«Отец русской атлетики» и его наследники

 

Фото: Владислав Францевич Краевский

Отечественному тяжелоатлетическому спорту в этом году исполнилось 125 лет. Его основателю -петербуржскому врачу Владиславу Францевичу Краевскому - посвящены эти заметки, в которых упомянуты также ученики и ученики учеников выдающегося спортивного деятеля, забытого ныне.

Кружок доктора Краевского

Однажды-то был десятый день августа 1885 года — в просторной квартире доктора медицины Владислава Краевского собрались многочисленные гости — коллеги-медики и ученики-атлеты. И собравшиеся в доме № 3 на Михайловской площади, известной нынешним петербуржцам как площадь Искусств, поддержали хозяина дома, который предложил создать объединение атлетов-любителей. И свершившееся историки впоследствии назвали днем рождения отечественного тяжелоатлетического спорта.

Впрочем, это событие имело свою предисторию, хоть и краткую.

Уроженец Варшавы из семьи потомственных польских дворян, выпускник медицинского факультета Варшавского университета, получивший диплом лекаря в июле 1865 года, Краевский переехал в Петербург, где получил право практиковать в качестве участкового врача.

Первое десятилетие жизни в российской столице получилось пестрым и динамичным. И на стезе врачевания, и на государевой службе.

А первым испытанием для лекаря Краевского стало участие в борьбе с эпидемией холеры, свирепствовавшей в 1866 году в Петербурге. Потом его назначили врачем-ординатором городских больниц — Максимилиановской и Калинкинской. Затем — сверхштатным доктором при дирекции императорских театров. Позже — младшим чиновником медицинского департамента министерства внутренних дел. И пошла череда чинов за заслуги: титулярный советник, коллежский асессор, надворный, статский советник, что приравнивалось тогда к званию то ли полковника, то ли генерала.

А в 1880-м уволился Краевский из МВД — и завел большую частную практику, сохранив должность главврача при дирекции императорских театров. И остался верен своему жизненному правилу — ежедневно заниматься гимнастикой да упражнениям с гирями. Как никто другой, он понимал пользу и даже необходимость при малоподвижной петербургской жизни занятий атлетизмом и спортом вообще.

А однажды — то было летом 1885 года — 44-летний доктор услышал новость о начале гастролей в столице силача-гиревика из Берлина Шарля Эрнеста. На сцене Зоологического сада тот демонстрировал чудеса жонглирования гиревым железом. К нему и поспешил Краевский, почитатель силы и силачей. Да не один — вместе с коллегами-врачами, также почитавшими здоровый образ жизни. Познакомившись с заезжей знаменитостью, нежданные визитеры расспросили герра Эрнеста. И узнали от него, как легко завоевала тяжелая атлетика Германию, да и всю тогдашнюю Европу. А затем петербуржцы озадачили берлинского силача, предложив ему поруководить ими. Согласившись, Шарль Эрнест за недолгое время гастролей успел кое-чему научить Краевского со товарищи, представившихся членами клуба гигиенических гимнастов.

Однако Краевский и его окружение вскоре поняли: и клубное название и направление их увлечения — совершенно неудачны. Вот почему однажды — в десятый день августа того же года — и собрались в просторной квартире врача Краевского соратники-медики и ученики-атлеты. Учредив кружок любителей атлетики, они и предположить не могли, что он станет колыбелью не только российской тяжелой атлетики, но также гиревого спорта и даже борьбы и бокса.

«Застучали гири, и пошло веселье!»

Опытный врач и пытливый педагог, Краевский внушал своим подопечным: цель занятий с тяжестями — развитие мускулатуры, но ни в коем случае не во вред здоровью. Всестороннее физическое развитие — вот ключ его методики обучения силе. Потому ученики доктора справлялись с рекордными тяжестями, прекрасно себя чувствовали на атлетической арене и на борцовском ковре, а иные увлекались гимнастикой, ездой на велосипеде или плаванием.

Как уверяют современные специалисты, методика Краевского не устарела и поныне. Она легла в основу отечественной школы тяжелой атлетики. И они, знатоки истории, называют доктора первым, кто назвал игру с гирями и штангой «тяжелой атлетикой».

Лишь немногим исследователям документально известны аргументы Краевского в пользу поднятия тяжестей. А его статьи сверкают бриллиантами пропаганды атлетизма. Вот один из них. В статье «О влиянии тяжестей на человеческий организим» он написал в 1897 году:

«...Пишущий эти строки вздумал, для поправки своего здоровья, будучи 44 лет от роду, заняться спортом, выбрал малые тяжести, а именно — гантели в 10 фунтов. Было это в Петербурге, в 1885 году. Упражнения мои шли усердно, успех был видимый, — польза несомненная.

Я увлекся, постепенно прогрессировал, дошел до значительных результатов и в смысле спорта, и в смысле здоровья, — и с тех пор стал восторженным поклонником физических упражнений и их проповедником.

Я не остался без подражателей. Не голос мой, не советы, не авторитет, а живой пример имел воздействие на лиц, окружавших меня. Это — общий закон. Пример увлекает. Действие примера выше всяких слов. И теперь, когда я являюсь в общество молодых людей и вижу их бездействие, я не уговариваю к «работе»: я беру гири в руки, и — этого довольно. Вместо разговоров начинается «работа». Застучали гири, и пошло веселье!».

Слабость к самородкам

Для занятий кружковцев Краевский переоборудовал лечебный кабинет и жилые апартаменты в том же доме № 3 на Михайловской площади. «Пациенты» собирались трижды в неделю — по вечерам. Под наблюдением доктора и разминались без веса, и жали гири одной либо двумя руками, а в конце занятия переходили к приседаниям, наклонам и толканию веса. За дозированием нагрузок вел строгий контроль сам хозяин дома.

Ни о каких рекордах поначалу и речи не велось, хотя многие кружковцы уже превзошли достижения берлинского гиревика-гастролера Шарля Эрнеста.

Впрочем, Краевский вел счет личным рекордам. И о них, правда много позже, в 1910 году, поведал журнал «Русский спорт». И вот что напечатал он: «Рекорды его: 207 ф. 2-мя руками выжимал, 90 + 90 бульдогами выжимал, 80 + 80 весовыми гирями выжимал 10 раз, 220 ф. 2 раза лежа из-за головы выжимал, 115 ф. выжимал правой рукой, 105 + 100 ф. выжимал лежа весовыми гирями». Как догадался, должно быть, читатель, «ф.» в тексте — это фунт старой русской меры веса, равнявшийся тогда 0,409 килограмма.

А в более понятном изложении личные рекорды доктора Краевского выглядели так: в 1893 году, когда ему было уже 52 года, он выжимал 80-килограммовую штангу, а толкал снаряд весом в 105 килограмм.

О предводителе кружковцев с Михайловской площади много и охотно писали петербургские газеты и журналы. И реклама сделала свое дело: к Краевскому хлынул поток новобранцев. Главным образом из гвардейского офицерства и иных аристократических кругов, из сословий привилегированных по происхождению или капиталу. Настойчивый интерес проявляли студенты.

По свидетельству современников, у Краевского часто гостили кружковцы незаурядные — политики и военные, ученые и артисты. А среди них выделялись такие фигуры, как великий бас Федор Шаляпин и знаменитый живописец Григорий Мясоедов.

И в круг Краевского принимали обладателей недюжинной силы. Ведь доктор был в высшей степени отзывчив. Принимая безвозмедно неимущих пациентов, он привечал особо небогатых самородков-атлетов. И тренировал их самозабвенно.

Как говорят, доктор обладал к тому же гипнотическим даром воздействия на окружающих. Само его присутствие на занятиях вселяло в каждого новичка и каждого тренированного силача уверенность в успехе.

Ходоки из российской глубинки

На консультации к доктору стали приезжать энтузиасты из разных уголков Российской империи. Это те, кто ранее, одновременно или позже «Кружка Краевского» принялись за строительство отечественного атлетизма. По образу и подобию петербуржцев к началу 90-х годов позапрошлого века стали возникать атлетические кружки, платные частные школы и арены в Москве, Риге, Тифлисе, Твери, Киеве, Одессе, Тарту, Казани, Пскове, Перми, Орле, Нарве.

И об этом вспоминал один из учеников Краевского — Иван Лебедев — в своей рукописи «О «колыбелях» тяжелоатлетического спорта в России», написанной, судя по всему, в 30-е годы прошлого века и, увы, не изданной:

«Москва и остальные города — крупные и мелкие, — шли хронологически за Петербургом. В Москве, после основания Краевским его «Кружка», основывают свои арены Кистер, Постников, Дмитриев-Морро. В Киеве создается атлетические общество под председательством д-ра Гарнича-Гарницкого. В Харькове пропагандируется тяжелоатлетический спорт Л. Ф. Вильгельмом. В Варшаве начинает функционировать школа и кружки Нейтковского, Чамилонского, Залесского... В Уфе — братья Елисеевы, во главе со знаменитым чемпионом, любимцем того времени С. И. Елисеевым, — основывают свой кружок. Появляются кружки и в ряде других городов: «Атлетический капитан» в Астрахани, в Самаре — братья Маршевских, в Рыбинске — Мыркина, в Нижнем Новгороде — Баранова и Бессонова, в Новгороде — братья Щедриных...

Особого внимания заслуживает основанный в городе Кашине кружок атлетов, созданный И. Е. Померанцевым. Скромный писец уездного суда, он в этот кружок, в котором был бессменным руководителем и тренером, вкладывал целиком свое жалование, питаясь сам чуть не ли не впроголодь».

Потерянная Олимпиада

Кружковская жизнь шла по привычному кругу. Сообираясь у Краевского вечерами, ветераны и новобранцы внимали доктору, усердно тренируясь. И находили паузы, дабы обменяться последними новостями из мира спорта.

Глава тяжелоатлетической семьи рассказывал, бывало, о поездках в европейское зарубежье, куда наведывался во время очередного отпуска. А бывал он в Мюнхене, Берлине, Париже, Мадриде, Женеве, Вене, Милане, Будапеште. И каждый раз привозил из Европы сенсации о кумирах атлетизма, который стал тамошней манией, а нередко показывал сподвижникам привезенные чертежи гирь и штанг, а также журналы с портретами выдающихся силачей.

Обсуждались, однако, и «домашние» сенсации. К примеру, достижения московского профессионала Александра Знаменского, известного среди цирковых атлетов как Вильямс Моор-Знаменский. А он удивлял на арене, которую сам и содержал, поразительными силовыми номерами: делал сальто с двухпудовыми гирями в руках, носил на спине рояль вместе с тапером, держал на груди платформу с оркестром. И на представления атлета с привлекательной внешностью валом валил народ.

Да и столичных тем хватало: петербургские новшества торопливо сменяли друг друга. И о появлении в столице первого русского чемпиона мира — уникального скорохода Александра Паншина, который вернулся после триумфа в декабре 1889 года из Амстердама, где были лучшим на двух из трех дистанциях среди двадцати двух участников, а в беге на милю побил американского индейца Джо Дологю, а заодно и мировой рекорд. И о долгом несмолкаемом празднестве по случаю блистательной победы петербургского чудо-фигуриста Алексея Лебедева, который на первом чемпионате мира, состоявшемся в первые три февральских дня 1890 года в Юсуповом саду на Садовой улице, превзошел мастеров ледового художественного скольжения из Австро-Венгрии, США, Германии, Финляндии и Швеции. И о бесподобных лекциях в столичном университете 53-летнего анатома и врача Петра Лесгафта, которого слушали, затаив дыхание, будущие математики и филологи, историки и юристы...

Между тем наступил первый олимпийский год — 1896-й. Однако грядущие Олимпийские игры в Афинах практически не возмутили мысли и воли столичного общества. Все были заняты собой — и старожилы аристократических салонов, и хозяева газет и журналов, и учредители спортивных обществ, клубов, кружков. Приближенные к императору да и спортивные меценаты не обременяли себя заботой о престиже империи. И ничего не предприняли для создания национального олимпийского органа, который бы представлял страну на возобновленных Играх.

И Россия оказалась на окраине олимпийского мира. В Афины отправился лишь один ее представитель — член МОК генерал-лейтенант Алексей Бутовский, командированный Главным управлением военно-учебных заведений военного ведомства империи.

Однако и он, судя по всему, не увидел первого олимпийского турнира тяжелоатлетов, проходившего в течение одного дня — 14 апреля 1896 года — на Панафинейском стадионе. 11 силачей из пяти стран состязались в поднимании гантели одной рукой и выжимании двумя руками шаровой штанги. И в обоих движениях отличились британцы, датчане и греки. Гантельным чемпионом стал 22-летний выходец из Индии Лаунсестон Эллиот. Он поднял вес в 71 кг — на 13,2 кг больше, чем Виго Йенсен (Дания). А чемпионом-штангистом провозгласили того же датчанина, которому всего полкило проиграл тот же британец (111 кг).

И все-таки: почему Россия оказалась вне олимпийской орбиты?

Дискуссий на эту тему было предостаточно за истекший век и даже более века. Однако заслуживает внимание письмо генерала Бутовского, отправленное Пьеру де Кубертену 19 февраля 1895 года и позже оубликованное в «Бюллетене МОК». А в том послании соратник основателя Олимпийских игр современности сетует на безнадежную ситуацию в России: «Я должен, однако, сказать, что существует еще большее безразличие у нас в России вообще к занятиям физическими упражнениями. Наша пресса совершенно не расположена поддержать серьезно вопрос о физическом воспитании».

Раскол содружества: две версии

Потерянная для России первая Олимпиада вызвала в спортивных кругах столицы лишь легкое оживление. Не более того. А подвижники отечественного спорта поняли тщету своих усилий вовлечь страну в русло олимпийского движения. Об этом оставалось сожалеть и генералу Бутовскому, первому представителю России в МОК, и его сподвижнику Алексею Лебедеву — первому национальному чемпиону-фигуристу и участнику Олимпийского конгресса 1894 года в Париже, возвестившему о возобновлении игр древних греков в Олимпии.

И не лишены основания обвинения потомков, брошенные правящей верхушке империи, с бюрократическим равнодушием взиравшей на деяния зачинателей российского спорта во всех его ипостасях и проявлениях.

И в том же году потерянной Олимпиады «Кружок Краевского» постиг раскол. Хоть у современников были на этот счет разные мнения, а в центре распада на два лагеря высилась колоритная фигура графа Рибопьера. Этого обрусевшего французского аристократа не следует путать с Робеспьером, вождем якобинцев времен Великой французской революции. Впрочем, русский гвардейский офицер и богатый конезаводчик тоже прича-стен к революционным преобразованиям — и в «Кружке Краевского», и в атлетическом спорте, и в российском олимпийском спорте.

Если верить безвестному автору очерка о Георгии Ивановиче Рибопьере в петербургском журнале «Атлетика и спорт» за 1905 год, то граф родился в 1854-м в Царском Селе под Петербургом, детство провел в Италии, где в 12 лет стал постигать азы спорта в гимнастическом обществе Флоренции. С тех пор и осталась в нем страсть к силе.

Там же, во Флоренции, приобщился юный подданный российского императора к миру профессиональных силачей. И тренировался, и выступал на цирковой арене, и принимал вызов иных могучих артистов. Еще он закалял себя в походах по альпийским горам. И однажды вместе с отцом взошел на верх Монблана.

А в 16 лет граф Георгий приехал в Петербург, где окончил кавалерийское училище и где затем служил в гусарском полку. Довелось ему участвовать в русско-турецкой войне в 1877—1878 годах. И отличиться в боях за освобождение балканских братьев от османского ига. По получении тяжелого ранения и продолжительного лечения подал в отставку.

На гражданской службе Рибопьер нашел коннозаводческую стезю: основал завод рысаков и открыл беговую конюшню, приносившие изрядный доход. И продолжал почитать силу: сам набирал телесную мощь и других за то уважал.

Молва о «Кружке Краевского» привела его к порогу дома знаменитого доктора. Их знакомство состоялось в 1886 году. И граф зачастил в атлетический кабинет Краевского. И он удивил кружковцев своей мощью и ловкостью, продемонстрировав свой коронный номер с двухпудовой гирей: поставил ее на ладонь, трижды бросил перед собой, ловя горизонтально вытянутой рукой.

Словом, приветливый граф сошелся с радушным доктором и всеми кружковцами.

Потом пришел тринадцатый день олимпийского 1896-го. А на торжественном сборе по случаю 10-летнего юбилея «Кружка Краевского» граф Рибопьер произнес прочувственную речь, впервые назвав доктора «отцом русской атлетики».

А через несколько месяцев после празднества грянул раскол. Несколько атлетов, по преимуществу борцов, отказались от занятий в кабинете Краевского. В их числе был и Георгий Иванович.

По воспоминаниям одних учеников Краевского, от кружка откололась аристократическая часть во главе с графом Рибопьером. Другие же приводили иную причину: желавших попасть в кабинет доктора было так много, что принять их Краевскому не представлялось возможности, в том числе финансовой. И он подал графу мысль о создании большого атлетического общества. Чем Рибопьер и воспользовался. Благо ему, одному из крупных богачей Петербурга, льстила амбициозная идея возглавить столичных атлетов.

По прошествии нескольких месяцев подготовки, 26 сентября того же олимпийского года состоялось первое собрание членов-учредителей «Санкт-Петербургского атлетического общества». А 30 января 1897 года — официальное открытие нового спортивного объединения. Возглавил его, разумеете, граф Рибопьер.

В своем доме он оборудовал манеж для занятий атлетов, борцов, боксеров и фехтовальщиков, который вскоре стал известен многим в столице как «Манеж графа Рибопьера». И на его арену стали выходить сильнейшие российские спортсмены и зарубежные знаменитости.

Известность тренировок и турниров подопечных графа возросла настолько, что к ним проявил особое внимание брат императора — великий князь Владимир Александрович, который принял предложение дать свое покровительство атлетическому обществу.

Впрочем, в графском манеже, как свидетельствуют современники, не вырос ни один выдающийся атлет. Подшефными Рибопьера стали ученики Краевского — те же Сергей Елисевв и Георг Гаккен-шмидт, Иван Лебедев и Владислав Пытлясинский.

После раскола доктор остался с верными ему кружковцами. И они, объединившись с велосипедным кружком Петербурга, учредили в том же 1896 году «Велосипедно-Атлетическое общество» под председательством Краевского. И предводитель так повел дело нового объединения, что оно стало в столице самым многочисленным.

Спустя два года после слияния двух спортивных кружков, как свидетельствует журнал «Циклист», под началом доктора Краевского числились более пятисот любителей спорта. И среди них выдающиеся ученики-сподвижики — Елисеев, Гаккеншмидт, Майер, Лебедев, которым не возбранялось быть и членами общества графа Рибопьера.

Титульные поединки в Петербурге и Вене

«Если В. Ф. Краевский был «отцом русской тяжелой атлетики», то граф Г.И.Рибопьер был ее «кормилицей».

В этой крылатой фразе «Дяди Вани» — знаменитейшего пропагандиста атлетизма и устроителя ярких представлений силачей Ивана Лебедева — суммирован опыт Краевского и меценатство Рибо-пьера, двух выдающихся организаторов тяжелой атлетики. А именно они и положили начало соревновательному спорту силачей. И первого национального чемпионата, и российского дебюта на мировом первенстве.

Послеолимпийский 1897-й стал знаменательным в истории отечественной тяжелой атлетики — стартовым для ежегодных чемпионатов России.

Одиннадцать апрельских дней того года в Михайловском манеже Петербурга 5 атлетов из трех городов оспаривали первенство империи в силовом искусстве владения разборной штангой. И организаторы чемпионата не делили участников на весовые категории и не подсчитывали общей суммы веса. Победителя определяли по лучшим занятым местам в каждом из пяти упражнений.

В судейском жюри председательствовал Владислав Краевский. И его ученик Гвидо Мейер, чей собственный вес составлял 117,6 кг, превзошел соперников в каждом из пяти подходов к снаряду. Результаты чемпиона: толчок двумя руками — 131 кг, толчок одной рукой — 81,9 кг, жим одной рукой — 93,2 кг, жим двумя руками — 114,6 кг. Так выглядели победные показатели, пересчитанные с фунтов и пудов в килограммы.

Последующие места заняли рижане Александр Лаас и Ольгерд Эдельман, второй петербуржец Николай Кравченко и уфимец Александр Елисеев.

Кстати, и второй чемпионат также состоялся в Петербурге — в апреле 1898 года. И опять-таки при поддержке графа Рибопьера и при главном арбитре Краевском. И вновь победу одержал его ученик — на этот раз Георг Гаккеншмидт, представлявший Ревель, как именовали тогда нынешний Таллин. 20-летний силач, весивший 94 кг, нанес поражение своим главным соперникам — Сергею Елисееву из Уфы и Ольгерду Эдельману из Риги. Балтийский Георг первенствовал в девяти упражнениях — в рывке, толчке и жиме левой, правой и обеими руками. При том вес его штанги, которую он выжимал правой рукой (121,6 кг) был признан рекордом мира.

Спустя три месяца второй российский чемпион выступил на открытой площадке знаменитого венского парка «Пратер», где проводился первый чемпионат мира по тяжелой атлетике. И жители тогдашней столицы мирового атлетизма любовались мускулистыми торсами одиннадцати силачей из пяти стран, выступавших без разделения на весовые категории в четырнадцати упражнениях, в основном силового характера.

После того, как спортсмены за два дня — последний июльский и первый августовский — поиграли с насыпными штангами и чугунными бульдогами, судьи объявили трех сильнейших: Вильгельм Тюрк (Австрия), Эдуард Биндер (Австрия) и Георг Гаккеншмидт (Россия). Бронзовый медалист первенствовал в трех упражнениях: рывок левой — 85,5 кг, выкручивание правой — 110 кг, выжимание правой — 19 раз по 50 кг. Второй российский участник — Гвидо Мейер — удостоился серебряной награды за лучшее исполнение жима двумя руками: 100 кг три раза от груди.

И в последующие годы атлетам Российской империи не удавалось на мировым первенствах завладеть чемпионским титулом. Даже на самом успешном турнире в Брес-лау (Вроцлав) в 1913 году, когда Петр Херудзинский и Ян Краузе взяли серебряную и бронзовую награды. И лишь на дебютном для сборной СССР первенстве мира 1946 года в Париже, Григорий Новак завоевал первую для отечественной тяжелой атлетики золотую медаль.

И все-таки именно балтийскому силачу довелось стать героем венской премьеры 1898 года, ибо в «Пратере» он завоевал не только бронзовую награду в тяжелой атлетике, но также мировое первенство по борьбе. И вот как описал его триумф корреспондент петербургского журнала «Циклист»:

«Что касается борьбы Г. Гаккеншмидта, победившего своих четырех противников, то такой борьбы уже давно не было. Первого он бросил в 3 мин., второго в 3 мин., третьего, Гицеля из Мюнхена в 2 мин. и четвертого г. Борхарда в 15 сек. По борьбе первый приз получил, конечно, г. Гаккеншмидт, член двух петербургских обществ, первый приз — пояс с серебряными украшениями».

Между тем Всемирный Атлетический чемпионат, как именовали тогда мировое первенство 1898 года, примечателен еще и тем, что на нем присутствовал доктор Краевский, приглашенный устроителями на правах одного из президентов. И журнал «Циклист», рассказывая о первом дне турнира, на котором присутствовали пять тысяч зрителей, поведал своим читателям: «...Жюри здесь же. Председательствовал известный австрийский спортсмен Виктор Зильберер, редактор-издатель «Algemeinen Sport Zeitung». По правую руку от него сидел д-р В. Ф. Краевский, а по левую — известный венский скульптор Теодор Фридель».

А по завершении чемпионата «отец русской тяжелой атлетики» самолично поднялся на помост — и поразил присутствовавших недюжинностью своего атлетического таланта. В свои неполные 57 лет доктор продемонстрировал мастерское владение шаровой штангой.

Осень патриарха

На финише столетия доктор Краевский, словно предчувстсвуя собственный жизненный финиш, форсировал написание основных трудов.

На его письменном столе долее других пролежала рукопись под названием «Катехизис здоровья. Правила для занимающихся спортом». Да так и осталось это вероучение в вопросах и ответах в рукописном виде. И неведомо почему. Хоть цензурный комитет и допустил ее в 1899 году к печати, а издать не удалось: то ли времени не хватило, то ли средств. Более удачливой оказалась судьба другой работы — «Развитие физической силы без гирь и при помощи гирь». Одобренная тем же цензурным комитетом, книга увидела свет в 1900 году. И после того еще трижды переиздавалась.

В этих трудах, как и в немногочисленных журнальных статьях, а также высказываниях, доктор явил обширные познания медицины, психологии, истории физической культуры. Излагая современные ему гимнастические системы, в том числе шведскую, он обратил внимание на гимнастику лечебную. И даже предложил свою схему врачебно-гимнастических приемов, к тому же с комментариями. А в этом он был солидарен с профессором Петром Лесгафтом.

И доныне сохранили свою значимость многие советы доктора Краевского. В том числе его главные заповеди — обязательность врачебного контроля на всех этапах занятий, регулярность этих занятий, последовательность увеличения физических нагрузок, разносторонность физического развития, укрепление здоровья, закаливание, соблюдение гигиенических правил, в особенности режима дня.

И в последние годы жизни доктора Краевского радовали ученики, разлетевшиеся во все стороны, как птенцы из родительского гнезда. Однако эхо их успехов долетало до кабинета тяжелой атлетики на Михайловской площади. Его хозяину доставляло истинное счастье радоваться за плеяду богатырей, которые начали свой путь к славе в кружке любителей атлетики.

Первую пятерку преемников Краевского составили соотечественники незаурядные — фигуры легендарные и по личным достижениям, и по вкладу в становление тяжелоатлетического спорта в России.

Самый выдающийся ученик Краевского — эстонец Георг Гаккеншмидт (1878-1968). В 18 лет уроженец Юрьева (Тарту) попал в Петербург, чтобы выучиться инженерным наукам. И стал посещать атлетический кабинет Краевского.

О его появлении среди кружковцев оставил любопытные и малоизвестные воспоминания Гвидо Мейер:

«В 1897 г. в кабинет доктора Краевского вошел коренастый молодой человек, одетый в поношенный пиджак. У нас как раз шла горячая работа, грохотали гири и раздавался звучный голос нашего «великого тренера».

— Георг Гаккеншмидт, — представил нам доктор. — Этот тот, кто вскоре будет бить мировые рекорды! — добавил он.

...Когда Гаккеншмидт снял пиджак и остался в одной тренировочной майке, мы увидели редкую по объему и рельефности мускулатуру. О Гаккеншмидте мы уже слышали, как о сильном человеке, но то, что увидели, превзошло все ожидания».

Он действительно превзошел все ожидания. Спустя год стал чемпионом России по тяжелой атлетике и призером мирового первенства, а позже — превосходнейшим профессиональным атлетом и борцом.

В своей книге «Путь к силе и здоровью», увидевшей свет в 1911 году, Гаккеншмидт изложил принципы, усвоенные от учителя: «Я упражняюсь и тренируюсь по следующим принципам: ем и пью все, к чему у меня имеется аппетит, но без излишеств; вполне воздерживаюсь от спиртных напитков. Упражняюсь ежедневно, но не останавливаюсь на каком-либо одном виде спорта. Моя тренировка заключается преимущественно в прыгании через скакалку... в плавании, поднимании гирь и борьбе. Но и в этом я избегаю излишества».

Старейший кружковец, хоть и менее титулованный, — Гвидо Мейер (1876—1942).

В своих воспоминаниях он писал: «Когда я впервые в феврале 1892 г. вступил в кабинет доктора Краевского, я совершенно не знал, что такое тяжелая атлетика, и в первый день мог выжать двумя руками только 68 кг. Я был буквально очарован всем окружающим и чувствовал себя на высоте счастья в этом «храме силы и здоровья».

Петербуржцу принадлежит слава первого всероссийского чемпиона (1897 г.). Как и Гаккеншмидт, он — участник первого выступления посланцев России на первом мировом чемпионате (1898 г.). А кроме того, его имя значится как зачинателя отечественного бокса. И ветеран российского спорта в 20—30-е годы прошлого века преподавал в институте физкультуры им. Лесгафта в Ленинграде.

Представитель российской глубинки, Сергей Елисеев (1876— 1938) из Уфы проявил себя на разных поприщах — и как создатель атлетического кружка на родине, и как всероссийский чемпион 1900 года, и как посол отечественных силачей за рубежом.

Выступая в 1899 году в Милане на международном турнире по поднятию тяжестей, любимец Уфы и Петербурга завоевал первенство, удивив выдающимися результатами. При собственном весе 94 кг он выжал штангу двумя руками 116,7 кг, толкнул 143,3 кг, рванул одной рукой 73 кг, выжал 76,5 кг, толкнул 86,8 кг. А в 1903 году на втором чемпионате профессионалов Елисеев занял второе место, проиграв 45 кг в сумме 11 упражнений французу Пьеру Бонку. К исходу того же года русский богатырь установил 6 мировых рекордов в специальных упражнениях с гирями одной и двумя руками.

И атлету-красавцу, самому знаменитому из уфимской семьи силачей Елисеевых, принадлежат вещие слова: «Образ жизни делает чудеса».