством? Первый раз его арестовали за это в Берлине в 1923 году. Но ведь это вовсе не означает, что до 1920-х годов он этим не интересовался. Летом 1908-го в полтавской усадьбе Григория Мясоедова, где жил его сын Иван, был произведен полицейский обыск. Причины неизвестны — не то нарушение общественной морали, не то поиск фальшивомонетчиков. Исторический беллетрист Пикуль в новелле «Мясоедов, сын Мясоедова» пишет, что в Полтаве собрались строить гравиметрическую обсерваторию и лучше места не нашли, чем флигель Ивана Мясоедова в усадьбе Мясоедова Григория. Стали ломать флигелек и обнаружили в нем приспособления для печатанья денег, образцы, клише. Известно, что в 1917 году Ванечка подделывал керенки.

Может, и до революции Ванечка баловался фальшивомонетничеством. Есть тому косвенные свидетельства. В 1911 году он был у Горького на Капри. В 1913 году Горький закончил первый вариант пьесы «Фальшивая монета». Случайно ли это совпадение? Бог весть... В 1923-м Ванечку арестовала берлинская полиция. В том же году Горький взялся за давно отставленную им пьесу, каковую и закончил, основательно переработав, в 1926 году. В результате у Горького получилось что-то странное, ни на какие горьковские пьесы не похожее, более всего напоминающее пьесы абсурда.

Но мы сейчас не о Горьком. Если говорить о беллетристах, то судьба и приключения Ванечки Мясоедова напоминают не горьковские пьесы (даже такие, как «Фальшивая монета») и не горьковскую же прозу, а прозу Сирина. Не прославленного американского прозаика Nabokov’а, а Сирина с его «Отчаянием», «Соглядатаем», «Королем. Дамой. Валетом», даже «Защитой Лужина». Пути Ванечки и набоковского семейства сходились. Впрочем, не так много было эмигрантов в Берлине, чтобы их судьбы не пересеклись. Распространитель изготовленных Мясоедовым фальшивых банкнот Мамонов работал гувернером в семье у двоюродного брата Владимира Набокова, Николая.

Когда в 1932 году Мамонова арестовали, а вслед за ним взяли во второй раз и Мясоедова, Владимир Набоков (Сирин) стал сочинять рассказ о русском фальшивомонетчике, живущем в Берлине. Рассказ назывался «Королек». Главного героя, Романтовского, убивали нацистские штурмовики, поскольку он не такой, как все. Рассказчик тоже замечал инаковость, необычность своего Романтовского, замечал и отмечал, поэтому когда в квартире убитого русского эмигранта полицейские обнаруживали приспособления для печатания фальшивых денег, рассказчик, автор недоуменно писал: «А я-то думал вместе с ними, что ты и вправду особенный. Я думал, признаться, что ты замечательный поэт, принужденный по бедности жить в том черном квартале».

Неизвестно, имел ли в виду Набоков Мясоедова персонально, когда делал своего «Королька». Но дело Мясоедова, о котором писали «Последние новости» и «Руль», задело его, заинтересовало. В Романтовском он изобразил то, на чем смог сыграть Мясоедов во время первого суда: за мускулами атлета, за прокламируемым бесстыдством нудиста, за великолепной, окладистой бородой, бурными приключениями скрывается перепуганный, обиженный ребенок. Эта слабость причудливо и закономерно сочеталась с упорным Ванечкиным доказыванием себе и другим: он — сильный, он вполне может выстоять один, в нем самом — опора его самого. Он сам себе государство, даже дензнаки может печатать.

А это ведь все герои Сирина — одинокие короли, Solus Rex’ы, будь то гениальный Лужин, талантливый Годунов-Чердынцев, психопаты Смуров и Герман Карлович или мрачный, завистливый неудачник Франц из «Короля. Дамы. Валета». У них у всех вышиблена из-под ног почва, они все сами по себе. Главное, что Набоков превосходно понимал: эти самость, вышибленность, аутсайдерство не всегда хороши. Порой из обиженных, ушибленных, отшибленных на обочину выползают такие монстры, что просто мое почтение.

ПАРАБОЛА

Жизнь Ванечки развивалась по удивительной параболе. От передвижников, культа нагого тела и красоты через деникинскую контрразведку к фальшивомонетчеству и далее к сотрудничеству с нацистской охранкой, — в этой параболе заключается что-то закономерное, естественное, может и неприятное нам, но укорененное в действительности межвоенной Европы. Чрезвычайно мало сказано о том, как повлияли на обстановочкув Германии наши эмигранты. Нет, не либералы и демократы вроде Набоковых, а ребята из белогвардейских спецотделов вроде графа Бориса Смысловского или художника Ивана Мясоедова.

Немцы и сами прошли через опыт войны и революции, но тут к их опыту прибавилось нечто неожиданное, необычное: способность и умение оттянуться, когда начальство отвернулось или делает вид, что не замечает. Аморализм и жестокость, соединенные с безукоризненной выправкой. Это потом Юлиан Семенов вместе с Лиозновой показали нам их интеллигентных гестаповцев, сначала немцы увидели наших осваговцев.

К тому же проигравшие были напуганы. И никому не простили своей напуганности. Ванечка хорошо понял драму собственной жизни: всю жизнь качать медвежьи мускулы, чтобы прятаться как заяц. Иван Мясоедов запомнил жестокую шутку своего отца: «Старайся, старайся, все равно сильнее лошади не станешь». Как ни накачивайся физической силой, но если на тебя попрет танк, государство, революция, история, — ты будешь раздавлен. Или тебе придется забиться в норку, чтобы танк прогрохотал над тобой. Или заключить договор с танкистом. В 1920-м в Крыму Мясоедов был арестован ЧК. Чудом остался жив. Каким чудом?

На первом своем берлинском суде в 1923 году Мясоедов рассказывал о том, как его выводили на расстрел, как стреляли поверх головы, так что даже шрам остался. Эта его история удивительно напоминает соответствующий рассказ Смурова из набоковского «Соглядатая», кончающийся словами внимательного слушателя: «К сожалению, в Ялте вокзала нет».

Растроганные берлинские судьи, услышавшие рассказ не только про расстрел, но и про тяжелое детство, дали Ивану Григорьевичу по минимуму. В 1925 году он был досрочно освобожден. В 1932-м — новый арест. В 1934-м при новом нацистском правительстве, провозгласившем безжалостную борьбу не только с евреями и коммунистами, но и с преступностью. Ванечка освобожден, выпущен в Латвию. Здесь-то никакого особого чуда не просматривается. Особо бескомпромиссная борьба с преступностью, как правило, приводит к союзу и сотрудничеству с преступниками. Жан-Пьер Мельвиль писал про парижское гестапо: «В нем дружно работали уголовники и полицейские. У нацистов был план наводнить Европу фальшивыми дензнаками, отомстить европейцам за инфляцию 1920-х годов. Иван Мясоедов, профессионал со стажем, для такого плана подходил идеально. В 1938 году он вместе со всей своей семьей приехал в небольшую банкирскую монархию, Лихтенштейн, заранее запасшись фальшивыми чешскими паспортами на имя Зотовых. В 1940-м изготовил клише для английских банкнот и через нацистского агента передал его в Германию для обеспечения секретных операций РСХА.

В 1945 году помог Борису Смысловскому и его отрядам обосноваться в Лихтенштейне. В 1947 году, когда до отбытия Смысловского и его головорезов в Аргентину оставался год, дома у Мясоедова провели обыск. Обнаружили печатный станок и медные клише 100-долларовой банкноты. В 1948 году суд Лихтенштейна приговорил Мясоедова к двум годам тюремного заключения. В декабре того же года Ванечку досрочно освободили. Смысловский тем временем выбивал для старого друга аргентинскую визу.

В 1953 году Иван Григорьевич Мясоедов отбыл в Буэнос-Айрес. В Аргентине он прожил месяц. Приехал в мае, умер в июне. Его похоронили на буэнос-айресском кладбище. Жаль, что о нем ничего не знал аргентинец Борхес. Ванечка Мясоедов украсил бы его «Всеобщую историю бесчестья», разместившись со всевозможными удобствами между Лазарусом Морелем, безжалостным освободителем, и Хакимом, красильщиком из Мерва.

Моя биография мне не удалась

Путь скитаний Ивана Мясоедова

Евграф КОНЧИН

В Инженерном корпусе Государственной Третьяковской галереи открыта выставка произведений Ивана Григорьевича Мясоедова - "профессора Евгения Зотова" (1881 - 1953) "Путь скитаний".

Свою "неудавшуюся биографию" Иван Мясоедов символически отобразил в картине "Прощание с Павленками", написанной в начале двадцатых годов в Берлине и проникнутой острым чувством ностальгии. Дряхлый слуга настежь распахнул ворота старинной фамильной усадьбы, расположенной близ Полтавы, за ними уходит в неясную, сумрачную бесконечность грязная, разбитая дорога, не сулящая ничего радостного. Она и стала началом сложных, безотрадных скитаний художника. Жизнь Ивана Мясоедова, сына замечательного живописца Григория Григорьевича Мясоедова, одного из организаторов и руководителей знаменитого Товарищества передвижников, пестра, противоречива и парадоксальна. Завидно одаренный, он входит в число художников Серебряного века русской культуры. Точнее, только сейчас он вошел в историю отечественного изобразительного искусства, ибо до этой выставки его имя было совершенно неизвестно в нашей стране. Как художник он умел делать все, достигая блестящих образцов, - портреты, многофигурные картины, натюрморты, пейзажи, эскизы театральных декораций и костюмов, философские аллегории, репортажные зарисовки, монументальные росписи, эскизы киноафиш, плакатов и почтовых марок, карикатуры, газетные иллюстрации... Широк и жанровый охват работ, разнообразны их стилистика, манера исполнения - от классического передвижничества до современного авангарда.

Он увлекался фотографией и достиг большого профессионализма. Создал серию фотокомпозиций на исторические и мифологические темы, где снимался в обнаженном виде, изображая Бахуса, Меркурия и античных героев. Разработал для своей жены, танцовщицы и артистки цирка Мальвины Верничи, хореографию танцевальных номеров. Обладая несомненными артистическими способностями, снимался в 1929 году в фильме Владимира Стрижевского "Игры императрицы". Участвовал в Берлине в организации Дней русской культуры.

Природа одарила его красивой, привлекательной внешностью, он профессионально занимался спортом - тяжелой атлетикой. Славился острым умом, большими знаниями в области литературы, особенно античной, философии, филологии, лингвистики, религии, истории и права. В последние годы жизни писал фундаментальный труд, в котором высказывал прогнозы будущего устройства мира и судеб цивилизации. Многие его идеи созвучны современным нравственно-философским направлениям, некоторые предвидения оказались пророческими...

Бог дал Ивану Мясоедову очень много, успех сам шел в его руки. Но по своему характеру он был бунтарем, не подчиняющимся общепринятым нормам, придерживающимся анархистских, антигосударственных и антиклерикальных убеждений. Еще в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, а затем в Петербургской академии художеств он наряду с высшими художественными наградами и отличиями получал строгие предупреждения за нарушение установленных правил. Поссорившись с отцом в 1904 году, сжег около 6000 своих рисунков.

Иван Мясоедов часто попадал в сложные, подчас рискованные "переплеты". Во время гражданской войны служил в армии Деникина. После ее разгрома, уже в Крыму, его чуть было не расстреляли красные. В 1921 году через Севастополь, Стамбул и Триест он пробрался в Германию. Жизнь его как будто бы налаживалась, но тяга к разного рода авантюрам привела его на скамью подсудимых...

Еще до эмиграции Иван Мясоедов "баловался" изготовлением фальшивых ассигнаций. Этим он занялся и в Берлине - печатал фальшивые английские фунты и американские доллары, а его жена Мальвина Верничи их сбывала. В 1923 году их арестовали. Иван Мясоедов провел три года в знаменитой Моабитской тюрьме. Там он расписал тюремную молельню. Второй раз он за те же деяния отбывал срок в 1933 - 1934 годах в германском городе Лукау - из окна тюремной камеры написал одно из лучших своих произведений, которое теперь экспонируется на выставке.

После освобождения он изготовил фальшивый паспорт на имя чехословацкого гражданина Евгения Зотова (имя Евгений привлекло его своим смыслом - "благородный"), а для благозвучности и солидности прибавил слово - "профессор". С этой подделкой он прожил последние 15 лет в княжестве Лихтенштейн и под этим именем вошел в художественную историю страны. Но в 1946 году афера раскрылась, и он лишился всякого гражданства. Более того, его снова арестовали, и лихтенштейнский суд "за попытку подделки государственных кредитных бумаг" приговорил его к двум годам заключения. После освобождения он вынужден был покинуть княжество. Со своей семьей переехал в Аргентину и умер в Буэнос-Айресе летом 1953 года.

Таково биографическое обрамление выставки работ Ивана Мясоедова - "профессора Евгения Зотова". Представлены картины, акварели, рисунки, исполненные во все периоды его творчества. Ранние, посвященные прежде всего любимым Павленкам. Большое место занимают античные темы - несколько вариантов "Аргонавтов", "Похода минийцев", "Амазонок", сцен из мифа об Орфее и странствий Геракла. Выразительны "Автопортреты", изображения отца на смертном одре (1911 год), портреты жены, дочери, друзей. Великолепны женские фигуры - аллегории воды, обнаженные. Виртуозно отточены стремительные, красочные танцевальные сцены, театральные декорации и костюмы. Он - блестящий рисовальщик! Как тонко, изящно и емко сделаны зарисовки зверей в берлинском зоопарке, портреты натурщиков.

Впечатляют "демонические" произведения, аллегории страха, ужасов, ненависти и страданий. Это "Погибающая культура" (тема весьма злободневная и сейчас), мрачные аллегории "Отечество", "Народ есть дитя своей страны", аллегория "Россия", "Революция", "Все против всех"... Злой, беспощадной карикатурой являются картины "Государство и церковь", "Государственный суд Линча", "Казнь именем закона", "Страшный суд", в которых Иван Мясоедов резко критически определяет свое отношение к государству и Церкви.

На выставке показано около 200 произведений живописи и графики, фотографии и архивные документы - все, что удалось собрать фонду "профессора Евгения Зотова - Ивана Мясоедова", созданного в столице княжества Лихтенштейн - городе Вадуц. Ранние работы переданы музеям Москвы, Петербурга, Украины, они пришли из частных коллекций.

Но главная заслуга в открытии незаурядного русского художника принадлежит упомянутому фонду. Ведь в Лихтенштейне Ивана Мясоедова знают и почитают как своего национального мастера, свою национальную гордость. В 1981 году, когда в Вадуце торжественно отмечалось 100-летие со дня рождения художника, создается комиссия по собиранию и изучению его творческого наследия, позже преобразованная в постоянный фонд. Большую помощь оказала дочь художника Изабелла Верничи фон Мигке-Колланде, танцовщица, хореограф и балетмейстер, проживавшая в Мюнхене. Уже собрано более 3 тысяч живописных и графических работ "профессора Евгения Зотова". В конце прошлого года была устроена в Вадуце большая персональная выставка его произведений, которая прошла с грандиозным успехом. И в Москве, надеюсь, его российская премьера также станет заметным художественным событием.

ХУДОЖНИК — АТЛЕТ ИЗ «САДА БОГОВ»

Елена Колон «Зеркало недели» №20, 16 мая 1998


В Третьяковской галерее открыта выставка «Иван Мясоедов — Евгений Зотов. Путь скитаний». Хронологически и тематически она отображает жизненный и творческий путь нашего соотечественника, выдающегося художника Ивана Григорьевича Мясоедова (1881-1953 гг.), впервые после долгих лет забвения представленного в России. Значительную часть своей жизни он провел в эмиграции: в Берлине, Брюсселе, а также в столице княжества Лихтенштейн Вадуце, где именовал себя профессором Евгением Зотовым. Страна Советов не могла простить художнику ни его пребывания в качестве уполномоченного культурно-исторической комиссии и художественного корреспондента в армии генерала Деникина в период гражданской войны, ни его анархических убеждений, ни портрета Муссолини, выполненного им для обложки журнала «Italie Nouvelle» (1938 г.), ни дружбы с командующим Первой русской национальной армией германского вермахта генерал-майором Артуром Хольмстоном… Эта выставка — своего рода открытие имени мастера, практически неизвестного в стране, которую он покинул в 1921 г. на германском корабле «Вигберт», следовавшем в Константинополь. Оттуда дальнейший путь Мясоедова лежал в Баварию, затем — в Берлин.

Экспозиция включает около 200 живописных и графических работ художника, архивные и фотодокументы, предоставленные Фондом профессора Е.Зотова-И.Мясоедова (Вадуц), музеями Украины, Санкт-Петербурга и частными коллекционерами. В качестве почетных гостей на церемонии открытия присутствовали министр культуры и иностранных дел Лихтенштейна Андреа Вилли, президент совета Фонда Зотова-Мясоедова Ханс Брунхарт, внуки — единственные прямые наследники мастера — Мишель Модлер (дизайнер фирмы «Siemens», прибывший из Мюнхена) и Нанита Модлер (сотрудник Центра им.Жоржа Помпиду в Париже), швейцарские и украинские дипломаты. В составе большой делегации бизнесменов и общественных деятелей из Лихтенштейна — подчеркнуто элегантный и чрезвычайно общительный барон Эдуард фон Фальц-Фейн, лично знавший Зотова (Мясоедова).

Иван Мясоедов был внебрачным сыном известного художника-передвижника, академика Г.Мясоедова и художницы К.Ивановой. Он родился в Харькове. Был крещен (фамилией своего крестного отца — Зотова — впоследствии пользовался в эмиграции).

Обучаться живописи Иван начал в полтавской частной художественной школе своего отца, продолжил в Московском училище живописи ваяния и зодчества, а потом — в Академии искусств в Санкт-Петербурге в батальной мастерской у знаменитого Ф.Рубо (автора панорамы «Оборона Севастополя»), офортной мастерской у В.Матэ и скульптурной — у Г.Залемана.

Будучи студентом училища, И.Мясоедов увлекся силовым спортом, и на Всероссийском чемпионате по тяжелой атлетике выиграл II приз в средней весовой категории. Учебу в академии он совмещает с занятиями в Санкт-Петербургском атлетическом обществе графа Рибопьера, одно время даже мечтая о цирковой карьере и выступая в цирковых состязаниях. К этому периоду относится словесный портрет художника, сделанный одним из его современников: «Говорили, что Мясоедов в Риме взял первую премию за красоту мужского телосложения, что в Колизее он изображал гладиатора и Рим рукоплескал ему, что где-то он убил быка ударом кулака… Ростом он был, вероятно, сто девяносто сантиметров, колоссальная грудь и ширина плеч — фигура типичного борца… Что-то странное придавали его внешности подведенные глаза. Веки он не подкрашивал гримом, а раз и навсегда покрыл темно-голубой татуировкой. Он объяснял это тем, что у него были «водяные номера» и это побудило его пойти на такой шаг».

Сторонник культа античности (доминировавшего в начале ХХ века в Академии искусств), Мясоедов пропагандирует овеянный духом витализма культ обнаженного тела, изображая античные статуи в «живых картинах».

В своем имении в Павленках (под Полтавой), окруженный, по словам отца, «рабами и наперсниками, которых он угнетает своим величием и абсолютностью своих приговоров», Иван создает нечто вроде художественно-философского объединения, которое называет «Садом богов».

Увлечение типом средиземноморской красоты сближает художника с итальянской танцовщицей Мальвиной Верничи, ставшей с 1912 г. спутницей его жизни.

Некоторое время супруги живут в Павленках, где строят новый двухэтажный дом в итальянском стиле (в котором сейчас находится обсерватория). А немного позднее И.Мясоедов становится ректором одного из киевских художественных учебных заведений.

В Берлине, куда Иван Мясоедов эмигрировал вместе с женой, он пользовался большим успехом как портретист: ему заказывали свои портреты российские дворяне-эмигранты, представители буржуазии и дипломатического корпуса, актеры и оперные певцы. К тому же (берлинскому) периоду относится цикл картин на темы народной жизни Украины и России, в которых явно ощущаются ностальгические мотивы («Прощание с Павленками», «Татарское кладбище в Крыму», «Русский пасхальный стол»). С необходимостью заработка и возможностью новых форм самовыражения связано участие художника в фильме В.Стрижевского «Игры императрицы» (1929 год) с Лиль Даговер. В роли боярина Мясоедов был величественным и грандиозным. Большому кинематографу принадлежит еще одна работа мастера: он создает рекламный плакат для фильма «Трейдер Хорн» (студия «Metro Goldwyn Mayer»), используя натурные зарисовки животных, сделанные им в Берлинском зоопарке.

В 1934 году Иван Мясоедов и Мальвина Верничи, выехавшие из Германии в Ригу окольными путями, изготавливают чешские паспорта на имя Евгения и Мальвины Зотовых, с которыми благополучно перемещаются сначала в Брюссель (где в итальянском консульстве И.Мясоедов (теперь уже Зотов) пишет небезызвестный портрет Бенито Муссолини, которым тот остался очень доволен), а через некоторое время выезжают в Лихтенштейн.

В этой маленькой аграрной стране в центре Европы с монархической формой правления Зотов сначала находит относительный покой и благополучие. Высоко оцененный как живописец, он получает ряд серьезных правительственных заказов на выпуск серии марок государства Лихтенштейн, посвященных памятным историческим датам, пишет портреты князя, принцев и принцесс, работает над стенными росписями звукового кинотеатра в Вадуце, фресками частных особняков. Многочисленными пейзажами и натюрмортами, выполненными в импрессионистической манере, Зотов довольно часто пользуется как денежным эквивалентом, расплачиваясь за услуги, к примеру, с врачом или адвокатом (средняя стоимость его работ в это время составляла примерно 500 шв.фр.)

В Лихтенштейне едва ли кто-то знал, что под именем профессора Зотова скрывается украинско-российский художник Иван Мясоедов. Едва ли кто-то знал его прошлое: попытки его расстрела большевиками в Крыму, спасение из плена, поиск убежища в Европе, привлечение к судебной ответственности и тюремные заключения в Германии за фальшивомонетничество. Здесь никто не помнил его молодым, похожим на греческого бога. Теперь это был старик с внешностью ветхозаветного пророка, с длинной белой «толстовской» бородой, величественный и одновременно хрупкий, в последние годы подверженный депрессиям и меланхолии. Пессимистические настроения мастера находят отражение в его полотнах на политические темы, в основном сюжетно связанных с Россией. Он пишет собрания демонов, он отражает ужас и разрушения, которые несут революции и войны. Эти работы по выражению сути негативных мировых сил, зловещей мощью образного строя сопоставимы с серией офортов Ф.Гойи «Капричос». Свою, выстраданную им, философию пессимизма Е.Зотов излагает в большом многолетнем литературном труде «Энциклопедия общеутверждающих понятий», в котором проявляет себя как великолепный знаток лингвистики, истории, религии и права. В основе произведения лежит идея освобождения народов от рабства, куда их загнала индустриализация и с ней — «разделение труда между специализированными рабами».

Вскоре после окончания войны Чехословацкое генеральное консульство выявляет местонахождение проживающих в Лихтенштейне с фальшивыми паспортами Евгения и Мальвины Зотовых и об этом извещает правительство страны. Чета Зотовых объявляется не имеющей гражданства (как это уже было в Берлине), а вскоре попадает под обоснованное подозрение в изготовлении фальшивых долларов и лихтенштейнских паспортов. Начинается судебный процесс, из-за недостатка улик дело закрывается. Зотовы готовятся к выезду в Аргентину.

С получением официального разрешения в эту латиноамериканскую страну Зотовым помог их знакомый генерал-майор Артур Хольмстон, поселившийся, как и многие другие немцы, после окончания войны в Буэнос-Айресе. Во время поездки Мясоедов тяжело заболевает и через три месяца после прибытия в Аргентину умирает от рака печени. Его вдова возвращается с наследием художника в Европу, временно живет у дочери в Габсбурге, а затем переселяется в Вадуц. Мальвина Верничи пережила своего мужа почти на двадцать лет.

Творческое наследие И.Мясоедова составляет примерно 4000 произведений (из числа выявленных), это картины, гуаши, пастели, офорты, фотографические и текстильные работы, почтовые марки, документальные материалы. Значительная его часть — около 3200 экспонатов в коллекции Фонда Е.Зотова-И.Мясоедова. По приблизительным оценкам экспертов, достояние фонда на сегодняшний день составляет 40-70 млн. долларов. Больше половины произведений приобретено фондом на пожертвования, в частности, у внуков художника Мишеля и Наниты Модлер, которые предпочли передать свое наследство «в одни руки», не рассредоточивая по разным адресам.

Материалы своих многолетних научных изысканий любезно предоставил фонду украинский искусствовед Анатолий Коваленко, на собственные средства установивший на стене дома Мясоедова в Павленках мраморную мемориальную доску с бронзовым портретом художника.

На родине живописца, в Украине, наиболее ценной считается коллекция его работ, относящаяся к раннему периоду творчества, принадлежащая Полтавскому художественному музею. Она включает более 20 живописных и несколько графических работ, которые попали в музей из усадьбы автора, бежавшего от большевиков. До Отечественной войны в экспозиции было 67 произведений Мясоедова. Предположительно, что немцы, оккупировавшие Полтаву, вывезли многие работы художника вместе с другими ценными экспонатами. Считается также, что к значительным потерям привел пожар в полтавской галерее в 1943 г., в огне которого, очевидно, погибли монументальные произведения мастера «Аргонавты» («Поход минийцев»), «Лагерь амазонок», «Кентавромахия», «Вакханалия», «Танец живота»...

На одной из последних работ Ивана Мясоедова — «Небо и море. Отъезд в Аргентину» — ровная гладь вечного моря, тонально взаимодействуя с непостоянным светом переменчивого неба и подвижными облаками, увлекает взгляд одновременно вдаль и вверх, туда, где, возможно, обитают боги.

Кто вы, герр Зотов?

Фальшивомонетчик, оказавшийся гением живописи

В России о нем давно и прочно забыли, а вот в Лихтенштейне для его картин создан специальный музей. Хотя до этого арестовали и выслали из страны за поддельный паспорт. Он окончил Академию художеств в Петербурге, выступал борцом в цирке, в Испании ударом кулака убивал быков, нарисовал портрет Муссолини, а умер в далекой Аргентине.

Такой необыкновенной была жизнь Ивана Мясоедова. Он родился на Украине в семье знаменитого художника-передвижника Григория Мясоедова. Однако был его внебрачным сыном. Отец воспитанием отпрыска занимался мало, а потом во­обще «отдал в люди». Иван не стал таскать барки по Волге, как Максим Горький, а пошел по стопам родителя, поступил в Москве в училище живописи, ваяния и зодчества, а потом с золотой медалью окончил Академию художеств в Петербурге. Ему сулили блестящее будущее, но, как на грех, юный Ваня был награжден природой необыкновенной внешностью и огромной физической силой. Наверное, именно по этой причине он и не стал тихим классическим живописцем, как другие выпускники академии, а всю жизнь метался между разными профессиями и скитался по миру.

Иван Грозный убивает своего сына

Если поставить рядом с репродукцией знаменитой картины Репина фотографии Ивана Мясоедова или его отца, то каждый поразится необычайному сходству: безумный царь и оба художника похожи как две капли воды. Это и немудрено, поскольку именно Григорий Мясоедов позировал для знаменитого полотна Репина. А его сын был похож на отца, а значит, и на Ивана Грозного.

Иван еще в юности заметил это сходство и пользовался им в полной мере. Даже сделал себе на веках синюю татуировку, чтобы взгляд был еще более «грозным».

В 1981 году, когда исполнилось 100 лет со дня его рождения, в Лихтенштейне создали специальный музей, в котором собрали все картины Мясоедова. Это большое здание в несколько этажей, с кондиционерами, лифтами и современными стеллажами для хранения полотен. В нем насчитывается около трех тысяч единиц хранения – единственный такого рода музей, целиком посвященный русскому художнику, в Западной Европе.

Но еще больше он дорожил своим телом, поскольку был сложен, как антич­ный Аполлон. Именно по этой причине, наверное, он увлекся Элладой, где царил культ красоты и физической силы. Чтобы глубже изучить античность, Иван Мясоедов выучил сначала греческий, а потом и итальянский языки.

Впрочем, освоить последний ему помогла его итальянская жена – бывшая танцовщица Мальвина Верниче.

Увлекся гиревым спортом, выступал в цирке борцом под псевдонимом Де Красац, а на чемпионате России по тяжелой атлетике занял второе место.

Любил фотографироваться в обнаженном виде с завитыми волосами и в венке из лавровых листьев, изображая римского императора. Даже написал специальную статью о наготе. А потом создал в Петербурге художественно-философское общество «Сад богов», где проповедовал идеалы «чистой красоты».

В армии Деникина

Но, увы, наступали суровые времена, когда уже было не до «чистой красоты», – грянули мировая война, а потом и революция в России. Мясоедов оказался в армии Деникина, однако в роли почему-то репортера. Но и этого оказалось достаточно, чтобы большевики его чуть было не расстреляли. Ему чудом удалось вырваться из застенков чекистов и бежать за границу.

Вскоре он вместе с женой оказался в Берлине. Но и там царил голод, по улицам в потрепанных шинелях бродили увечные солдаты, а где-то в пивных уже начинал свою агитацию Адольф Шильк­грубер. Картины русского художника академической школы были никому не нужны, тогда популярностью начали пользоваться «левые» художники. Мясоедов пробовал сниматься в кино, рисовал афиши, но жить на случайные заработки, не имея своего жилья, было трудно. Именно в это время, страдая от безденежья, художник вспомнил о своих навыках гравера и подумал: «А почему бы мне не делать деньги самому?».

Хотя, как свидетельствуют некоторые историки, занялся этим малопочтенным ремеслом он еще раньше. Когда много лет спустя в его доме в России стали делать ремонт, обнаружили тайник, в котором хранилось великолепное клише для печатания фальшивых долларов.

В Берлине поддельные купюры сбывала его жена-итальянка, но вскоре фальшивомонетчика из России «повязали». Три года он провел за решеткой Моабитской тюрьмы и вышел досрочно только по той причине, что расписал великолепными фресками тюремную церковь.

Оказавшись на свободе, прежнего ремесла не бросил, а изготовил фальшивый паспорт на имя гражданина Чехо­словакии Евгения Зотова. И с таким документом поселился в Лихтенштейне – в те времена тихом закоулке Европы.

«Профессор» с поддельным паспортом

Там он для солидности назвался «профессором» и вернулся к основной профессии – стал рисовать. О его жизни в Лихтенштейне рассказал в своих воспоминаниях, изданных не так давно в России, его соотечественник, другой русский эмигрант – барон Эдуард Фальц-Фейн.

«Время от времени, – пишет барон, – он получал заказы от княжеской фамилии и правительства. По случаю принесения присяги верности Францу Иосифу II написал парадный портрет князя и выпустил серию марок. В честь торжественного открытия канала в Лихтенштейне он сделал еще одну серию марок. Расписывал стены домов, иногда продавал свои картины местным жителям, а чаще обменивал их на продукты».

Все так и думали, что этот импозантный старик с окладистой седой бородой, похожий на ветхозаветного пророка, и есть профессор Зотов. Обман вскрылся после того, как истек срок действия паспорта и надо было его продлевать. Тогда и выяснилось, кто он на самом деле. Мясоедова лишили права на жительство и приговорили к двум годам тюрьмы.

Однако добрые жители Лихтенштейна не отвернулись от «герра Зотова», к которому уже привыкли. Он никому не сделал зла, а когда в 1952 году в Вадуце устроили его персональную выставку, все увидели, какой он большой художник. Местный адвокат Адульф Петер Гооп собрал целое собрание его картин. Тем не менее Лихтенштейн Мясоедову пришлось покинуть.

Единственный в мире 

Он собрался в Аргентину, где после войны образовалась большая русская колония. Но еще на пароходе почувствовал себя плохо и сразу после прибытия в Буэнос-Айрес умер. Его вдова вместе с картинами вернулась обратно в Лихтенштейн, где скончалась в старческом доме в 1972 году.

Слава «профессора Зотова» в Лихтенштейне началась уже после его смерти. В 1981 году, когда исполнилось 100 лет со дня его рождения, там создали специальный музей, в котором собрали все картины Мясоедова. Это большое здание в несколько этажей, с кондиционерами, лифтами и современными стеллажами для хранения полотен. В нем насчитывается около трех тысяч единиц хранения – единственный такого рода музей, целиком посвященный русскому художнику, в Западной Европе. И, наверное, единственный музей в мире, носящий имя человека, который был фальшивомонетчиком и не раз сидел в тюрьме. Среди других картин там много полотен с изображением красных дьяволов с мерзкими рожами среди трупов и разложения – такой запомнилась Мясоедову Россия, которую ему пришлось покинуть.

Андрей Соколов
Фото: agritura.livejournal.com
На фото:
Иван Мясоедов. «Портрет Мальвины Верниче»;
Иван Мясоедов. «Магнолии в Берлинском ботаническом саду» 

Мясоедов, сын Мясоедова   (Сборники Валентина Пикуля: Сборник «Тайный советник. Исторические миниатюры»-49)   

Валентин Пикуль Мясоедов, сын Мясоедова

В Московском училище живописи, ваяния и зодчества ожидали визита высокого начальства, когда в кабинет князя Львова, директора училища, ввалился швейцар и пал в ноги:

– Ваше сиятельство, стыда не оберемся… избавьте!

– В чем дело, милейший? – удивился князь и только тогда заметил, что швейцар перепоясан, словно кушаком, толстою железною кочергой. – Да кто ж это тебя так, братец мой?

– Опять Ванька… Мясоедов, сын Мясоедова! Завязал курям на смех, а мне-то каково в дверях гостям кланяться?

Владимир Милашевский писал: «Оригиналом из оригиналов, уникумом, перед которым все меркло, был художник Иван Мясоедов», сын знаменитого передвижника Григория Григорьевича Мясоедова.

Г. Г. Мясоедов был человеком сложным, в общении невыносимым; его резкий самобытный характер иногда оказывался даже для друзей и близких тяжел не по силам. Не ужившись с первой женой – пианисткой, он сошелся с молодой художницей Ксенией Ивановой, которая в 1881 году родила ему сына – Ивана. А далее начинаются загадки, которые можно истолковать лишь причудами большого таланта. Григорий Григорьевич не позволил жене проявлять материнских чувств, мальчику же внушал, что его мать – это не мать, а лишь кормилица. Не отсюда ли, я думаю, не от самой ли колыбели и начался острейший разлад между отцом и сыном?..

Наконец Г. Г. Мясоедов безжалостно оторвал ребенка от матери, доверив его заботам семьи своего друга – пейзажиста А. А. Киселева (тогда еще москвича). Это случилось, когда Мясоедов позировал Репину для картины «Иван Грозный и сын его Иван». Облик художника воплотился в облике царя-убийцы, а позже Мясоедов вспоминал:

– Илья взял царя с меня, потому что ни у кого не было такого зверского выражения лица, как у меня…

А семья Киселевых была талантливая, веселая, многодетная. Софья Матвеевна, жена художника, решила заменить Ване родную мать. Казалось, этот отверженный подкидыш попал в общество сверстников, здесь и обретет счастливое детство. Но этого не произошло… Я позволю себе сослаться на записки Н. А. Киселева, сына пейзажиста, который в Ване Мясоедове встретил ребенка, не желавшего признавать слово «нельзя». На каждое «нельзя» он отвечал гнусным, противным воем. В нем сразу же «стали выявляться его отрицательные стороны, чего так боялась моя мать. Он оказался абсолютно невоспитанным. Ни в малейшей степени ему не были знакомы самые примитивные правила поведения». Сколько ни билась с ним добрейшая Софья Матвеевна, ничего не получалось, и у нее скоро опустились руки:

– Исчадие ада! Что из него выйдет – подумать страшно…

В ту пору передвижники жили единой дружной семьей (разлады в их Товариществе возникли позже). Когда устраивались выставки картин в Москве, это событие отмечалось добрым застольем в доме Киселевыx – шумно, весело, празднично. Детей кормили отдельно от взрослых, но гости пожелали увидеть сына своего собрата – Ваню Мясоедова. Николай Маковский больше других упрашивал Софью Матвеевну:

– Да покажите нам его… Что вы прячете?

– Прячу, ибо знаю, что добра не будет.

– А все-таки покажите, – настаивал Маковский.

Мясоедов, сын Мясоедова, был представлен гостям. Но глядел на всех волчонком, исподлобья. Убедившись, что смотрины его закончены, мальчик вдруг шагнул к Николаю Маковскому, одетому лучше всех, вытер сопливый нос об рукав его сюртука… Это была уже не шалость капризного ребенка – это было умышленное злодейство. Софья Матвеевна при всех расплакалась.

– Чаша моего терпения переполнилась…

После этого казуса Мясоедов забрал свое немыслимое чадо от Киселевых и в 1891 году пристроил его в полтавское реальное училище, которое Ваня и закончил, не блистая аттестацией. Но «искра Божия» уже была в душе Мясоедова-сына, и юноша, оставив тихо дремлющую Полтаву, поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Киселевы тогда уже перебрались на берега Невы, учителями Ивана стали превосходные мастера – Н. А. Касаткин и В. Н. Бакшеев.

Бакшеев говорил Григорию Григорьевичу:

– Ваш сынок Ваня – ах, какой это талантище!

– Несчастье мое, – отвечал Мясоедов-отец…

А ведь Бакшеев не льстил маститому передвижнику, его сын получал высшие оценки в живописи и в рисунке. Бакшеев не стал допытываться, в чем отец видит «несчастье», но в своих мемуарах отметил: «Он боялся, что его сын пойдет по пути артистов цирка и бросит живопись…»

– «Д у б и н а!» – отозвался отец о сыне.

Правда, что Ванечка рос богатырем. Его физическое развитие совпало по времени с развитием русского спорта, когда чемпионаты силовой борьбы становились праздниками для народа. Иван все чаще отрывался от мольберта – ради цирковой арены. Феноменально могучий от природы, он увеличивал силу беспощадными тренировками. Его внимание обратилось к античному миру, потому что там царил культ человеческого тела. Иван освоил греческий язык, дабы легче проникнуть в древний мир гармонии и красоты. В цирках он выступал за деньги, как профессиональный борец, под псевдонимом «де Красац». Отец, узнав об этом, презрительно фыркал:

– Чемпион мира и окрестностей…

Иван Мясоедов своего добился, его фигура обрела удивительную гармоничность, он походил на Геркулеса. Я вот думаю: что это – мода, поветрие? Ведь тогда же портретист Браз ударом кулака разрушал камины и печи, Машков и Кончаловский (еще молодые ребята) изображали себя обнаженными, демонстрируя свои мышцы, а наш чудесный мастер Мешков на своих плечах относил на водопой жеребенка и таскал его к реке до тех пор, пока жеребенок не превратился в коня…

«Художник должен быть сильным!» – утверждал Иван.

Летние каникулы он проводил в полтавской усадьбе отца, отношения с которым не были еще враждебными, но становились все холоднее. Гуляя в саду, стареющий художник постоянно спотыкался о разбросанные гири, которые даже нельзя было убрать с дороги (так они были массивны).

– Дурак! – кричал он сыну.

Отец был не прав. И напрасно упрекал сына в том, что его интеллект растворился в мускулатуре. Изучив греческий язык, Иван уже постигал итальянский. Известный актер В. Гайдаров бывал тогда в Полтаве и в своих мемуарах отметил, что Ивана окружало интересное общество. Именно здесь он встретил режиссера Н. Н. Евреинова, друзьями Ивана были и Волкенштейны, представители культурной семьи с давними революционными традициями… Мало того, Иван Мясоедов печатался в популярном журнале «Геркулес», в котором выступал и Максим Горький – с призывом быть сильными и здоровыми: «Было бы чрезвычайно хорошо, если бы мы, русские, усвоили этот девиз!»

Пропагандируя культ красоты и силы человеческого организма, Иван Мясоедов сочинил «манифест», который и был опубликован Евреиновым – для всеобщего сведения. Работая в цирках, Иван Мясоедов ставил на аренах мифы Древней Греции с участием акробатов в икарийских играх, смело вводил под купол воздушных красавиц в античных хитонах… Он и сам был красив! Подчеркивая это, он сделал на лице, вокруг глаз, голубоватую татуировку, чтобы его упорный взгляд казался демоническим и загадочным. Все это лишь бесило старого передвижника, своим полтавским друзьям он говорил:

– Нет, это не мой сын, а какое-то отродье. Я человек слабый, болезненный… откуда взялся этот верзила? Художника из него никогда не выйдет, а что выйдет – неизвестно!

В 1901 году богатыря охотно приняла под свою сень петербургская Академия художеств, он попал на выучку к Вл. Маковскому, который не затруднялся в выборе сюжетов для учеников.

– Да что вы, темы найти не можете? Посадим натурщиков за стол, пусть пьют чаек – разве не сюжет для картины?

Рисунок преподавал «свирепый» профессор Гуго Залеман.

– Сегодня рисуем человеческий скелет, – объявил он.

– Простите, но я пейзажист, – сказал кто-то.

– Вот и прекрасно! – рычал Залеман. – Значит, вы обязаны изобразить скелет гуляющим по берегу моря.

Академическая школа, при всех ее недостатках, все-таки дала Мясоедову владение формой и цветом, без которых немыслим никакой художник. Друзьями его стали Федор Кричевский и Георгий Савицкий (тоже сын передвижника). Кричевский оставался верен своей теме – украинскому крестьянству, а Савицкий невольно поддался влиянию Мясоедова, они совместно изучали «Илиаду» и «Одиссею». Мясоедов был влюблен в древность, даже дома он искусно драпировался в тогу римского патриция, курчавая челка (тоже античная) спускалась на лоб. Уже тогда Мясоедов был кумиром студенческой молодежи. На традиционных балах-маскарадах в Академии художеств он всегда выигрывал первые призы «за костюм», появляясь перед публикой полуобнаженным, с коротким мечом в руке, с волосами, стянутыми золотым обручем…

– Т ь ф у! – выразительно реагировал на это отец.

А между тем о сыне его уже ходили легенды; в римском Колизее он выступил в роли гладиатора, Рим удостоил его премии за красоту торса, в Испании он поверг наземь здоровущего быка (недаром же Федор Кричевский сделал его портрет в облачении мадридского тореадора). Наш прославленный живописец А. М. Герасимов случайно встретил Ивана Мясоедова в гостях у писателя Вл. Гиляровского: «До этого я знал его только по фотографиям в журналах. С играющими мускулами, с венком из виноградных листьев на голове, с лицом Антиноя, он был похож на античную статую!» – таким он запомнился Герасимову…

Академия художеств формировала художника в течение семи лет. И лишь под конец учения Мясоедов возобновил знакомство с семейством Киселевых, избегая при этом хозяина дома, но сумев понравиться Софье Матвеевне, хотя она (по старой «материнской привычке») беспощадно шпыняла своего беспутного «сына»:

– А ну! Пошел из-за стола – руки мыть…

Н. А. Киселев в своих записках отметил, что Иван производил странное впечатление – молчаливый, сосредоточенный, замкнутый. «Никогда не говорил о своей жизни, планах, не участвовал в общих разговорах». Лишь постепенно он раскрыл свою душу.

– Хочу поступить в батальный класс Франца Рубо. Мечтаю о большом полотне – отплытие аргонавтов в Колхиду.

– А чего ты не женишься? – спросил его Коля Киселев.

– Мне нужна не столько жена, сколько натурщица, всем своим обликом отвечающая моим представлениям о древней красоте…

Киселева, однако, удивило, что, помимо живописи, Иван увлекается граверным искусством. Его влекла (и сильно влекла!) сложная техника воплощения тончайших оттисков на бумаге.

– Зачем это тебе, Ваня?

– Можно заработать, – был ответ…

В ту пору Киселеву не могло прийти в голову, какую извилистую линию проведет граверный штихель в могучей руке Ивана… Учителя же он избрал себе гениального – самого Матэ! Художник П. Д. Бучкин вспоминал, что мастерскую Матэ часто посещали два друга – Иван Мясоедов и Федор Кричевский, в своих учебных офортах они тщательно повторяли свои живописные работы. Так что опыт в гравировальных делах у Ивана Мясоедова уже был, а учитель ему попался – наилучший в тогдашней России!

Осенью 1907 года, когда Мясоедов поступил в мастерскую Рубо, отец писал о нем: «Бродит, пускает пузыри, а выйдет вино или квас – неизвестно… Живет во флигеле, где у него постоянно торчат молодые люди, его рабы и наперсники, которых он угнетает своим величием и абсолютностью приговоров…» В следующем году Иван уже взялся за написание картины «Аргонавты», «в осуществление которой, – сообщал отец из Полтавы, – я не верю, но мешать ему в этом не хочу, хотя наперед знаю, что доброго из этого выйдет мало… Он в мире признает стоящим чего-нибудь только себя, метит он очень высоко и не без основания, но все это слишком рано. Он хочет удивлять, удивлять-то еще нечем…». Очень строго отец судил своего сына!

Строго и несправедливо. Иван Мясоедов окончил Академию художеств блистательно – с золотой медалью. Его программной работой стало огромное и торжественное полотно «Поход минийцев (Аргонавты, отплывающие от берегов Греции за золотым руном в Колхиду)».

Наградою за успех была заграничная поездка. Италия в ту пору была встревожена мессинским землетрясением. Будучи в Риме, Мясоедов, конечно, посетил тамошний цирк, на манеже которого выступали лучшие силачи мира. Шпрехшталмейстер под конец объявил:

– Почтенная публика! Если средь вас найдется желающий испробовать силу и повторить хотя бы один номер нашей программы… наш цирк отдаст ему весь кассовый сбор!

Соблазн был велик. Нашлись охотники подзаработать. Но как ни тужились, могли убедиться лишь в том, что гири не по их силенкам. Вот тогда-то из партера и поднялся наш Ванечка:

– Я приехал из России, синьор. Позвольте мне…

Неподъемные тяжести стали порхать над манежем, как мячики. Своей силой он превзошел цирковых атлетов, и директор цирка подал ему поднос с деньгами. Мясоедов деньги принял:

– Прекрасные синьориты и вы, благородные синьоры! Я, русский художник, жертвую весь этот кассовый сбор в пользу бедных итальянцев, пострадавших от землетрясения в Мессине…

Что тут было! Итальянцы разом встали, устроив Ивану бурные овации. Это и понятно: зрителей Мессины спасли экипажи кораблей русской эскадры, а теперь русский богатырь Иван жертвует баснословный гонорар на благо тем же мессинцам…

Всегда приятно думать о благородстве человека!

Передвижничество изживало само себя, среди «стариков» начались распри и несогласия… Г. Г. Мясоедов порвал с Товариществом, безвылазно проживал в Полтаве. Он не смирился с тем новым, что обильно вливалось в усыхающие артерии прошлого. Вокруг неукротимого апостола былых заветов образовалась оскорбительная пустота, он замкнулся в своем саду, ненавидя людей, и терпел только музыку:

– Все лгут, и только музыка еще остается честной…

Гнетущий покой в Полтаве лишь однажды был потревожен приездом Н. А. Киселева, сына его давнего друга. Визит в Полтаву был связан с XXXVIII выставкой передвижников. Старик помог Киселеву найти помещение для картин, выставка прошла успешно. Но визит в Полтаву доставил немало неприятных минут: у калитки усадьбы его встречал не сам Мясоедов, а сын Мясоедова.

– Коля? – удивился Иван Мясоедов. – Наверное, к нему? – И кивнул в глубину сада, где виднелся отцовский дом. – Если к нему, так я провожу тебя. Но только до крыльца. Дело в том, что мы с отцом не видимся. Живем, как чужие люди…

В голосе сына сквозила явная враждебность по отношению к отцу, и Н. А. Киселев верно рассудил, что в этом доме, на отшибе Полтавы, уже произошла семейная трагедия. А вскоре ушел из этого мира Мясоедов-старший; он умирал, окруженный музыкантами, которые играли ему Баха и Шопена… Я держу перед собой портрет умирающего, исполненный с натуры рукою его сына: как страшен момент агонии! И я отказываюсь понять, что более двигало рукою сына – искусство или ненависть к отцу? Зачем он с таким старанием выводил линии спазматически открытого рта, обводил контуры страдальчески заостренного лица?

Мясоедова-отца не стало, но остался он – сын его…

На двух посмертных выставках (в Полтаве и в Москве) он безжалостно расторговал все богатое наследие отца, не пощадив и его коллекции, составленной из дарственных работ Репина, Ге, Шишкина, Дубовского, братьев Маковских… Нам, потомкам, остались от этих выставок-продаж одни жалкие каталоги. Но можно ли простить художнику то, что простительно купцу-торгашу?

…После поездки в Полтаву Киселев сказал матери:

– Иван встретил меня очень странно. И не пожелал общения со мною. Он проводил меня до дома отца с какой-то подозрительной поспешностью. Словно он боялся, что я стану напрашиваться на визит к нему в его отдельное жилье во флигеле.

– Он еще не женился? – спросила Софья Матвеевна.

– Да кому он нужен со своими выкрутасами… Всю жизнь, наверное, будет искать заморскую принцессу на горошине!

«Принцессой на горошине» оказалась Мальвина Верничи, приехавшая к нам на гастроли в амплуа партерной акробатки.

– Вот это она … моя жена!

Я раскладываю портреты Мальвины: вот четкий профиль, как на античной камее, с пышной копною волос на затылке, вот она в прекрасной наготе… Да, женщина красивая! Но красота ее какая-то зловещая, далекая нам, не от мира сего. Таких женщин лучше обходить стороной, любуясь ими из безопасного далека. Теперь в прозрачном хитоне эта бесподобная красавица из цирка варила на кухне макароны для своего мужа…

Георгий Савицкий, увидев Мальвину, ахнул:

– Ваня, дай мне твою жену ненадолго.

– Зачем?

– Вылитая Иродиада! Буду писать с нее.

– Бери, – разрешил Мясоедов, – только не задерживай долго, ибо она необходима мне для картины «Отдых амазонок»…

Жилось ему не так уж легко. Порою мне кажется, что он бросал кисти ради манежа, снова превращаясь в «де Красаца», только потому, что в доме не хватало денег на макароны. В. А. Милашевский оставил нам такую живописную сцену в студенческой столовой: «Мясоедов появлялся в сопровождении своей хорошенькой жены-итальянки, очень маленькой женщины. Он не столько обнимал ее, сколько покрывал ее плечи одной своей ладонью. Они стояли вместе у кассы… совещались на итальянском языке – хватит ли на две порции бефстроганова. Бедный гладиатор?»

Никто не знал, чем Мясоедов занят, каковы его творческие планы, но занятий гравюрой он, кажется, не оставил.

…В 1919 году Иван Мясоедов навсегда покинул родину. А перед отбытием в эмиграцию он безжалостно, даже с каким-то садизмом, уничтожил в усадьбе все, что касалось его отца – все его эскизы, всю переписку, все наследие мастера.

Откуда такая лютейшая ненависть?

Мясоедов, сын Мясоедова, растворил себя в накипи чужой для нас жизни; до его друзей, оставшихся на родине, доходили о нем только слухи, которые невозможно проверить. Полтава жила своими заботами и чаяниями, об Иване стали забывать. Но вот однажды в окрестностях Полтавы решили устроить обсерваторию. Долго искали для нее место, пока не обратили внимание на заброшенную усадьбу Г. Г. Мясоедова, возле которой догнивал и флигель его сына. Этот флигель почему-то и сочли самым удобным местом для строительства. Начали разрушать постройку, и тут… Тут мы перенесемся в московскую квартиру архитектора А. В. Щусева. Его гостеприимством пользовались тогда многие. Среди гостей случайно оказался архитектор из Полтавы, который и рассказал о загадочной судьбе этого флигеля:

– В нем жил Иван Мясоедов, там же была и его мастерская. Но под рабочим столом художника мы обнаружили засекреченный лаз с очень хитрым затвором, ведущий в подземелье. У нас закралось подозрение, что тут дело нечисто… Действительно, в куче старого мусора мы неожиданно обнаружили отлично сработанное клише с тончайшим граверным узором. Это была матрица, вполне готовая для печатания фальшивых денег.

– Русских? – оживленно спросил Щусев.

– Нет, американских долларов…

Тогда же Н. А. Киселев поведал Щусеву о том, что Иван Мясоедов недаром, как видно, постигал технику граверного искусства («и мы оба порадовались, что судьба избавила отца от больших страданий, послав ему своевременную смерть»). Но история на этом не закончилась… По словам того же Н. А. Киселева, события развивались так. Молодое Советское государство нуждалось в культурных контактах с заграницей, в концертное турне по Германии выехала молодая скрипачка Вера Шор. Германия переживала тяжелые времена, всюду царила нужда, зато процветали нувориши-спекулянты, а в Берлине на каждом углу торчали на костылях нищие калеки. После одного из концертов к Вере Шор подошел прилично одетый молодой человек. Он сказал, что в Берлине находится художник Иван Мясоедов, у которого собирается русское общество, и это общество будет чрезвычайно ей благодарно, если она повторит свой скрипичный концерт в условиях мясоедовского ателье.

– Если вы согласны, – заключил молодой человек, – я провожу вас… Это не так далеко отсюда.

Вера Шор согласилась. Молодой человек провел ее темными закоулками в теснину мрачного двора, по черной лестнице они поднимались до верхнего этажа. На условный стук двери открылись, и Вера Шор оказалась в богатой квартире, украшенной антикварной мебелью, коврами и картинами. Громадный стол – это в нищем-то Берлине! – буквально ломился от обилия дорогих яств, уникальных вин и заморских фруктов.

Иван Мясоедов рассеял ее недоумение словами:

– Да, по нашим временам такой стол – редкость. Но я богат, у меня много заказов… популярность в Германии… даже в Италии!

После концерта он щедро расплатился с музыкантшей, взяв с нее слово, что перед отъездом на родину она непременно позвонит ему, дабы договориться о повторении этого чудесного вечера. Вера Шор так и поступила. Но по телефону ей ответили, что Иван Мясоедов уже заключен в тюрьму – как фальшивомонетчик. Скрипачка не могла понять, какой же смысл в период девальвации германской марки идти не преступление ради той же марки?

В трубке телефона высмеяли ее наивность:

– Ваш соотечественник работал над производством устойчивой валюты… Он печатал фальшивые британские фунты стерлингов…

Кто-то из друзей Н. А. Киселева, бывавший тогда в Италии, видел даже газету, сообщавшую, что художник Иван Мясоедов «приговорен к пожизненным каторжным работам в одной из отдаленных английских колоний». Казалось бы, на этом можно поставить точку. Однако рассказ Н. А. Киселева был дополнен академиком А. А. Сидоровым (ныне покойным).

В 1927 году он выехал в Германию по делам Наркомпроса, а в Берлине навестил русского гравера В. Д. Фалилеева, «сохранившего, – как пишет Сидоров, – всю привязанность к советской родине». Каково же было удивление Сидорова, когда здесь же, на квартире Фалилеева, он встретил и нашего Ивана Мясоедова, которого украшала громадная борода (увы, седая!).

«Он только что вышел из тюрьмы Веймарской республики… Был молчалив и по-прежнему предан мечте о красоте и здоровье „нового человека“. Мне подарил он на память свой рисунок… Образ вакханта, искусственный жест – эстетизация видения, образа и рисунка». Когда Сидоров решил похвалить этот рисунок, Иван Григорьевич сказал – даже с гордостью:

– Дело, конечно, прошлое, но в академии умели учить. Но только теперь я рисую лучше, потому что рисую… из головы!

Итак, Сидоров встретил Мясоедова уже на свободе.

Подтвердился слух, что Веймарская республика пощадила художника после того, как он с небывалым талантом расписал фресками тюремную церковь.

…Мясоедов, сын Мясоедова, умер в 1953 году.

Осталось сказать последнее – самое утешительное.

Недавно общественность Полтавы отметила 100-летие со дня рождения Ивана Григорьевича Мясоедова; в художественном музее города открылась выставка его работ, которая, как сообщалось в нашей печати, «свидетельствовала об И. Г. Мясоедове как о самобытном и талантливом живописце, тонком рисовальщике».

Меня такая похвала не удивила…

Да, был талантлив. Да, судьба его трагична.

Наконец, все могло сложиться иначе.

«Красному барону» – 95 лет. Часть 5

Александр Маниович

Article:

(Из бесед с бароном)

[Продолжение. Начало в №№ 152-155]

[14 сентября 2007 г. барон Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн отметил свое 95-летие. Более 70 лет он является гражданином Княжества Лихтенштейн. Мы продолжаем публикацию беседы нашего постоянного автора Александра Маниовича с бароном.]

По-разному возникает интерес к стране, которую ты стремишься впервые посетить. Это может быть навеяно прочитанным, кинофильмами, телепередачами, интересом к географии, истории и культуре.
У меня интерес к Княжеству Лихтенштейн был постоянен, сколько себя помню. И начался он в детстве с коллекционирования марок. Среди марок было много интересных. Особенно нравились оригинальные по формату треугольные и ромбические марки экзотической страны, которая называлась Тува. Но лихтенштейнские миниатюрные марки были любимыми – они были самыми маленькими в коллекции, самыми красивыми и яркими. На них были портреты князей, виды замков, изображения рыцарей и их доспехов. А еще – портрет красивого усатого-бородатого императора, который, как мне рассказывали, был любимым императором у народа своей страны и всегда ходил без охраны (замечу, что Княжество Лихтенштейн входило в состав Австро-Венгрии).
Где точно находится Лихтенштейн, я не знал, но побывать там хотелось с детства. Потом прибавился интерес к этой «стране детства», потому что она никогда и ни с кем не воевала, не имела армии, к стране, которую Гитлер «побоялся» захватить, заняв все страны вокруг Княжества.
После войны начали пробиваться в прессе подробности интернирования в Лихтенштейне русской армии, воевавшей на стороне фашистской Германии, одобрительные высказывания Александра Солженицына об этом поступке лихтенштейнцев.
Удивляло, что более полувека после войны Советский Союз не устанавливал дипломатические отношения с этой миролюбивой страной, которая не воевала против нас на стороне Гитлера. Ну, а уже в последние годы постоянно возникал вопрос, как самое маленькое государство в мире стало самым богатыми, как в пятитысячном Вадуце смогли появиться три крупнейшие зарубежные коллекции дореволюционного русского искусства. Наконец, притягивала личность барона Фальц-Фейна.
…И вот, мы сидим с Эдуардом Александровичем на террасе его виллы, откуда открывается замечательный вид на покрытые снегом Альпы и долину, в которой приютился многовековой Вадуц со своими красночерепичными крышами.
Эдуард Александрович начинает разговор с рассказа об Иване Мясоедове.

«Здесь русский дух, здесь Русью пахнет»

- Александр, почему Вы ничего не спрашиваете об Иване Мясоедове? Вы в Вадуце ненадолго, иначе мы бы смогли посетить «Фонд Мясоедова-Зотова» и увидеть коллекцию картин художника.
- Совсем наоборот, я хочу Вас подробно расспросить о художнике. Я мало знал об Иване Мясоедове и перед поездкой к Вам решил ознакомиться с отечественной и зарубежной литературой о художнике.
О личности и творчестве Ивана Мясоедова печатается мало, а сообщаемое настолько детективно, что не знаешь, можно ли всему этому верить. Известно, что он был талантливым учеником академика Франца Рубо. (С гордостью хочу заметить, что Франц Рубо родился в Одессе в 1856 г., окончил Одесскую рисовальную школу, а затем Мюнхенскую академию художеств. Дом Дерибаса ныне интересуется трагической зарубежной судьбой Франца Рубо, который в 1913 г. выехал из Санкт-Петербурга на лечение в Германию, где его застала Первая мировая война. Он остался постоянно жить в Германии, где в 1928 г. умер в полной неизвестности и нищете). Известная панорама «Бородинская битва», в создании которой принимал участие и Иван Мясоедов, стала памятником Францу Рубо в России.
Иван Мясоедов принимал участие во многих академических вставках, завоевал в них несколько престижных премий.
По окончании в 1909 г. Санкт-Петербургской Академии искусств Мясоедов получил двухгодичное заграничное академическое пансионерство, и началась его легендарная зарубежная жизнь. Он посетил Германию, Грецию, Англию, Италию, гостил у Горького на Капри. Сообщается, что в начале века он долгое время жил в Испании, где под именем Маркиза де Кразац выступал как профессиональный цирковой борец и даже был тореадором.
С него в России начался мускульный спорт. Он опубликовал «Манифест чистой красоты», последователи его идей объединились в «Саду богов». Во многих мемуарах художники, в частности Федор Богородский и Петров-Водкин, описывают его редкую физическую силу и красоту тела. «Одно удовольствие было порисовать с него – так он нарядно подносил каждый свой мускул».
После революции Иван Мясоедов поселился в Берлине, где приобрел мировую газетную славу и известность в полицейских кругах как фальшивомонетчик-рецидивист.
В публикациях сообщается, что в России его произведений почти нет. Несколько работ имеются в Полтавском художественном музее. Это все, что можно было узнать из публикаций. Да, еще я прочел интересный рассказ Валентина Пикуля «Мясоедов, сын Мясоедова».
Эдуард Александрович, Вы с Иваном Мясоедовым близко общались почти 15 лет в последний период его жизни в Вадуце, выполнили его фотопортреты. Очень интересно услышать Ваш рассказ о художнике, особенно об его эмигрантском периоде творчества.
- Действительно, Иван Мясоедов – удивительная личность. Талантливая, артистичная. И авантюрная. Унаследовать талант ему велел сам Бог. Он ведь сын художника-демократа Григория Мясоедова, по инициативе которого было создано знаменитое Товарищество передвижных художественных выставок. Общеизвестны картины Григория Мясоедова, воспевающие русскую природу, крестьянский быт – знаменитые «Земство работает», «Страдная пора. Косцы».
Его сын Иван Мясоедов получил блестящее образование в Московском училище живописи и Петербургской Академии художеств. И пошел другим путем. Он обладал редкой физической силой. Увлекся мускульным спортом, «чистой красотой» и стал циркачом, борцом, гиревиком, тореадором. Проповедуя натурализм, снимался в пластических позах в костюме Адама. Иначе говоря, изображал античные статуи в «живых картинках».
- Его фото 1905 г. «Вакх с виноградной гроздью на голове» очень часто публикуется. Причем это фото обязательно помещается в туристических проспектах и публикациях, посвященных Лихтенштейну. Совершенно непонятно, насколько оголенный Иван Мясоедов образца начала XX века может возбуждать сегодняшний туристический интерес к Княжеству. К слову, эпатажем увлекаются и современные художники. Полистайте, к примеру, альбомы Хундертвассера, и Вы увидите его «чистую красоту». Если по многим описаниям и фотографиям телосложение Ивана Мясоедова было великолепным, то у Хундертвассера… Женщины, когда видят снимки абсолютной наготы Хундертвассера, обычно удивляются: «Зачем он Это показывает?!» Не хочу сказать «кривое слово» о Хундертвассере. Он гениален.
Считается, что движение «Культура свободного тела» зародилось в Германии еще в 1870 г. под влиянием работ Фридриха Ницше. Культ «свободного тела» завоевал много сторонников в немецком обществе, им и ныне активно увлекаются в стране. Многие наши иммигранты любят посещать общие для мужчин с женщинами бани и сауны. Немцы часто ехидно утверждают, что нагота была единственной свободой в ГДР.
Когда же Иван Мясоедов поселился в Вадуце?
- Приблизительно в 1939-1940 гг., ему тогда было около шестидесяти. Россию он покинул в 1921 году. До приезда в Вадуц он долгое время жил в Берлине, где выполнил много портретов российских дворян-эмигрантов, дипломатов, актеров. Снимался в кино. В Вадуц он приехал как профессор Евгений Зотов. Вместе с женой и дочерью.
Его жена Мальвина Верничи, бывшая цирковая танцовщица, была красивой и темпераментной итальянкой. Она также увлекалась «уходом человека в природу», пропагандой обнаженного тела. Это была интересная пара. Он – крупный и плотный, с большой «толстовской» седой бородой, похожий на средневекового живописца или ветхозаветного пророка. Она – маленькая, миниатюрная. К мужу относилась с большим почтением, называя его «Хозяин».
- Я у кого-то прочел: «когда он ее обнимал, то покрывал ее плечи одной ладонью».
- Похоже. У Мясоедова глаза были подведены темно-голубой татуировкой. Он рассказывал, что на этот шаг его подвинули «водные номера», которые он исполнял в цирке.
Он был похож на известный портрет царя в картине «Иван Грозный и его сын Иван». Известно, что лицо царя художником было написано с Григория Мясоедова.
Иван Мясоедов был не только талантливым художником, но и прекрасным гравером.
- Это неудивительно. Он ведь был профессиональным гравером. Обучался не только в батальной мастерской Франца Рубо, но и занимался гравюрой под руководством Василия Матэ.
- Граверский талант его и погубил. Именно гравер Иван Мясоедов в Германии попался как фальшивомонетчик. Он рисовал и печатал английские фунты. Дважды в Германии был судим и выслан из страны. Вот и решил скрыться в «укромном» Лихтенштейне, куда приехал с поддельным чешским паспортом на имя Евгения Зотова. Он воспользовался фамилией своего крестного отца. Как Вы, наверное, догадались, паспорт он «выдал» себе сам.
Живя в Вадуце, «профессор Евгений Зотов» много работал. Его работы, которые еле-еле в военное и первое послевоенное время продавались за 30-50 долларов, сегодня стоят тысячи долларов.
- Удивителен головокружительный калейдоскоп жизненного пути Мясоедова: корреспондент армии Деникина, художник Берлинского зоопарка, роспись православных храмов, изготовление плакатов для голливудской киностудии «Метро Голдвин Майер», актерское участие в кинофильмах, подделка фунтов стерлингов и долларов, дважды узник берлинского «Моабита» и тюрьмы в Лукау, а затем в третий раз – тюрьмы в Лихтенштейне, выполнение портрета Бенито Муссолини и сотен портретов российских дворян-эмигрантов, высокопоставленных дипломатов. И это, отнюдь, не все.
Кстати, сообщается, что во время своего двухгодичного пребывания в Моабитской тюрьме (Берлин) Мясоедов выполнил роспись фресок церковной молельни, и они сохранились.
- В Вадуце он выполнил портрет князя Франца-Йозефа II, написал много пейзажей и натюрмортов. По его гравюрам (матрицам, изготовленным им на металле) было выпущено около 13 марочных миниатюр в нескольких марочных сериях («11 общин Княжества Лихтенштейн» и др.). Мясоедов оформлял частные особняки и общественные здания. В конце жизни он создал цикл работ, аллегорически отражающих «исторические кошмары» – ужасы, которые несут революция и война.
- У Вас есть его работы?
- Он выполнил прекрасный портрет моей первой жены, который находится у нее. Она живет в Княжестве Монако. В качестве подарка на свадьбу я ему заказал портреты князя Игоря Трубецкого и его невесты Барбары Хаттон.
…В Вадуце Мясоедов не забыл своего старого увлечения. И опять попался. Теперь уже на «портретах» доллара. Только у американцев все купюры одинакового размера. Что один доллар, что сто. Технология возвеличения однодолларовой купюры в сто раз у Мясоедова была проста. Он химически смывал рисунок на однодолларовой купюре и на подлинной валютной бумаге печатал мастерски выполненный стодолларовый рисунок.
Так что ему вновь пришлось сесть в тюрьму. А я остался на воле.
- ?! А Вы-то причем? Что, были с ним в «деле»?
- И был, и не был. Химикаты ведь Мясоедов покупал у меня. Так что пронесло. (Смеется).
После двухгодичной отсидки Мясоедова лишили лихтенштейнского гражданства. Ко всему, чехи обнаружили, что паспорт на имя Евгения Зотова фальшивый. Это было в 1953 году.
Борис Смысловский, который жил в Аргентине и был советником президента Аргентины Хуана Перона, помог Мясоедову с переездом в Аргентину. Мясоедов умер в Буэнос-Айресе. Ему было 73 года. После его смерти, жена вернулась в Вадуц и привезла все его произведения в Лихтенштейн.
Мальвина Верничи пережила своего мужа почти на 20 лет. Она умерла в 1972 г., похоронена в Вадуце.
- Каким же художником является Мясоедов-Зотов – русским, украинским или лихтенштейнским?
-И тем, и другим, и третьим. Он родился в родовой усадьбе Павленки (под Полтавой) в 1889 году. Был внебрачным сыном художника Григория Мясоедова и художницы Ивановой. Лихтенштейн стал его второй Родиной. В Лихтенштейне его творчество получило государственное признание, и тут его считают национальным художником. В Лихтенштейне находится несколько тысяч его произведений, а в России – единицы. Когда в Лихтенштейне отмечалось 100-летие со дня рождения Мясоедова-Зотова, было собрано более 1 миллиона франков частных пожертвований. За эти средства были выкуплены у наследников работы художника, и в Вадуце был основан частный «Фонд Мясоедова-Зотова». Фонд построил хорошо технически оснащенную картинную галерею, ныне в ее фонде более 3-х тысяч работ художника. Я передал туда свой архив негативов и фотографий Ивана Мясоедова. Сегодня коллекция Фонда оценивается более, чем в 60 миллионов долларов. Жаль, что Вам не удалось там побывать.
- Я не слышал, чтобы сегодня в России и Украине как-то уделялось внимание творчеству Ивана Мясоедова. Думается, время уже давно должно было оставить в прошлом и анархические убеждения художника, и то, что он во время гражданской войны был уполномоченным культурно-исторической комиссии в армии генерала Деникина, что написал портрет Муссолини, дружил со Смысловским… Не сомневаюсь – Украина и Россия должны гордиться своим талантливым живописцем и графиком. Так, как это сегодня делает Лихтенштейн.
- Я считаю, что лихтенштейнцы сделали свое дело по популяризации творчества Ивана Мясоедова. Было организовано проведение в Москве в Государственной Третьяковской галерее большой ретроспективной выставки «Иван Мясоедов-Евгений Зотов. Путь исканий». Практически, в 1998 году состоялось открытие творческого имени Ивана Мясоедова в России. Лихтенштейнская сторона полностью взяла на себя спонсирование мероприятия.
Дочь Ивана Мясоедова Изабелла Верничи жила в Мюнхене, была известной танцовщицей, хореографом, балетмейстером. Я «привез» в Москву ее детей – внуков художника – Мишеля Модлера, который сейчас живет в Нюрнберге и работает дизайнером в Siemens, и Наниту Модлер, она – искусствовед парижского Центра им. Жоржа Помпиду.
- Оба, оказывается, искусствоведы. Почему же они не стали активными популяризаторами в России творчества своего знаменитого деда?
- Ничего удивительного нет. Я уже давно не удивляюсь безынициативности и пассивности людей. Может, так удобнее жить. Вас не удивляет то, что Мишель десятки раз бывал в Вадуце, но если б я его до поездки в Москву не повез на кладбище и не показал могилу его бабушки Мальвины, он, может быть, эту могилу бы не посетил… Память о предках должна быть священна.
Я забыл Вам рассказать, что обладателем большого частного собрания произведений художника является живущий в Вадуце Адульф Гооп. Он в качестве адвоката защищал Мясоедова на судебном процессе. В коллекции Гоопа не только более 200 мясоедовских произведений. Гооп является крупнейшим коллекционером русских пасхальных яиц. Их у него более 2-х тысяч.
- Всегда как-то удивляет коллекционный интерес людей к предметам, казалось бы, «инородной» культуры. Или Гооп из русских?
- Коллекционная привязанность всегда как-то возникает из конкретных обстоятельств. К примеру, от хобби родителей, от полученного подарка, случайного приобретения.
Адульф Гооп – коренной лихтенштейнец. В качестве бой-скаута он обслуживал интернированных русских в 1945 году. И вот тогда юный католик получил на православную пасху в подарок от русского солдата крашеное яйцо. А затем состоялось знакомство и дружба с Зотовым-Мясоедовым, рассказы последнего о России и Украине, посещения Москвы, Петербурга, Полтавы. Все это и приобщило Адульфа Гооп к русской истории и культуре.
Сегодня коллекция Адульфа Гоопа содержит пасхальные яйца дореволюционной России и Украины, имеющие большую историческую ценность. Я передал в коллекцию Гоопа старинное пасхальное фарфоровое яйцо. Считаю, что коллекция Гоопа – самая крупная и самая ценная среди подобных коллекций за рубежом.
Гооп содействовал установке на доме в Павленках (под Полтавой), где родился Мясоедов, мемориальной мраморной доски с барельефом художника.
- Не ручаюсь за достоверность, но в одной публикации содержится информация, что до революции Иван Мясоедов и Мальвина Верничи, с которой он соединил свою жизнь еще в 1912 году, построили в Павленках двухэтажный дом в итальянском стиле. Дом сохранился, сейчас в нем обсерватория. В «Фонде Мясоедова – Зотова», безусловно, должна быть ностальгическая картина Мясоедова «Прощание с Павленками»…
Эдуард Александрович, мне трудно было предположить, что в Лихтенштейне придется узнать столько русского. И прекрасного, и печального.
По концентрации «русскости» пятитысячному Вадуцу, наверное, нет равных в мире. Ваше собрание дореволюционных произведений русского искусства, художественная деятельность Ивана Мясоедова – Евгения Зотова и музейное собрание его произведений, коллекция русских пасхальных яиц Адульфа Гоопа. И места, связанные с Альпийским походом Суворова. Сотни могил русских солдат-суворовцев и могил оступившихся русских в период Второй мировой войны…
Воистину, о Лихтенштейне можно сказать: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!»

ЖЗЛ (ОТЕЦ И СЫН. РАЗНЫЕ СУДЬБЫ. ЧАСТЬ 2 - ИВАН МЯСОЕДОВ. ИСТОРИЯ ГАДКОГО УТЕНКА)

 

На удивление о сыне передвижника Мясоедова в Интернете материалов намного больше, чем о нем самом. Ему посвящены статьи, эссе и даже художественные произведения.
Причин, как я понимаю, несколько.
Во-первых, следуя девизу "Время собирать камни", мы начинаем вспоминать своих соотечественников, которые еще 20-30 лет назад были врагами социалистического государства.
Во-вторых, прошло почти 50 лет после смерти художника Ивана Мясоедова, и только сейчас, вернее в 1998 году, любители искусства и специалисты по живописи смогли познакомиться с его творчеством на его родине, то бишь у нас в стране, после чего о нем стали говорить и писать.
В-третьих, действительно удивительная, интересная и трудная судьба, в которой представлены все жанры от мелодрамы до шпионского боевика.
В-четвертых, мне самому было интересно сравнить биографии отца и сына, чтобы понять, почему судьба сложилась так, как сложилась. Ведь мы же все убеждены, что "человек - кузнец своего счастья"?!
Ну, и в-пятых, а может это и во-первых. Перед нами талантливый художник, с творчеством которого еще знакомиться и знакомиться, ибо за долгую семидесятилетнюю жизнь им написаны более 4 тысячи произведений всех жанров и техник, а рядовой зритель, даже побывавший 10 лет назад на выставке в Москве, смог увидеть только сотую долю наследия.
И, последнее, материал о отце и сыне Мясоедовых родился, благодаря двум людям.
Моему ПЧ и автору "Художественного календаря" Иосифу (ник Jostr), который поместил в своем календаре материал о художнике ко дню его рождения, и автору блога в ЖЖ Елене Поповой, которая также рассказала о художнике, проиллюстрировав свой рассказ его картинами, сосканированными из художественного альбома, посвященного Мясоедову-младшему. А так, как я люблю основательность и подробности, мне пришлось поднять практически все материалы о художнике, имеющиеся в Интернете, чтобы, сделав из них mix, выстроить, как мне кажется, самую подробную биографию, цитируя авторов статей, дописывая от себя, собирая интересные факты и подробности (ссылки на все источники в конце материала!).
И чтобы завершить затянувшийся пролог, предлагаю начать знакомство!

Иван Григорьевич Мясоедов

30 сентября (12 октября) 1881, Харьков — 27 июля 1953, Буэнос-Айрес, Аргентина



Русский художник-эммигрант, мастер живописи и графики, представитель символизма и модерна, создатель почтовых марок.

Глава 1. Трудное детство

Иван Мясоедов родился в 1881 году в семье известного русского художника-передвижника Г. Г. Мясоедова и его второй жены Ксении Васильевны Ивановой, тоже художницы. Г. Г. Мясоедов был человеком сложным, в общении невыносимым, его резкий самобытный характер иногда оказывался даже для друзей и близких тяжел не по силам. Не ужившись с первой женой – пианисткой, он сошелся с молодой художницей Ивановой. Правда Мясоедов женился на Ксении только тогда, когда та забеременела, но родившегося ребенка своим не признал.
Крестным отцом мальчика был некий Зотов, фамилией которого Иван впоследствии будет пользоваться в эмиграции.

Более того, Григорий Григорьевич не позволял жене проявлять материнские чувства, он запретил ей говорить Ване, что она — его мать, а мальчику внушал, что Ксения всего лишь кормилица. В конце концов, отец, безжалостно оторвав ребёнка от матери, доверил его заботам семьи своего друга — пейзажиста А. А. Киселева.
Сын художника Александра Киселева, в чьей семье некоторое время жил мальчик, вспоминал: «Григорий Мясоедов не производил впечатление человека, для которого дети были чарующим зрелищем...»






Г.Г.Мясоедов с двухлетним сыном Иваном.

Семья Киселевых была талантливая, веселая, многодетная. Софья Матвеевна, жена художника, решила заменить Ване родную мать. Казалось, этот отверженный подкидыш попал в общество сверстников, здесь и обретет счастливое детство. Но этого не произошло.
Н. А. Киселев, сын пейзажиста, в своих записках писал, что Ваня Мясоедов был ребенком, не желавшим признавать слово «нельзя». На каждое «нельзя» он отвечал гнусным, противным воем. В нем сразу же «стали выявляться его отрицательные стороны, чего так боялась моя мать. Он оказался абсолютно невоспитанным. Ни в малейшей степени ему не были знакомы самые примитивные правила поведения».
Сколько ни билась с ним добрейшая Софья Матвеевна, ничего не получалось, и у нее скоро опустились руки:
– Исчадие ада! Что из него выйдет – подумать страшно…

Не знаю, была ли подоплека и в том, что именно в это время Илья Репин изобразил именно Мясоедова на картине «Иван Грозный убивает своего сына Ивана» в образе Грозного. Детоубийцей Мясоедов, конечно, не был, но в приют родного сына при живых родителях отдавал!
Позже сам Григорий Мясоедов вспоминал:
– Илья взял царя с меня, потому что ни у кого не было такого зверского выражения лица, как у меня…

Валентин Пикуль в своем рассказе «Мясоедов, сын Мясоедова» описывает такой случай:
В ту пору передвижники жили единой дружной семьей. Когда устраивались выставки картин в Москве, это событие отмечалось добрым застольем в доме Киселевыx – шумно, весело, празднично. Детей кормили отдельно от взрослых, но гости пожелали увидеть сына своего собрата – Ваню Мясоедова. Николай Маковский больше других упрашивал Софью Матвеевну:
– Да покажите нам его… Что вы прячете?
– Прячу, ибо знаю, что добра не будет.
– А все-таки покажите, – настаивал Маковский.
Мясоедов, сын Мясоедова, был представлен гостям. Но глядел на всех волчонком, исподлобья. Убедившись, что смотрины его закончены, мальчик вдруг шагнул к Николаю Маковскому, одетому лучше всех, вытер сопливый нос об рукав его сюртука… Это была уже не шалость капризного ребенка – это было умышленное злодейство. Софья Матвеевна при всех расплакалась.
– Чаша моего терпения переполнилась…
После этого казуса Мясоедов забрал свое немыслимое чадо от Киселевых и в 1891 году пристроил его в полтавское Александровское реальное училище.

С 1889 года Иван наконец-то стал жить с матерью в родовой усадьбе Павленки под Полтавой.
Увы, в биографии и у Пикуля даты расходятся, либо мальчика забрали от Киселевых в 1889 году, либо он стал жить с матерью с 1891, когда поступил в реальное училище.
Один из украинских сайтов пишет, что Ваня вообще воспитывался какое-то время в детском пансионе и только в 1888 году был официально усыновлен Г.Мясоедовым.
При этом с 1884 по 1895 годы Иван посещал частную художественную школу, организованную в Полтаве его отцом.

Одна из картин Ксении Ивановой демонстрировалась в 1896 году на XXVI передвижной выставке и называлась «Слава Богу!».
Изможденный старик в постели, к его груди прильнула молодая женщина. Старенький папа на смертном одре простил наконец свою дочь-грешницу. Но сюжет несколько меняется, если знать, что моделью отца для Ксении послужил ее муж, Григорий Мясоедов, а саму себя Ксения изобразила в роли дочки. Увы, больше никаких сведений о художнице и ее картинах нигде не нашел!



Портрет К.В. Ивановой, матери художника (автор неизвестен)

В 1899 году, спустя три года после той самой выставки, Ксения умерла от туберкулеза.
Только когда Ивану исполнилось 18 лет Мясоедов-старший, признался, что тот не приемыш, которого из жалости взяли к себе на воспитание, а их сын. Странное поведение для отца, да и для человека!



Иван Мясоедов - студент МУЖВЗ

С 1896 по 1901 годы Иван успешно занимался в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где его учителями были художники Н. А. Касаткин и В. Н. Бакшеев.
Друзьями Мясоедова стали Федор Кричевский и Георгий Савицкий (тоже сын передвижника). Кричевский оставался верен своей теме – украинскому крестьянству, а Савицкий невольно поддался влиянию Мясоедова, они совместно изучали «Илиаду» и «Одиссею».

Иван активно участвовал в ученических художественных выставках и, закончив училище, получил звание «неклассного художника». В 1902 вместе со своим другом, художником Ф. Кричевским, совершил заграничную творческую поездку в Европу.

Глава 2. Академия

В 1903 году Мясоедов поступает в Петербургскую Академию художеств. Пикуль в своем рассказе называет учителями Ивана - Владимира Маковского, с 1895 назначенного ректором Академии, и преподавателя рисунка, профессора Гуго Залемана. Еще один источник называет педагогом Мясоедова – Дмитрия Кардовского.

По своему характеру Иван был бунтарем. В Академии художеств он наряду с наградами и отличиями получал строгие предупреждения за нарушение установленных правил. Поссорившись с отцом в 1904 году, он сжег около 6000 своих рисунков. Как видите, история повторяется один в один.

В 1907 Мясоедов поступил в батальную мастерскую той же императорской Академии художеств к знаменитому Францу Алексеевичу Рубо (1856 – 1928), автору панорам «Бородинская битва» и «Оборона Севастополя». Когда Мясоедов поступил в мастерскую Рубо, отец написал о нем: «Бродит, пускает пузыри, а выйдет вино или квас – неизвестно…»

Для ранней живописи Мясоедова характерны антично-мифологические полотна, близкие по манере исполнения к немецкому модерну.



Иван Мясоедов Автопортрет в образе Вакха



Иван Мясоедов Смерть Гектора



Иван Мясоедов Битва кентавров и амазонок

В октябре 1909 года на конкурсной выставке в Академии художеств им была представлена большая картина на античный сюжет «Поход минийцев (Аргонавты, отплывающие от берегов Греции за золотым руном в Колхиду)», за которую он получил не только звание художника, но и высшую награду Академии — поездку за границу для усовершенствования. Чтобы глубже изучить античность, Иван Мясоедов выучил сначала греческий, а потом и итальянский языки.





Иван Мясоедов Эскиз и картина «Поход минийцев. Аргонавты, отплывающие от берегов Греции за золотым руном в Колхиду»

В это же время или несколько позднее И. Г. Мясоедов посещал мастерскую по гравюре, руководимую известным русским гравёром профессором В. В. Матэ и скульптурную мастерскую своего педагога Гуго Залемана.
Граверский талант Мясоедова потом принесет художнику уйму проблем и, в конце концов, погубит.

Академию Мясоедов закончил в 1909 году с золотой медалью, а уже в следующем, 1910 году, под руководством Ф. А. Рубо Мясоедов участвовал в создании панорамы «Бородинская битва».
В 1911 – 1912 Иван совершил творческие поездки по Италии, Германии, Англии, встречался на Капри с М. Горьким.



Иван Мясоедов. Венецианские купцы-разбойники 1909 г.



Иван Мясоедов. Ганнибал в Альпах

Глава 3. Ода нарциссизму

Еще будучи студентом училища, Иван Мясоедов увлёкся силовым спортом, поэтому учёбу в академии он совместил с занятиями в Санкт-Петербургском атлетическом обществе графа Г. И. Рибопьера. Это было не просто баловство, но вполне серьезное увлечение спортом. Мясоедов был членом этого Атлетического общества и даже участвовал в соревнованиях.



Иван Мясоедов Автопортрет (фото)

При этом от отца он удостоился только презрительного замечания: «Старайся, старайся, все равно сильнее лошади не станешь».
На V чемпионате России в апреле 1901 года в Петербурге Мясоедов взял 1 приз за упражнения с гирями.
А на Всероссийском чемпионате по тяжёлой атлетике, проводимом в 1909 году, Иван выиграл II приз в средней весовой категории.
Отец, узнав об этом, опять же презрительно фыркал:
– Чемпион мира и окрестностей…

Один из его современников, книжный график Владимир Милашевский, так описывал художника-борца:
«Говорили, что Мясоедов в Риме взял первую премию за красоту мужского телосложения, что в Колизее он изображал гладиатора и Рим рукоплескал ему, что где-то он убил быка ударом кулака. Ростом он был, вероятно, сто девяносто сантиметров, колоссальная грудь и ширина плеч - фигура типичного борца. Что-то странное придавали его внешности подведенные глаза. Веки он не подкрашивал гримом, а раз и навсегда покрыл темно-голубой татуировкой. Он объяснял это тем, что у него были «водяные номера» и это побудило его пойти на такой шаг». Татуированные веки, т. н. «перманентный грим», делали, как известно, артисты, выступавшие в цирковых программах: акробаты, силачи.

Сокурсник Ивана - Кузьма Петров-Водкин тоже оставил воспоминания о Мясоедове:
«Курилка была нашим местом сборищ, отдыха и развлечений. Только Мясоедов мог доплевывать до потолка и даже убивать на нем муху. Мускульный спорт у нас начался с Мясоедова, — в те дни он уже свертывал узлом кочерги истопников, на расстоянии всей курилки тушил свечу, спертым дыханием выбивал серебряный рубль из стакана. Красивый был юноша, в особенности до перегрузки мускулов атлетикой. Он любил свое тело, и одно удовольствие было порисовать с него — так он нарядно подносил каждый мускул. Сын передвижника-основателя Г. Мясоедова, Ваня, очевидно, по наследственному контрасту предался античной Греции. За Мясоедовым группировалась молодежь „чистой красоты“, как она себя именовала».

Летние каникулы Иван проводил в полтавской усадьбе отца, отношения с которым не были еще враждебными, но становились все холоднее. Гуляя в саду, стареющий художник постоянно спотыкался о разбросанные гири, которые даже нельзя было убрать с дороги (так они были массивны).
– Дурак! – кричал он сыну.



Иван Мясоедов Отцовская усадьба в Павленках

Иван, будучи сторонником культа античности, доминировавшего в начале XX века в Академии искусств, всячески пропагандировал красоту нагого тела. В 1911 году в сборнике «Нагота на сцене» (под редакцией Н. Н. Евреинова) Иван Мясоедов опубликовал на данную тему манифест.



Страницы книги "Нагота на сцене". Издательство Н. И. Бутковской. Санкт-Петербург. 1911 г.

Книга эта наделала много шума, высказывались даже протесты со стороны ревнителей нравственности и ханжески настроенной публики. Авторы её, за редким исключением, почти неизвестны современному читателю, а портрет Ивана Мясоедова даёт редкую возможность получить представление о его «античном» облике в те молодые годы художника.



Глава 4. Время перемен

Узнав о болезни отца, Мясоедов приезжает в Полтаву и до конца остается рядом с умирающим.
В 1911 году отец Ивана, знаменитый художник-передвижник Григорий Мясоедов умирает.
Перед смертью Иван написал портрет отца. Пикуль пишет об этом:
Я держу перед собой портрет умирающего, исполненный с натуры рукою его сына: как страшен момент агонии! И я отказываюсь понять, что более двигало рукою сына – искусство или ненависть к отцу? Зачем он с таким старанием выводил линии спазматически открытого рта, обводил контуры страдальчески заостренного лица?



Иван Мясоедов Портрет умирающего отца. Агония.

После смерти отца, Иван возвращается жить в Полтаву.
Здесь в 1912—1913 годах он организует посмертные выставки отцовских произведений и собранных им коллекций.
Правда, тот же Пикуль уточняет:
На двух посмертных выставках в Полтаве и в Москве он (Иван) безжалостно расторговал все богатое наследие отца, не пощадив и его коллекции, составленной из дарственных работ Репина, Ге, Шишкина, Дубовского, братьев Маковских… Нам, потомкам, остались от этих выставок-продаж одни жалкие каталоги. Но можно ли простить художнику то, что простительно купцу-торгашу?

Мясоедов продолжает работать как художник и вместе с тем выступает в цирке как профессиональный борец и гиревик под псевдонимом Де Красац.



Иван Мясоедов Дама в шляпе с вуалью 1913 г.



Иван Мясоедов Фредерик Шопен и Жорж Санд

Существует интересная история о том, как во время заграничной поездки после Академии по Италии, которая в ту пору была встревожена мессинским землетрясением, Иван посетил римский цирк.
На манеже цирка выступали лучшие силачи мира. Под конец программы шпрехшталмейстер объявил, что если среди публики найдётся желающий испробовать силу и повторить хотя бы один номер из программы, то цирк отдаст ему весь кассовый сбор. Вызвалось несколько зрителей, но их попытки были тщетны. Тогда на манеж вышел Иван. Он с лёгкостью жонглировал гирями, превзойдя своей силой цирковых атлетов. Приняв от директора цирка поднос с деньгами, Мясоедов заявил, что он жертвует «весь кассовый сбор в пользу бедных итальянцев, пострадавших от землетрясения в Мессине». Благодарные итальянцы устроили Ивану бурные овации стоя.

Правда, суть этой же истории изложена в другом материале иначе:
В Риме в 1911 году Иван учудил шутку: когда силовые акробаты в кабаре «Реджина Маргерита» предложили желающим из публики повторить их номера за 500 франков, поднялся на сцену, повторил, а полученные франки пожертвовал в пользу семей солдат, погибших в итало-абиссинской войне. В результате - гром рукоплесканий и заметка в «Биржевых ведомостях».

Иван также профессионально увлекался фотографией.
Он создал серию фотокомпозиций на исторические и мифологические темы, где снимался в обнажённом виде, изображая Бахуса, Меркурия и античных героев.





Фотографии "античного цикла".

В своем имении в Павленках, окруженный, по словам отца, «рабами и наперсниками, которых он угнетает своим величием и абсолютностью своих приговоров», Иван создает нечто вроде художественно-философского объединения единомышленников, которое называет «Садом богов».

Не потерял Мясоедов и связей художественным миром Санкт-Петербурга, обычно выставляя свои новые произведения на «весенних» выставках в залах Академии художеств. Он поддерживал отношения с различными художественными кругами столицы, занимался оформлением ряда изданий, участвовал в выпуске посвящённого спорту петербургского журнала «Геркулес». Немного позднее И. Мясоедов становится ректором одного из киевских художественных учебных заведений.



Иван Мясоедов. Падение грешницы в ад



Иван Мясоедов. Аллегория Воды и Земли
Иван Мясоедов Беседка в саду
Иван Мясоедов Дамская дуэль
Иван Мясоедов. Художник и модель

Глава 5. Мальвина - bella donna

В 1912 году на гастроли в Россию приехала итальянская танцовщица и артистка цирка Мальвина Верничи.



Иван Мясоедов Портрет Мальвины Верничи 1910е

В этом же году Иван сочетался браком с Мальвиной, крохотной женщиной с греческим профилем и гибкой мускулистой фигуркой, которые навсегда пленила Ивана. Правда, есть мнение, что они жили в гражданском браке, поскольку их дочь носила фамилию матери.



Фотография и портреты Мальвины Верничи работы И.Мясоедова

Некоторое время супруги жили в Павленках, где построили новый двухэтажный дом в итальянском стиле. Сейчас в этом доме находится обсерватория.



Дом Ивана Мясоедова в Полтаве

Он даже разрабатывал для своей жены хореографию танцевальных номеров.
Друг Мясоедова, художник Георгий Савицкий, увидев Мальвину, ахнул:
– Ваня, дай мне твою жену ненадолго.
– Зачем?
– Вылитая Иродиада! Буду писать с нее.
– Бери, – разрешил Мясоедов, – только не задерживай долго, ибо она необходима мне для картины «Отдых амазонок»…



Иван Мясоедов Портрет Мальвины Верничи 1910е

Глава 6. Прощание с родиной

Во время гражданской войны Мясоедов уехал в Крым. А перед отбытием он безжалостно, даже с каким-то садизмом, уничтожил в усадьбе все, что касалось его отца – все его эскизы, всю переписку, все наследие мастера.



Иван Мясоедов Флигель в усадьбе в Павленках

В Крыму в 1919 году он служил художественным корреспондентом в армии А. И. Деникина.
В 1921 году через Севастополь на германском корабле «Вигберт» Иван Григорьевич эвакуировался из Крыма в Константинополь, оттуда в Триест, затем в Баварию и, наконец, обосновался в Берлине. 

Глава 7. Берлинская тюремная сага



Иван Мясоедов Берлин

В Берлине И. Мясоедов пользовался большим успехом как портретист. Ему заказывали свои портреты российские дворяне-эмигранты, представители буржуазии и дипломатического корпуса, актёры и оперные певцы. В Берлине художник даже участвовал в организации Дней русской культуры.



И. Мясоедов в группе русских художников в Берлине 1928 г.






Иван Мясоедов. Бранденбургские ворота

К берлинскому периоду относится и цикл картин на темы народной жизни Украины и России, в которых ощущаются ностальгические мотивы: «Татарское кладбище в Крыму», «Русский пасхальный стол» и др.
Отдельные его произведения издаются на открытках берлинского издательства «Ольга Дьякова и К°».



Иван Мясоедов. Праздник в украинском селе



Иван Мясоедов. Русский пасхальный стол



Иван Мясоедов Татарское кладбище в Крыму
Иван Мясоедов Павленки
Иван Мясоедов. Украинский пейзаж

Среди этих работ выделяются своим щемящим чувством тоски по родине картины "Чаепитие в Павленках" и «Прощание с Павленками».



Иван Мясоедов. Чаепитие в Павленках

На первой художник рисует по сути семейный портрет в той идиллистической атмосфере, которой он никогда не ощущал в детстве. Мягкий теплый свет, мать и отец, сидящие за чашкой чая, сам автор в образе мальчишки, развалившийся на диванчике. За окнами мрак, но он не страшен здесь - в атмосфере добра и тепла. Сейчас в жизни Ивана был тот самый мрак неизвестности, который изображен за окнами гостиной.



Иван Мясоедов. Прощание с Павленками

Вторая картина еще более щемяще-ностальгическая.
Дряхлый слуга настежь распахнул ворота старинной фамильной усадьбы. Бездомный пес бредет в холод осенней промогзлой погоды.
За воротами грязная, разбитая дорога, не сулящая ничего радостного, уходит в неясную, сумрачную бесконечность. Эта дорога и стала началом сложных, безотрадных скитаний художника.

Обладая незаурядным мастерством рисовальщика и гравёра, И. Г. Мясоедов успешно подделывал бумажные денежные купюры, в частности, английские фунты и американские доллары, а его жена Мальвина Верничи их сбывала.
В 1923 году их арестовали. Иван Мясоедов провел три года в Моабитской тюрьме. Даже находясь в заключении, Иван Григорьевич занимался творческой деятельностью. Там он расписал фресками тюремную молельню.

В 1929 году художник снимается в роли боярина в фильме В. Стрижевского «Игры императрицы» (нем. Der Adjutant des Zaren). Участие Ивана Григорьевича в фильме было связано с необходимостью заработка и поиском новых форм самовыражения.



Кадр из фильма "Игры императрицы"

Роль Мясоедову удалась, его боярин был величественным и грандиозным.
Художник нарисовал также рекламный плакат для фильма «Трейдер Хорн» (студия «Metro-Goldwyn-Mayer», Голливуд), который он создал, используя натурные зарисовки животных, сделанные им в зоопарке. Кстати, одно время Мясоедов работал художником Берлинского зоопарка.



Иван Мясоедов Автопортрет 1930 г.

В 1933 году Мясоедов был вновь арестован за фальшивомонетничество. Второй срок с 1933 по 1934 годы он отбывал в германском городе Лукау. Во время второго срока из окна тюремной камеры он написал одно из лучших своих произведений. Жаль, нигде в источниках не указано название картины. Можно предположить, что это был один из берлинских пейзажей.



Иван Мясоедов. Пейзаж

После освобождения Мясоедов вместе с женой и дочерью уезжает в Ригу (Латвия). Оттуда, по фальшивым паспортам на имя чехословацких граждан Евгения и Мальвины Зотовых, семья Мясоедовых перебирается в Бельгию.
В Брюсселе в итальянском консульстве И. Мясоедов написал пышный портрет Бенито Муссолини, которым тот остался весьма доволен. Позднее этот портрет был опубликован на обложке пропагандистского журнала «Новая Италия».

Глава 8. Вторая родина

В 1938 году семья Мясоедов с семьей поселился в столице княжества Лихтенштейн Вадуце с паспортом на имя Евгения Зотова. С тех пор художник подписывал свои работы именно так.



Иван Мясоедов Вадуц

В маленьком лихтенштейнском городке на 5 тысяч жителей Иван Григорьевич вёл жизнь придворного художника, создавая портреты членов местного княжеского дома и эскизы почтовых марок.

Кстати, работа над рисунками для почтовых марок Лихтенштейна занимает особое место в творчестве Ивана Мясоедова. Впервые его серия из трёх марок достоинством в 20, 30 и 50 раппов появилась в Лихтенштейне в 1938—1939 годах. Эта серия называется «Huldigung» («Принесение присяги на верность») и выпущена была в ознаменование принесения присяги 28 мая 1939 года вступившего в правление Лихтенштейном его светлости князю Францу-Иосифу II.
В 1939 художник написал портрет князя Франца-Йозефа II Лихтенштейнского для церемонии принесения присяги верности.



Иван Мясоедов Франц Иосиф Второй Лихтенштейнский
Иван Мясоедов Княгиня Жозефина Франческа Лихтенштейнская
Иван Мясоедов Портрет мадам Бродской

Это были первые почтовые марки в истории страны, которые создавались профессиональным художником высочайшего уровня. В работе над марками княжества проявилось незаурядное композиционное мастерство Мясоедова, умение выделить центральные персонажи сцены.
Образцом работы И. Мясоедова явилась марка с изображением несколько стилизованной «Мадонны-утешительницы» из капеллы Святой Марии в Дуксе достоинством в 10 франков, вышедшая в свет 7 июля 1941 года. Эскиз марки был создан художником Иоханнесом Тройером, но гравюру на стали выполнил И. Г. Мясоедов.

Наиболее эффектной работой И. Мясоедова считается появившаяся в свет 22 апреля 1942 года историческая серия из пяти марок, посвящённая 600-летию территориального разграничения на землях нынешнего Лихтенштейна и Швейцарии владений потомков графа Гуго Монфора. Все рисунки для этих марок были исполнены в технике гравюры на стали.
Последняя осуществлённая И. Мясоедовым серия марок Лихтенштейна — «Bennenkanal» («Внутренний канал в Лихтенштейне»), состоящая из четырёх марок достоинством в 10, 30, 50 раппов и 1 франк. Марки были выпущены 6 сентября 1943 года.

В Лихтенштейне Мясоедов получил известность как талантливый живописец, превосходный рисовальщик и гравёр. Им были написаны многочисленные пейзажи и натюрморты, выполненные в импрессионистической манере, религиозные композиции, разнообразные портреты, многие графические работы карандашом, пером, различными техниками гравюры.
В 1940 и 1952 годах художник провел в Вадуце персональные выставки.
Мясоедов работал над стенными росписями звукового кинотеатра в Вадуце, фресками частных особняков. Довольно часто художник использовал свои работы в качестве денежного эквивалента, расплачиваясь ими за услуги с врачом или адвокатом. Средняя стоимость его работ в это время составляла примерно 500 швейцарских франков.

В Лихтенштейне едва ли кто-то знал, что под именем профессора Зотова скрывается украинско-российский художник Иван Мясоедов. Едва ли кто-то знал его прошлое: попытки его расстрела большевиками в Крыму, спасение из плена, поиск убежища в Европе, привлечение к судебной ответственности и тюремные заключения в Германии за фальшивомонетничество.
Здесь никто не помнил его молодым, похожим на греческого бога. Теперь это был старик с внешностью ветхозаветного пророка, с длинной белой «толстовской» бородой, величественный и одновременно хрупкий, в последние годы подверженный депрессиям и меланхолии.



Иван Мясоедов (профессор Зотов) и Мальвина Верничи в Лихтенштейне



Семья Зотовых (Мясоедовых) в 1950-м году.
Иван Григорьевич с женой Мальвиной, дочерью Изабеллой Верничи и внуками Михаеэлем и Нанитой Модлер

Пессимистические настроения художника нашли отражение в полотнах на политические темы, в основном сюжетно связанных с Россией. Так появился цикл «исторических кошмаров» — с революциями и войнами, воплощёнными в картинах «Революция» и «Толпа демонов» (1940-е годы). Эти работы по выражению сути негативных мировых сил, зловещей мощью образного строя напоминают серию офортов Ф.Гойи «Капричос».



Иван Мясоедов. Умирающая Культура



Иван Мясоедов. Отечество



Иван Мясоедов. Толпа демонов

Мясоедов работал также над философским трактатом «Энциклопедия общеутверждающих понятий», в котором он подверг всю современную цивилизацию уничтожающей критике с позиций мистического анархизма. Книга до сих пор не опубликована.



Иван Мясоедов. Россия

Глава 9. Последние годы

В 1946 году Чехословацкое генеральное консульство выявило местонахождение проживающих в Лихтенштейне с фальшивыми паспортами Евгения и Мальвины Зотовых, о чём известило правительство страны. Зотовых лишили гражданства.

В 1948 году Иван Григорьевич снова попал под арест «за попытку подделки государственных кредитных бумаг». Лихтенштейнский суд приговорил его к двум годам заключения. Хотя в одном из источников указано, что на этот раз он отделался лишь условным сроком заключения. Якобы, судебный процесс был начат, но из-за недостатка улик дело закрыли.

Увы, существует в биографии Мясоедова и связь с нацистами.
В 1944 году, в связи с переездом секретной лаборатории РСХА по изготовлению фальшивых денег из концлагеря Заксенхаузен в Эбензее, Мясоедов передал секретным агентам Гиммлера готовые клише для 50- и 100-фунтовых банкнот.
4 мая 1945 года Иван Мясоедов, он же Евгений Зотов, встретился с Борисом Смысловским (он же генерал-майор Артур Хольмстон - бывший командующий Русской национальной армией германского вермахта).
История их знакомства давняя, со Смысловским Мясоедов встречался еще в гражданскую войну, в деникинской армии, когда тот работал в разведке и ведал спецоперациями. Иван ему помогал, изготавливая фальшивые английские банкноты. Кстати, в нескольких источниках указывается, что изготовлением фальшивых денег Мясоедов начал заниматься чуть ли не сразу после обучения граверному мастерству у В.Матэ. При реконструкции здания усадьбы Мясоедова в обсерваторию было обнаружено подвальное помещение со станком для печатания фальшивых купюр и клише банкнот.

В 1946-м в Лихтенштейн прибыли офицеры НКВД с требованием о выдаче всего личного состава РНА для отправки в СССР. В ответ Смысловский пригрозил совершить покушение на князя Лихтенштейна, если тот удовлетворит требование Советов.
В 1948 году правительство Лихтенштейна отклонило требование СССР и разрешило Смысловскому и РНА эмигрировать в Аргентину.

В 1953 году и семья Мясоедова переезжает в Аргентину. С получением официального разрешения на переезд в Латинскую Америку Мясоедову помог опять же Смысловский, поселившийся, как и многие другие немцы, после окончания войны в Буэнос-Айресе и успевший за несколько лет стать советником президента Аргентины Хуана Перона.



Иван Мясоедов с женой Мальвиной Верничи в Лихтенштейне 1953 г.

Одна из последних работ Ивана Мясоедова так и называется - «Небо и море. Отъезд в Аргентину».
Во время путешествия на корабле в мае 1953 года Мясоедов тяжело заболевает и через три месяца после прибытия в Аргентину 27 июля 1953 года умирает от рака печени. Ему было 73 года.

Его вдова возвращается с наследием художника в Европу, временно живет у дочери в Габсбурге, а затем переселяется в Вадуц. Мальвина Верничи пережила своего мужа почти на двадцать лет. Она умерла в 1972 г. и похоронена в Вадуце.

Глава 10. Наследие

Творческое наследие И. Г. Мясоедова составляет примерно 4000 произведений. Это картины, гуаши, пастели, офорты, фотографические и текстильные работы, почтовые марки, документальные материалы. Значительная его часть — около 3200 экспонатов находится в коллекции Фонда Е. Зотова — И. Мясоедова в Вадуце.



Иван Мясоедов Дуплистое дерево
Иван Мясоедов Подсолнух с любовниками
Иван Мясоедов Подсолнух с кобзарем
Иван Мясоедов Крымский пейзаж

В Лихтенштейне Ивана Мясоедова знают и почитают как своего национального мастера, свою национальную гордость, хотя всего тридцать лет назад маленький Лихтенштейн, который Мясоедов считал цыпленком, по сравнению с другими странами Европы, лишил его гражданства и выдворил из страны.



Иван Мясоедов Медведь и цыпленок. Аллегория России и Лихтенштейна

В 1981 году, в год 100-летия со дня рождения художника, художественное общество княжества Лихтенштейн, создало комиссию по собиранию и изучению творческого наследия Е. Зотова — И. Мясоедова — «Архив профессора Е. Зотова», позже преобразованную в постоянный фонд «профессора Евгения Зотова — Ивана Мясоедова».
В картотеке фонда насчитывается около четырёх тысяч специальных анкет — карточек по отдельным произведениям художника. В архив попали не только его работы, оставшиеся в частных руках, но и произведения, принадлежащие семье художника.



Иван Мясоедов Нимфа и фавн 1922 г.

Большую помощь в создании фонда оказала дочь художника Изабелла Верничи фон Мигке-Колланде, танцовщица, хореограф и балетмейстер, проживавшая в Мюнхене.
Больше половины произведений мастера приобретено фондом на пожертвования, в частности, у внуков художника Мишеля (дизайнер фирмы «Siemens», живущий в Нюрнберге) и Наниты Модлер (сотрудник Центра им.Жоржа Помпиду в Париже), которые предпочли передать свое наследство «в одни руки», не рассредотачивая по разным адресам.



Иван Мясоедов Магнолии в Берлинском ботаническом саду

Много делал для популяризации творчества художника русский эмигрант, барон Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн, лично знавший Зотова -Мясоедова. О его жизни в Лихтенштейне барон рассказал в своих воспоминаниях, изданных не так давно в России. Они близко общались почти 15 лет в последний период его жизни в Вадуце, фон Фальц-Фейн выполнил несколько фотопортретов художника.

Коллекция работ, относящаяся к раннему периоду творчества И. Мясоедова, принадлежит Полтавскому художественному музею. Она включает более 20 живописных и несколько графических работ, которые попали в музей из усадьбы автора.
До Великой Отечественной войны в экспозиции было 67 произведений. Предполагают, что многие работы художника вместе с другими ценными экспонатами, вывезли, оккупировавшие Полтаву, немцы. Считается также, что к значительным потерям привел пожар в полтавской галерее в 1943 году. Очевидно, именно тогда погибли монументальные картины Мясоедова - «Аргонавты» («Поход минийцев»), «Лагерь амазонок», «Кентавромахия», «Вакханалия» и «Танец живота».





Иван Мясоедов Два варианта картины "Аргонавты. Поход минийцев"

В 1996 году почта Лихтенштейна выпустила три марки из серии «Художники Лихтенштейна», на которых воспроизведены картины И. Г. Мясоедова (Евгения Зотова) «Сельский пейзаж в Полтаве», «Купание в Берлинском парке», «Вид Вадуза» и конверт с портретом художника.



Почтовые конверт и марки Лихтенштейна, посвящённые И. Г. Мясоедову (Е. Зотову) 1996 г.



Иван Мясоедов Купание в берлинском парке



Иван Мясоедов Сельский пейзаж в Полтаве

На Украине многолетние научные исследования проводит искусствовед Анатолий Коваленко, он же на собственные средства установил на стене дома Мясоедова в Павленках мраморную мемориальную доску с бронзовым портретом художника.



Мемориальная доска И.Мясоедова

В 1998 году в Третьяковской галерее была проведена выставка «Иван Мясоедов - Евгений Зотов. Путь скитаний». Впервые после долгих лет забвения творчество художника было представлено в России.
До этого Страна Советов не могла простить художнику ни его пребывания в армии Деникина, ни его анархических убеждений, ни портрета Муссолини, ни дружбы с командующим Первой русской национальной армией германского вермахта генерал-майором Артуром Хольмстоном.