Борьба продолжается
Оставив свои вещи в вагоне, мы вышли на площадь, где под знамёнами своих обществ стояли, приветствуя нас, своих посланцев, физкультурники московских предприятий, вузов и школ.
Ещё несколько дней после приезда я жил в атмосфере этой радостной встречи. Все поздравляли меня с победой, с почётным званием заслуженного мастера спорта, присвоенным также и Аркадию Воробьёву.
Но вот я снова сложил в чемоданчик свои вещи и поехал на вокзал: мне дали отпуск на службе, и по путёвке Комитета по делам физкультуры и спорта РСФСР я уезжал на Алтай. Там мне предстояло выступить с несколькими докладами в спортивных коллективах, а также провести показательные выступления. Кроме того, перед началом новой борьбы я хотел отдохнуть у себя на родине.
Всю дорогу я радовался, как мальчишка, успешно сдавший трудные экзамены. Так, должно быть, чувствует себя юноша, окончивший школу с золотой медалью. Ну что же, я действительно окончил спортивную школу, и золотая медаль была при мне.
В Бийске на вокзале меня встречали физкультурники всего города. Я никак не ожидал этого и совершенно растерялся. А потом пошли выступления на заводах и в колхозах. Сколько способной молодёжи прошло передо мной! Как богата силачами наша земля!
Быстро промелькнули дни моих "каникул", беспечная жизнь в материнском доме, и вот я снова оказался в Москве, снова наступили спортивные будни.
Однажды вечером все мы, члены команды, участвовавшей в Олимпийских играх, собрались за круглым столом. На нём лежали наши медали, завоёванные в борьбе с сильнейшими штангистами мира — и тут мне вспомнился другой стол, простой щербатый стол в нашей избе, а на нём пакетики с золотым песком, добытым тяжким трудом из недр алтайской земли. Сейчас золото снова лежало передо мной, и добыто оно было трудом не менее тяжёлым, чем труд старателей — но во много раз более радостным. Осуществилась наша заветная мечта, о которой я так много говорил с дядей Сашей Бухаровым, с Яковом Григорьевичем Куценко, с Алексеем Михайловичем Жижиным, с Аркадием Воробьёвым, со всеми моими товарищами: американцы были побиты.
Но в спорте, как и в жизни, борьба никогда не кончается. И вот однажды Александр Васильевич Бухаров вызвал меня к телефону и предложил срочно приехать в комитет. Он встретил меня озабоченный:
— Ну что же, Тимошка, собирайся в дорогу, хватит праздновать лентяя.
— А куда нужно ехать, дядя Саша? — спросил я.
— Олимпийским чемпионом стал, — ехидно ответил Бухаров, — Стенли Станчика побил. А остался всё таким же любопытным мальчишкой. Сказано тебе — собирайся. Поедешь в Чехословакию на месячник дружбы. А тренироваться к поездке будешь с Алексеем Михайловичем Жижиным, он на днях приедет из Ленинграда.
И я снова стал тренироваться с моим давним учителем. После нескольких тренировок Алексей Михайлович сказал мне:
— Похоже, Трофим Федорович, тебе удалось собрать воедино все три движения. Это большой сдвиг. А какую задачу мы перед тобой поставим сейчас?
Когда он задал этот хорошо знакомый вопрос, мне сразу вспомнилась моя студенческая пора, зал тяжёлой атлетики в институте физического воспитания, наши первые поиски, удачи и огорчения.
— Решайте сами, Алексей Михайлович, — сказал я. — Вам со стороны виднее.
— Ну что же, раз ты оставляешь за мной последнее слово, то вот оно, — решительно заявил Жижин. — Мы будем бить всесоюзный рекорд в троеборье.
— В среднем весе? — удивлённо спросил я.
Всесоюзный рекорд в среднем весе, установленный ещё
— Нет, — ответил Жижин. — Сперва попробуем побить рекорд в полутяжёлом. Тогда тебе хватит и четырёхсот двадцати семи с половиной килограммов.
Действительно, с меня хватило бы и этого. Ведь это означало, что я должен был в жиме и в рывке поднять
Задача была трудной, но я чувствовал, что готов к её выполнению.
И вот закончились тренировки, и мы снова оказались в поезде. В команду входили Фархутдинов и Чимишкян, молодой легковес Иванов, молодой полусредневес Степанов, я, Холин и Медведев. Мы снова пересекли государственную
Ночью 24 ноября мы прибыли в Прагу. Утром, увидев этот
— Ну что же, Трофим Федорович, на вторых соревнованиях побьём рекорд.
Я находился в хорошей форме, был бодр и надеялся, что предсказание моего тренера сбудется.
В предвкушении этого я поехал в Остраву 7, чешский Донбасс, где нам предстояли пройти вторые соревнования, на которых я собирался выступить в полутяжёлом весе.
За все годы выступлений я ещё никогда не чувствовал такой большой силы, такой лёгкой уверенности, такого подъёма, пьянящего ощущения отсутствия всяких преград. И каждая новая попытка приносила мне новый успех.
Жим я для разминки начал со 110 кг. Потом легко
135 кг — это был новый всесоюзный рекорд, на целый килограмм превышавший результат Воробьёва, показанный им весной того года в Свердловске. Впервые я пытался побить рекорд в рывке, и в эти минуты мне казалось, что Аркадий снова со мной, хотя его и не было в Чехословакии.
Чехи любят и понимают тяжёлую атлетику. Людям, сидевшим в зале, не надо было объяснять, что
Толчок я начал со 150 кг, затем поднял сразу
Теперь передо мной снова был рекордный вес,
Так на одном соревновании я внёс сразу три поправки в таблицу всесоюзных рекордов. С того дня рекорд страны в полутяжёлом весе в сумме трёх движений стал
Как восторженно встречали зрители, заполнившие остравский цирк, мой успех, как сердечно поздравляли они меня, сколько теплоты было в рукопожатиях чешских штангистов!
Да, я неплохо
Я подводил итоги года в Чехословакии, но знал, что зимой мне предстоит ещё одно соревнование. В декабре в Сталинграде должны были встретиться сильнейшие штангисты страны для борьбы за командное первенство Союза.
Я впервые ехал в этот легендарный город, о котором столько читал, о котором так часто вспоминал в дни Олимпийских игр в Хельсинки. И вот он раскинулся передо мной — со своими новыми домами и ещё не стёршимися следами исторической битвы. Огромный, присыпанный снежком, вытянулся он по берегу Волги на
Здесь я снова встретился с Аркадием Воробьёвым. Он поздравил меня с рекордом и сказал, что тоже готов к
Яков Григорьевич Куценко, увидев меня, крепко пожал мне руку.
— Ты молодец, Трофим, — похвалил он меня.
В итоге соревнований мой результат
Для среднего веса это был новый мировой рекорд. Но чемпионское звание было присуждено всё же мне, поскольку я весил
Всё свободное время мы с Аркадием, как всегда, проводили вместе и в основном делились планами на будущий год.
— Я, Трофим, хочу
— Уверен, что удастся, — убеждал я друга. — И в Хельсинки удалось бы, не сорви фактически Гофман твоей третьей попытки.
— Вот будет хорошо, — улыбался Аркадий. — Тогда, понимаешь, сразу столько сил во мне прибавится!
Он рассказал мне о своей учёбе в институте, о маленькой дочке, которая у него недавно родилась.
Когда мы однажды гуляли с Аркадием по берегу Волги, нас
— Эй, орлы, вы о чём секретничаете? — и между нами очутился Александр Васильевич Бухаров. —
Он шутил и смеялся, — оживлённый, подвижный, полный радужных планов. Кто мог знать, что через несколько дней его уже не будет с нами!
В поезде Александр Васильевич, как всегда, был душой общества. Он торопился домой, волновался, говорил, что его ждут неотложные дела, думал о новых соревнованиях...
Бухаров скоропостижно скончался в первый же день после возвращения в Москву.
Как он был близок нам, молодым спортсменам, как много он нам дал! Он всегда жил нашими проблемами, радовался нашим успехам, огорчался нашими неудачами.
Гроб с телом Александра Васильевича Бухарова был установлен во Дворце спорта, в центральном зале, где он столько раз судил нашу борьбу... Бухарова провожали все его ученики, и самые сильные люди страны несли его тело к траурной машине. А вечером после похорон мы все собрались и помянули добрым словом этого человека большой и светлой души...
Всю зиму 1953 года я много работал. Время было точно распланировано. Дневные часы уходили на службу в воинской части и на занятия с моими молодыми учениками в школе. Вечером же я встречался с Механиком во Дворце спорта у штанги.
Работа и будничные тренировки успокаивали меня после последних бурных месяцев. Я ощущал, как в меня вливаются новые силы.
Так же, как и Воробьёв, я готовился к тому, чтобы
И почти в один и тот же день, в конце февраля, мы попытались осуществить свои намерения — Аркадий в Свердловске, а я в Москве на спортивных соревнованиях Московского военного округа.
Моя попытка оказалась неудачной, а через три дня я прочёл в газетах, что Аркадий Воробьёв установил мировой рекорд для атлетов среднего веса,
Да, правильно предсказывал мне Яков Григорьевич Куценко, что именно в толчке у нас с Аркадием развернётся самая острая борьба. Но почему же я так часто срывался? Надо было наконец докопаться до истины.
И однажды причина этого раскрылась. Оказалось, что, толкая штангу, я поднимался на носки и потому терял равновесие. А толчок надо начинать на полной ступне и переходить на носки только в самом конце движения.
Теперь надо было проверить правильность моей догадки. На это ушёл почти весь март. И когда мне удалось изменить работу ног, я сразу же почувствовал себя совершенно уверенно.
С каждым днём толчок получался у меня всё лучше и лучше.
500 граммов — какой это, кажется, ничтожный вес... Полкило хлеба, полкило масла — их легко унесёт в руках даже семилетний ребёнок. Но полкилограмма, прибавленные
Часто на тренировках я брал в руки небольшой стальной кружочек,
Наконец подготовка закончилась. Для установления рекорда мы выбрали соревнования на первенство Москвы. Они проходили во Дворце спорта, где я недавно прощался с дядей Сашей Бухаровым. Теперь там находился ярко освещённый огнями тяжелоатлетический помост. Все зрительные места были заняты.
Сделав энергичную разминку в тренировочном зале, я выполнил жим и рывок, а затем с первой же попытки
— На штанге сто семьдесят килограммов пятьсот граммов, — объявил судья. — Заслуженный мастер спорта Трофим Ломакин идёт на побитие рекорда Аркадия Воробьёва.
Я подошёл к штанге и остановился перед ней. Как хотелось мне именно здесь, именно в этом зале поднять рекордный вес! Всем своим существом я чувствовал, что готов к этому. Но когда штанга оторвалась от пола, я сразу понял, какую огромную тяжесть хочу перебороть. Она пригибала меня к полу, словно гигантский магнит. Связывала, будто чугунными цепями. Ценой предельных усилий я старался разорвать эти цепи и поднял штангу на грудь, но как только я попытался её толкнуть, она тут же вырвалась из рук и грохнулась на пол, прогибая доски.
При полном молчании всего зала я ушёл обратно в тренировочный зал. Там было тихо, спокойно, в зеркалах отражались шведская стенка и диски для штанги.
Вслед за мной в зал вошёл Механик.
— Трофим, сейчас ты её толкнёшь, — сказал он. — Поверь моему опыту. Подъём у тебя шёл нормально, но ты немного опоздал с подседом. Отдохни, сосредоточься. Помассировать тебя?
— Нет, спасибо, Израиль Бенционович, — отказался я и сел на стул, вытягивая ноги и весь отдаваясь отдыху.
Механик сел рядом, и мы промолчали всё время, остававшееся до третьей попытки. Потом тренер сказал:
— Пора, Трофим. — И, так же как в Хельсинки, легонько подтолкнул меня к двери.
Я снова вышел в зрительный зал, где меня ждали сотни людей, надеявшихся стать свидетелями установления мирового рекорда.
На помосте меня ждали всё те
"Да неужели я не подниму какие-то пятьсот граммов?" — спросил я самого себя.
И поднял штангу вверх так чётко и просто, словно она и в самом деле весила всего
— Вес взят! — донёсся до меня
Зал взволнованно гудел, ожидая результатов взвешивания. И, окружённый толпой участников соревнований, через которую никак не мог пробиться Механик, я встал на площадку весов, чтобы судьи могли удостовериться в том, что мой собственный вес не превышает установленной нормы. Потом весы поставили на высокий стол и в присутствии всех зрителей проверили вес штанги.
Мировой рекорд Воробьёва был побит, моя мечта осуществилась, но борьба и на этот раз продолжилась. Из Свердловска приходили вести о том, что Воробьёв, узнав о моём успехе, деятельно начал готовиться к нашей новой встрече — на этот раз в Риге на розыгрыше первенства Вооружённых Сил.
На этом соревновании мы с Аркадием снова выступили в разных весовых категориях: я — в среднем весе, Аркадий — в полутяжёлом. Но, как всегда, несмотря на это, состязание между нами продолжалось и закончилось тем, что Воробьёв побил все мои рекорды в полутяжёлом весе. Он поднял в
Как стремительно росли результаты советских штангистов! Казалось, не было пределов, которые мы не могли бы преодолеть. Почти каждое соревнование приносило новый мировой рекорд. В Риге поправку в таблицу мировых достижений внёс полулегковес Николай Саксонов,
Мы остановились у решётки, и Аркадий, помолчав, сказал:
— Смотрю я на море, Трофим, и кажется, что я только вчера плавал с десантом, что только вчера вошёл в атлетический зал... Ведь сколько лет прошло... У меня уже растёт дочь, скоро мне вручат диплом врача, а вчерашний день, — вот он, рядом, как это море...
— Знаешь, Аркадий, у меня было точно такое же чувство, когда я приезжал на Алтай.
Мы долго стояли молча, вспоминая свою жизнь и стараясь заглянуть в будущее.
На помосте в Стокгольме
"Как, опять соревнование? — возможно, спросит
Но что поделаешь, ведь борьба, соревнования — сама суть спорта. Каждая новая встреча с противником — это новая веха в жизни спортсмена. И даже если очередное состязание кончается неудачей, оно всё равно несёт в себе зародыш успеха. В борьбе закаляется воля, растёт мастерство. Всё это, конечно, так, но в той борьбе, к которой мы с Аркадием начали подготовку, о неудаче, о поражении не могло быть и речи: советские штангисты готовились к новой встрече со
26 августа 1953 года в столице Швеции Стокгольме должен был начаться розыгрыш первенства мира. Мы понимали, что после поражения в Хельсинки "Барбелл компани" и её хозяин Гофман сделают всё возможное, чтобы взять реванш.
Вот почему и мне, и Воробьёву, так же как и Удодову, Саксонову, Чимишкяну, Иванову, Дуганову, Осыпе, — всем штангистам, готовившимся к отъезду в Стокгольм, предстояла одна задача: добиться максимального успеха и этим обеспечить победу
Каждому из нас важно было не только набрать наибольшую сумму килограммов, выиграв личное первенство, но ещё и принести команде наибольшее количество очков.
По условиям первенства мира атлет, завоевавший первое место, приносит своей команде пять очков, занявший второе — три очка, а занявший третье место — одно очко.
Таким образом, команде СССР, так же как и на Олимпийских играх, было не так уж важно, кто в предстоявшем поединке между мной и Воробьёвым станет чемпионом мира. Нам необходимо было занять первое и второе места и этим самым внести в общую "кассу" восемь полновесных очков.
И всё же, готовясь к новой борьбе на помосте в Стокгольме, и я, и Аркадий мечтали о том, чтобы завоевать золотую медаль. Но, как и всегда, это не отразилось на наших отношениях. Мы решили тренироваться вместе
Мы поселились в Звенигороде на берегу
Но и сюда, в эти укромные места, доносились отзвуки той борьбы, которая после небольшого затишья с новой силой начала бушевать в мире. Американцы снова полезли вон из кожи, пытаясь расколоть мир на две половины, вызвать гнев, недоверие и вражду между народами. Мы каждый день читали об этом в газетах.
Для нас — небольшого отряда советских людей, готовившихся к встрече с американцами на крупнейших спортивных соревнованиях, — эти вести звучали особенно тревожно. Ведь Боб Гофман — это соратник тех, кто ведёт "холодную войну" во всех областях политической и культурной жизни. Значит, нам следовало оказаться готовыми к тому, что спортивное соревнование — средство установления дружбы между людьми разных стран — могло быть использовано как средство раздора. Боб Гофман не постеснялся бы использовать для этого не только силу и мастерство своих атлетов, но и своё влияние на судей, а также и все закулисные махинации. 8
Ведь поражение на помосте для Гофмана — это коммерческая и политическая неудача. Если американские штангисты проигрывают, то чего же тогда стоит самая совершенная йоркская школа тяжёлой атлетики, которую он так настойчиво рекламирует на страницах своего журнала, на помостах всех соревнований, где выступают его "лошадки" — как называет Боб Гофман штангистов национальной
Эти мысли подтверждались фактами.
Так разве Боб Гофман и те круги, которые стоят за ним, не готовы сделать всё возможное, чтобы ещё до Мельбурна "одержать победу над Россией" в Стокгольме?
Мы ещё и ещё раз перелистывали последние номера американского журнала Боба Гофмана "Сила и здоровье" — на его страницах ничего не изменилось.
Борьба за первенство мира началась задолго до того дня, когда все участники соревнований собрались в Стокгольме.
Задача у меня и у Аркадия была одна: поднять в сумме трёх
Перед нами стояла трудная задача, но мы верили в успех и с каждым днём убеждались, что наши силы крепнут.
Мы были уверены, что Станчику вряд ли удастся вклиниться между нами, как он сделал это в Хельсинки. Но только ли со Стенли Станчиком нам нужно было бороться в Стокгольме?
Американцы хвастливо сообщали об успехах своих лучших атлетов. Они утверждали, что их молодой тяжеловес Джеймс Бредфорд поднимает в сумме трёх
Эти сообщения свидетельствовали о следующем.
Американцы достаточно хорошо знали наши силы, чтобы понимать, что после выступления штангистов первых пяти весовых категорий
Таким образом, если я и Аркадий занимали бы в среднем весе первое и второе места, то наша команда
Боб Гофман, не скрывавший возможностей Дэвиса и Бредфорда, видимо, хотел убедить всех, что первое и второе места в тяжёлом весе ему уже обеспечены. Однако и в этом случае американцы набирали
Мы много слышали об этом удивительном силаче. Не так давно у себя на родине Хепбурн установил мировой рекорд для атлетов тяжёлого веса в жиме. Хепбурн никогда не выступал на международных соревнованиях. Он восемь лет готовился к борьбе с Дэвисом, и вот теперь ожидалось его участие в первенстве мира. Нельзя было сбрасывать со счетов и Хумберто Сельветти — аргентинского тяжелоатлета, занявшего в Хельсинки третье место.
Да, американцам вряд ли удалось бы занять два первых места в тяжёлом весе, и наша задача заключалась в том, чтобы с точностью до одного очка выполнить свой победный график. Удастся ли это? Ведь одно дело расчёты, а другое — действительность. Неизвестно, как сложится борьба не на листе бумаги, а на помосте.
Чем ближе был день отъезда, тем больше крепла наша уверенность, что дни отпуска проведены не впустую, что мы готовы к трудной борьбе. И вот наконец закончились последние сборы, были выслушаны последние напутствия, уложены чемоданы,
Этот резкий переход от тихой загородной жизни к обстановке незнакомого города и вообще чужой страны очень взбудоражил всех нас. Хотелось спокойно оглядеться, собраться с мыслями, но с первых же шагов стало ясно, что в планы Боба Гофмана это не входит.
Ещё на аэродроме мы узнали, что
Мы прочитали в стокгольмских газетах высказывания Гофмана о том, что "русские сильны, но мы ещё сильнее", "мы уверены в своей победе", что "Даг Хепбурн вряд ли сможет составить конкуренцию Дэвису и Бредфорду", что "Коно будет бороться за первенство в среднем весе". А на следующий день, открыв утренние газеты, мы увидели такие заголовки: "Кто победит? Русские или американцы?", "Русские приехали и исчезли. Все попытки найти их не увенчались успехом", "Тренировки советской команды будут проходить в неизвестном месте за железным занавесом".
Что можно было ответить на эти заявления? Лучше всего было направиться на улицу Стругатен, дом двадцать, где тренировались все участники первенства. Именно так мы и поступили.
В тот момент, когда мы появились в зале, американская команда уже кончила свою тренировку. Ещё с порога я увидел Боба Гофмана, его крючковатый нос и помятое лицо, сразу же расплывшееся в вежливой улыбке. У стены на скамеечке сидели в ряд Питер Джордж, Томми Коно, Дэвид Шеппард и Стенли Станчик. Гофман направился нам навстречу, пожал всем руки и, как хозяин, пригласил в зал. Когда он повернулся, я увидел у него на спине надпись: "Соединённые Штаты
Когда мы подошли ближе, то в глаза мне прежде всего бросилось измождённое лицо Питера Джорджа. Он сидел безразличный, вялый и бледно улыбался нам. Я переглянулся с Аркадием и шепнул ему: "Будет выступать в лёгком весе. Много согнал". Аркадий утвердительно кивнул головой.
Рядом с Джорджем сидел Коно, как обычно, замкнутый, необщительный. Шеппард, закинув ногу на ногу, жевал резинку. Стенли Станчик, увидев нас, вскочил и радушно пожал всем руки. Уже отвыкнув от ломаного русского языка Станчика, мы не сразу поняли смысл его слов, но широкая улыбка красноречиво говорила о том, что наш старый соперник искренне рад встрече с нами.
Завязалась беседа, в которой было больше жестов, чем слов, а Гофман всё похлопывал нас по плечам, и вдруг я почувствовал, что его пальцы быстро скользнули с моего плеча по руке и воровато прощупывают мышцы.
Это была первая разведка. Гофман пытался хотя бы мельком проверить, в хорошей ли мы форме. И тут же, словно подкрепляя его действия, вперёд выдвинулись два
Но эта первая разведка дала американцам совсем немного. Мы, во всяком случае, узнали больше: Питер Джордж будет выступать в лёгком весе. Это значило, что Дмитрию Иванову предстоит серьёзная борьба. Теперь следовало выяснить, куда Боб Гофман будет ставить Томми Коно, следует ли верить его заявлениям, что японец с Филиппин, защищающий
На следующий день, взвешиваясь перед тренировкой, я услышал за спиной вкрадчивый голос Коно: "О, корошо!" — и его палец упёрся в стрелку весов, показывавших
Я кивнул головой и показал Коно: "Становись!" Японец, продолжая улыбаться, шагнул на весы, но в тот же момент раздался хриплый, сердитый голос Гофмана, и Коно шмыгнул в сторону.
После этого мы окончательно поняли: Коно — это главная тактическая загадка Гофмана. Но вместе с тем нам стало ясно, что американцы не
А тут ещё произошёл несчастный случай с Фёдором Осыпой. На одной из последних тренировок Осыпа растянул себе ногу. И хотя он был готов сделать всё для команды, тренерский совет решил не выставлять его на соревнования, чтобы не рисковать здоровьем молодого многообещающего атлета. На этом команда теряла два драгоценных очка, потому что вместо трёх очков, которые мы ждали от Осыпы, Дуганов мог принести только одно.
Если учесть, что с переходом Питера Джорджа в лёгкий вес первое место Иванова оказывалось под угрозой, мы могли набрать
Не решён был и вопрос о том, где будет выступать Аркадий Воробьёв. Когда Боб Гофман узнает, что мы выставляем Юрия Дуганова, для него не будет тайной отсутствие советского спортсмена в полутяжёлом весе, и он сможет перебросить туда Стенли Станчика. Ведь в борьбе со мной и Воробьёвым Станчик мог рассчитывать только на третье место, а при отсутствии Осыпы он имел все шансы занять в полутяжёлом весе второе место после Шеманского. Как следовало поступить в таком случае? Значит, в интересах команды Воробьёву следовало тоже перейти в полутяжёлый вес, чтобы и там отодвинуть Станчика на третье место. Но в борьбе с Шеманским Аркадий мог рассчитывать только на серебряную медаль, в то время как в борьбе со мной он имел равные шансы на золотую.
Когда Аркадия познакомили с создавшейся обстановкой и спросили, готов ли он ради интересов команды перейти в полутяжёлый вес, Воробьёв, не раздумывая ни секунды, ответил: "Да, конечно, готов". И я ещё раз оценил спокойное мужество и благородство моего друга.
Быстро летели дни. Мы осматривали столицу Швеции, посещали музеи, знакомились с жизнью и бытом незнакомой страны. Но где бы мы ни были, в глаза бросались афиши, призывавшие стокгольмцев в зал Эриксдальхалле,
Мы успели познакомиться почти со всеми участниками первенства. В тренировочном зале не было видно только одного спортсмена — Дага Хепбурна. Неужели канадец не приедет, неужели он не опровергнет хвастливых заявлений Гофмана?
Как-то, встретившись с английскими атлетами, я спросил их: "Где же Хепбурн?" Тренер англичан смущённо развёл руками:
— Даг собирает деньги на поездку. Он ведь работает спасателем на водной станции и денег у него нет.
Так вот, оказывается, в чём было дело! Один из сильнейших штангистов мира, восемь лет готовившийся к встрече с
Наконец наступило 26 августа. В шесть часов вечера мы подъехали к крупнейшему спортивному залу шведской столицы. Вся улица была заполнена оживлённой толпой. Приходилось буквально пробиваться ко входу, и каково же было наше удивление, когда у самых дверей мы вдруг услышали произнесённые на русском языке слова:
— Смелее, ребята! Надеемся на вас!
Оказывается, команда советского корабля, узнав о нашем выступлении, пришла, чтобы подбодрить земляков. Как волнующе радостно звучали на чужбине слова родного языка! На одно мгновение мне даже показалось, что я в Москве, у входа в зал Дворца спорта на Ленинградском шоссе — и так легко и спокойно стало на душе...
...Мы все стояли на высоком помосте, по левую руку от нас — немцы, по правую — американцы. Шёл торжественный ритуал открытия соревнований. Мелькали белые судейские костюмы, вспыхивали лампы фотокорреспондентов, а из зала на нас были устремлены тысячи глаз — равнодушных, враждебных, приветливых...
Через полчаса все советские спортсмены, кроме Удодова, уже сидели на местах зрителей. Наш товарищ Ваня Удодов должен был первым внести частицу своих усилий, своего умения в общий фонд победы.
Нельзя было без гордости наблюдать за действиями этого замечательного спортсмена. Каждая его попытка завершалась успехом, каждый выход к штанге вызывал всё более восторженные аплодисменты зрителей. Удодов появлялся на помосте тогда, когда остальные участники уже завершали свои усилия.
Целиком захваченный происходившими на помосте событиями, я забыл обо всём и не сразу почувствовал, что
— Трофим Фёдорович, посмотри, вон Хепбурн!
Я посмотрел туда, куда указывал Еганян, и увидел исключительно мощного, почти квадратного человека, вокруг которого уже вертелись американцы. Среди них был и Боб Гофман. Он ласково улыбался, так же как и нам при первой встрече, и его пальцы знакомым мне движением скользили по плечам и рукам могучего канадца. Итак, Даг Хепбурн всё же собрал деньги на поездку в Стокгольм...
Как и следовало ожидать, Иван Удодов уверенно завоевал первое место. Из девяти имевшихся в его распоряжении попыток он успешно использовал восемь. Замечательный результат!
И вот Иван взошёл на пьедестал почёта. Справа от него стоял египтянин Кемаль Махгуб, занявший второе место, слева — чех Карел Сайтл, занявший третье.
Итак, мы набрали первые пять очков. Но американцы ещё не вступали в борьбу. Они не принимали участия и в соревновании штангистов полулёгкого веса. Всё было ещё впереди.
В ту ночь я волновался так, словно мне предстояло завтра выйти на помост мирового первенства. Рафаэл Чимишкян ещё в Москве стал мне близким другом, и теперь я тревожился вместе с ним. Конечно, Рафаэлу хотелось добиться такого же внушительного успеха, как и в Хельсинки на Олимпийских играх. Но так же, как и в Хельсинки, ему предстояла борьба с Николаем Саксоновым, невозмутимым уральским крепышом. Чем кончится схватка двух сильнейших полулегковесов мира, предсказать не мог бы никто.
Мы проговорили с Рафаэлом до полуночи, и не расстались утром. Хотя мне рекомендовалось поменьше бывать в Эриксдальхалле, чтобы не растрачивать зря нервной энергии, я не удержался и отправился туда вместе с Чимишкяном.
Уже давно закончили свои попытки финн, итальянец и швед, когда на помост поднялся Николай
— На штанге девяносто пять килограммов, — объявил секретарь соревнований.
Саксонов снова выжал штангу. Однако ему не удалось оторваться от Чимишкяна — Рафаэл выжал этот же вес.
На штангу установили ещё два с половиной килограмма. Саксонов прилагал все усилия для того, чтобы зафиксировать вес, но тщетно. Чимишкян же легко выжал
Рафаэл Чимишкян остался на втором месте, но разве это было поражением? Оба полулегковеса принесли команде восемь очков, то есть максимум того, что могли принести. Наш победный график пока выдерживался абсолютно точно.
Но вот наступила очередь Дмитрия Иванова. Сможет ли он завоевать первое место в борьбе с таким противником, как американец Питер Джордж?
За час до начала соревнований на взвешивании мы узнали, что наши догадки были правильными: Боб Гофман перебросил в лёгкий вес Питера Джорджа, одного из сильнейших своих атлетов. Джорджу пришлось сбросить семь килограммов для того, чтобы получить право выступать в этой весовой категории.
Да, Иванову предстояла нелёгкая борьба. Теперь это было ясно всем. И хотя мы понимали, что для молодого штангиста большим успехом будет и второе место, но всё же не теряли надежды на то, что Дмитрию удастся выполнить свою задачу и принести команде столь важные пять очков.
Как же мог я не быть в эти часы в Эриксдальхалле? Мне с трудом удалось вымолить у Механика разрешение посидеть на соревновании хотя бы час, посмотреть, как пройдёт жим.
Джордж начал жим со 100 кг, Иванов включился в борьбу, когда на штанге стояло
На штангу поставили 107,5 кг. Джордж не смог использовать свою последнюю попытку, а Иванов, пропустив этот вес, уверенно поднял
Молодой советский спортсмен не дрогнул, не испугался. Он смело боролся за победу. И как же я мог уйти в такую минуту? С ещё большим трудом удалось вымолить у Механика разрешение остаться на рывок. Но когда Джорджу и здесь не удалось сократить образовавшийся разрыв — оба спортсмена подняли штангу
Куда же деваться? Вместе с Воробьёвым и Осыпой я пошёл в кино, чтобы
Когда мы вернулись в гостиницу, то узнали, что борьба закончилась победой Джорджа. Американец использовал в толчке все три попытки. Он
Иванов сохранял шансы на победу до последней минуты.
Так в наши предварительные расчёты были внесены две существенные поправки: выход из строя Фёдора Осыпы и второе место Дмитрия Иванова.
Наступил тот день, когда мы наконец должны были узнать, в какой весовой категории будет выступать Томми Коно: в полусреднем весе или же в среднем, как это утверждал Боб Гофман. Мы с волнением ждали взвешивания участников. Они один за другим поднимались на весы, а Коно всё не было видно. Только за пять минут до конца взвешивания японец наконец предстал перед судьями. И мы узнали, что Коно будет бороться за первенство в полусреднем весе. Стало окончательно ясно, что Дуганов в борьбе с Коно и Шеппардом больше одного очка команде принести не сможет.
Как хотелось мне в тот день сидеть в Эриксдальхалле — но тренеры были неумолимы. Ведь приближался тот час, когда в дело предстояло вступить и нам, средневесам.
Итак, мне не пришлось стать свидетелем событий, происходивших в тот день на помосте в Стокгольме. И всё же я совершенно ясно представлял себе малейшие перипетии этой борьбы. Я видел самоотверженные усилия Юрия Дуганова, уверенные движения Томми Коно и предельное напряжение Дэвида Шеппарда.
Шеппарда мы впервые увидели
Шеппард прилагал все усилия, чтобы догнать Коно. Во время третьей попытки, стремясь толкнуть штангу
И тогда к американцу бросились врач нашей команды Рубен Леонович Еганян и противник Шеппарда — Юрий Дуганов. Они помогли американскому спортсмену уйти за кулисы. Там Еганян облегчил Шеппарду боль. На следующее утро мы увидели в одной из стокгольмских газет снимок: Шеппард беспомощно лежит на полу, а над ним заботливо склонились два советских человека. Газета писала о гуманизме советских людей, о благородстве их поступка...
Но вернусь к тому, что происходило на помосте. Как мы и предполагали, первенство в полусреднем весе выиграл Коно. На втором месте оказался Шеппард, на третьем — Дуганов, завоевавший золотую медаль чемпиона Европы.
При создавшейся обстановке судьба командного первенства мира зависела от меня и Воробьёва. Ведь мы завершали выступление команды, наши восемь очков были последним вкладом в сумму общих усилий, а я ещё за час до взвешивания не знал, где будет выступать Аркадий — в среднем весе или в полутяжёлом.
Никогда раньше взвешивание не приносило нам стольких волнений. Мы снова с трепетом ждали того момента, когда встанем на платформу весов, когда окончательно выяснится состав участников.
Первым на весы поднялся я.
— Восемьдесят два килограмма пятьдесят граммов, — объявил судья.
А вот Аркадий даже не подходил к весам. С равнодушным видом он сидел в зале и беседовал с товарищами. Станчика тоже не было видно. Один за другим выходили остальные участники первенства, а мы ждали — появится ли Станчик?
Было видно, как волнуется Гофман, как он поглядывает на Воробьёва. На весах побывали уже шесть спортсменов. Оставались только двое — Станчик и Воробьёв. И вот мы увидели, как Станчик сбросил халат и, словно нехотя, поднялся на платформу весов. Всё стало понятно: Станчик будет выступать с нами. Значит, Воробьёву тоже нужно выступать в среднем весе.
Едва только американец сошёл с весов, как к ним быстро направился Аркадий, и я увидел растерянное лицо Гофмана. Ведь, несмотря на все уловки босса американцев, Станчик оказался блокированным — было понятно, что выше третьего места ему прорваться не удастся.
Теперь все окружили весы. Американцев очень интересовало, сколько весит Воробьёв — а вдруг он даже не имеет права соревноваться в среднем весе? Но стрелка весов
Едва окончилась, казалось бы, в нашу пользу эта понятная лишь немногим посвящённым схватка, как нам был нанесён неожиданный удар. Мы узнали, что
Это сообщение потрясло меня. Разве Гофман мог быть беспристрастным судьёй в борьбе советских и американского штангистов? Как он согласился на это? Как могла судейская коллегия предоставить ему такую возможность?
Я видел, как сдержанный и внешне спокойный Аркадий Воробьёв гневно сжал кулаки: слишком хорошо был знаком нам владелец "Барбелл компани". Мы понимали, что Гофман будет не судьёй, а участником схватки, он сделает всё возможное, чтобы затруднить нам достижение победы.
Последние минуты перед выходом на помост я провёл в одной комнате с Аркадием. Мы молча лежали на своих койках и медленно ели шоколад, принесённый нам Рубеном Леоновичем. Но вот появились Механик и Куценко. Значит, пора было идти на помост.
Зал встретил наше появление взволнованным гулом. За столом жюри сидел президент Международной федерации тяжёлой атлетики. Места прессы были заполнены до отказа. Вокруг ярко освещённого помоста восседали трое судей.
Когда я вышел к штанге, то прежде всего увидел прямо перед собой одутловатое лицо Боба Гофмана, но, наклонившись к грифу, я сразу забыл обо всём. Воробьёв уже
Первая попытка оказалась удачной. Пусть Гофман только попробует не засчитать её... Вспыхнули сразу три белые лампочки, и одна из этих лампочек, утверждавших мою попытку, была зажжена рукой американского босса.
На штангу установили 127,5 кг. Воробьёв взял этот вес, а я и Станчик пропустили.
Штангу весом 130 кг Станчик поднял на грудь. Он пытался выжать её, прилагал все усилия, но тяжесть штанги словно придавила его к земле. Тогда, вопреки всем правилам, Станчик отклонил корпус назад и
Мы смотрели во все глаза: неужели американцу засчитают эту попытку? Вспыхнула красная лампочка, затем белая. Гофман медлил. Но вот и он включил свою лампочку... белую.
В зале раздался возмущённый гул. Из задних рядов донёсся свист. Но что значил этот свист для Боба Гофмана, — ведь попытка Станчика была уже засчитана, засчитана с его помощью.
"Ничего, обойдусь без помощи американского фабриканта", — с этой мыслью, полный возмущения, я стремительно вышел на помост — и не успел опомниться, как штанга оказалась над моей головой.
Итак, пока мы шли голова в голову со Станчиком, а на штанге установили
Оставалась моя последняя попытка. Удастся ли поднять вес, который запланирован в моём графике?
Подходя к штанге, я старался представить себе, что нахожусь не в Стокгольме, а на одной из тренировок в Звенигороде. Вокруг меня любимые рощи, я дышу запахом подмосковных полей... Не надо напрягаться. Ведь это же тренировка. А сколько раз на прикидках мне удавалось спокойно поднимать этот вес... И здесь, в Эриксдальхалле, под немигающим взглядом Гофмана я поднял эту штангу. Я держал её над головой, дожидаясь того момента, когда Боб Гофман хлопнет в ладоши и разрешит мне опустить вес. Прошла одна секунда, вторая, Гофман не торопился. Он тянул, он всё на
Таким образом, после первого движения я оказался на пять килограммов впереди Воробьёва и на два с половиной килограмма впереди Станчика. Теперь нужно было благополучно пройти рывок — и победа будет за мной. В толчке Аркадий не сможет ликвидировать разрыв, а Станчик тем более.
Первым рывок начал Станчик. На штанге
Как спокоен, как уверен в себе был мой товарищ! Я слышал, как в перерыве Еганян спросил Воробьёва:
— Может быть, ты чего-нибудь хочешь, Аркадий?
— Нет, Рубен Леонович, я чувствую себя хорошо.
Аркадий, видимо, был уверен, что в своём коронном движении он сумеет догнать
Когда Станчик попытался зафиксировать этот вес и штанга грохнулась на пол, зал разразился аплодисментами. Я думаю, что зрители радовались не поражению американца. В тот момент антипатия зала к американской команде ещё не чувствовалась — зрители только теперь поняли всю красоту и мощь рывка Воробьёва.
Итак, Станчик закончил рывок, но Боб Гофман продолжал борьбу. Пропустив
Я почувствовал, как у меня опустились руки. Я не способен был вымолвить ни слова и только растерянно посмотрел на своего тренера.
Что мог тут объяснить Израиль Бенционович? Он лишь протянул мне пузырёк с нашатырным спиртом. Николай Иванович Шатов немедленно направился к столу жюри выражать протест. Весь зал загудел и зашикал, возмущённый действиями судей. Я видел, как к столу жюри подошёл Гофман, как он сокрушённо разводил руками, показывая на свою чуть согнутую руку. Гофман отказывался от своей положительной оценки, но мои товарищи видели, что вес был поднят правильно. А когда я спросил мнение Станчика, стоявшего рядом, то он лишь смущённо пожал плечами и сказал на своём ломаном русском языке:
— Это потому, что я рядом... Так бы засчитали...
Ну что же, мне оставалось лишь поблагодарить моего соперника за откровенность. Для меня маленьким утешением был тот факт, что Станчик, видимо, не одобрял этой грязной игры.
Попытку мне не засчитали, и зал успокоился. После только что пережитого волнения я не смог использовать своей последней попытки, и теперь мне оставалось только ждать результата Воробьёва. Зал тут же снова загудел сотнями взволнованных голосов. Аркадий пропустил
Я, как всегда, со смешанным чувством наблюдал за действиями Воробьёва. Я восхищался его смелостью и мастерством, и вместе с тем боялся того, что эта попытка удастся, что он вырвется вперёд. Но нет, вторая попытка Воробьёва оказалась неудачной. Он не смог повторить свой мировой рекорд и,
Потом он снова вышел на помост, наклонился к штанге, к огромному весу, который удалось однажды поднять лишь единственному человеку в мире — самому Воробьёву. И на помосте мирового первенства, перед лицами членов Международной федерации тяжёлой атлетики, на глазах Гофмана мой друг
Воробьёв, усталый, оглушённый, уже собирался сойти с помоста, когда навстречу ему, размахивая руками, кинулся Шатов.
— Не уходи, не уходи, — кричал Николай Иванович. — Надо взвесить штангу.
Конечно, надо было взвесить штангу. Ведь если её вес оказался бы больше хотя бы
Воробьёв остался на помосте, а в это время туда уже понесли весы. По условиям соревнований при установлении рекорда спортсмен не имеет права сходить с помоста. Он должен тут же взвеситься, тут же должен быть проверен и вес штанги. Но как Аркадий мог взвеситься, если ему для этого нужно было сбросить с себя всё, даже трусики? Ведь вес Воробьёва был велик, ему не хватало
Воробьёв поднялся на весы, и судьи убедились в том, что его вес не превышает установленной нормы. Но вес штанги оказался больше на целый килограмм. Да, это был новый мировой рекорд. Сотни людей, присутствовавших при его установлении, счастливые тем, что им удалось стать свидетелями этого события, встретили успех моего товарища громовой овацией.
Таким образом, после рывка Аркадий не только догнал меня, но и перегнал на два с половиной килограмма. Я слишком хорошо знал наши возможности в толчке, чтобы понять суровую истину: догнать Воробьёва мне не удастся. Но, несмотря на это, моё решение было твёрдым: продолжать борьбу до конца, сделать всё возможное, чтобы ликвидировать разрыв. Я стремился к этому не только для того, чтобы завоевать золотую медаль, но и для того, чтобы выиграть мой поединок с Гофманом.
Час отдыха, который оказался в нашем распоряжении, пока остальные участники соревнований вели борьбу с более лёгкими весами, мы провели с Аркадием вместе, обсуждая ход борьбы. О том, что уже случилось, мы говорили охотно, но то, что нам предстояло, обходили молчанием. Только перед самым выходом к помосту Воробьёв сказал мне:
— Ты не волнуйся, Трофим. Чем бы ни закончился толчок, победим мы оба. Ведь первые два места нам обеспечены. Считай, что наша команда
Нас снова вызвали на помосте. Станчик начал толчок
Но что же Станчик? Станчик пропустил этот вес.
— Он попробует догнать тебя, — сказал мне Аркадий, пока мы стояли рядом, наблюдая за действиями ассистентов.
На штангу установили 170 кг. Это была моя последняя попытка, последний шанс догнать Аркадия. Если бы я поднял этот вес, то у нас оказались бы одинаковые и при этом рекордные суммы. Ведь Воробьёв уже
Однажды мне уже удалось победить Воробьёва в толчке. Мировой рекорд в этом движении принадлежал мне. И я снова постарался представить себе, что нахожусь не в Стокгольме, а в Москве и собираюсь бить мировой рекорд Аркадия. Тогда мне это удалось совершить. Почему же удача не может прийти ещё раз? "Смелее, Ломакин, смелее!" — сказал я себе и с этой мыслью стремительно подошёл к штанге. Подрыв — и штанга оказалась у меня на груди. Половина движения была сделана. Теперь надо было подняться, приставить ногу. Но в тот момент, когда я попытался подвернуть локти, весь захваченный борьбой с огромной тяжестью, давившей и сгибавшей моё тело, то почувствовал, что движения теряют собранность, слитность. И когда штанга была брошена на помост, я отошёл в сторону, уже зная, что мировое первенство завоёвано Воробьёвым.
Итак, я занял второе место. Второе? Нет, это было ещё неизвестно. Ведь у Станчика оставалась третья попытка. Он, конечно,
На штангу установили 172,5 кг. Это Аркадий, обеспечив себе первое место, решил побить мой мировой рекорд.
Когда он вышел на помост, то в зале повисла такая тишина, что в последних рядах, наверное, было слышно дыхание Воробьёва. Но уже в следующее мгновение наступившее безмолвие сменилось грохотом полетевшей вниз штанги: попытка Аркадию не удалась.
Поднимать штангу настала очередь Станчика. Но американца не было. Неловкая пауза становилась всё длиннее.
— В чём дело? — спросил я своего тренера, и в ответ Механик показал в угол зала. Там помощники Гофмана
— Считают, сколько надо толкнуть Станчику, чтобы догнать тебя, — объяснил Механик.
Секретарь соревнований уже несколько раз вызывал Станчика, и тот наконец вышел на помост — пытаться поднять те
Зал встретил появление американца возбуждённым гулом. Станчик склонился над грифом, и потянул штангу вверх. Краем глаза я увидел, как Гофман — красный, возбуждённый, — впился глазами в своего спортсмена. Но в следующее мгновение Гофман поблёк и отвернулся, — и тут же послышался грохот упавшей на помост штанги.
Наблюдая борьбу в полутяжёлом весе, мы ещё раз пожалели о том, что у нас вышел из строя Фёдор Осыпа. Второе место ему было бы обеспечено. Египтянин Салех, занявший второе место, поднял в сумме трёх движений
Теперь американцы имели
Теперь мы оказались лишь зрителями. Рядом со мной сидел Стенли Станчик. Я наблюдал за ним. Он был спокоен. Его как будто бы совсем не интересовало, чем кончится поединок двух сильнейших команд мира.
— Дэвис? — спросил я у Станчика.
Американец пожал плечами:
— Трудно Дэвису. Даг Хепбурн сильный противник.
— Но Гофман заявлял, что канадец не страшен Дэвису, — напомнил я.
Станчик улыбнулся:
— О, это всё реклама. У Гофмана всё реклама. — Помолчав и погрустнев, Стенли добавил: — Мы все для Гофмана реклама: и я, и Дэвис, и Шеппард. Он всех нас держит, пока мы полезны. А потом... — и Станчик красноречиво махнул рукой.
— А что же потом?
— Потом становишься продавцом в спортивном магазине "Барбелл компани"... если не уволят.
Этот разговор глубоко взволновал меня. Да, мы правильно представляли себе фигуру американского босса. Но почему Станчик стал так откровенен? Видимо, после своего поражения он почувствовал, что подходит конец его спортивной карьере, что Гофман в лучшем случае предоставит ему возможность продавать штанги в одном из семнадцати магазинов йоркской компании атлетического инвентаря.
Я на мгновение представил себя на месте Станчика, и на душе у меня стало тяжело: рядом со мной сидел американский парень, отдавший лучшие годы жизни делу прославления белковых концентратов, минеральных пилюль и снарядов для развития мышц. Станчик был слугой воротил спортивного бизнеса. Он закончил своё дело и выходил в тираж. Чего же ему было волноваться за судьбы своей команды?
А на помосте в это время уже соревновались тяжеловесы. Молодой взволнованный Бредфорд вышел для первой попытки поднять в
На штангу установили 150 кг. В борьбу включился аргентинец Сельветти. Дэвис также использовал свою вторую попытку.
На штангу поставили 155 кг. На помост вышел Хепбурн. В его фигуре поражало странное несоответствие мощного квадратного торса и тонких ног. Одна нога была плотно забинтована. Мы уже знали, что Хепбурн повредил её в детстве.
В движениях канадца чувствовалась огромная мощь. Он легко поднял штангу на грудь, и мышцы его необъятных рук выжали штангу. Вспыхнули две белые лампочки и одна красная.
Но Боб Гофман замахал руками и бросился к судейскому столу,
Ропот зрительного зала перешёл в оглушительный гул, и Хепбурн, улыбаясь, прикрыл свои уши. Мы знали, что Боб Гофман теперь не будет стесняться — слишком многое было поставлено на карту.
На помост вышел Дэвис и в последней попытке взял вес. Сельветти во второй попытке тоже
Ответ канадского атлета Бобу Гофману зрители встретили овацией. Теперь уже все участники закончили жим. Только у Хепбурна осталась одна попытка. И канадец попросил прибавить
В зале стало так тихо, что с улицы донёсся гул толпы, собравшейся у входа и ждавшей там информации о результатах последнего решающего дня. На штанге стоял вес нового мирового рекорда, и Даг Хепбурн легко, без видимых усилий, поднял эту штангу.
Овация зала стала ещё громче. Она не прекращалась ни на мгновенье всё то время, которое потребовалось для того, чтобы взвесить атлета и проверить вес штанги. Её действительный вес оказался ещё больше
"Ну, теперь аргентинцу несдобровать, — подумал я, — теперь ему придётся иметь дело с Гофманом."
Первыми выполнять рывок стали Хепбурн и Сельветти. Они оба подняли
Этот эпизод настолько обострил обстановку в зале, что теперь гул голосов уже не прекращался ни на мгновение. Из зала всё чаще доносилось: "Янки, уходите домой!", "Янки, назад!" Вся дальнейшая борьба шла под эти негодующие крики. Было больно смотреть на Дэвиса и Бредфорда, выходивших под эти крики на помост. Дэвис был бледен, и его чёрные усики ещё больше оттеняли
На штангу поставили 135 кг и на помост вышел Дэвис. Попытку ему не засчитали, а Хепбурн безошибочно использовал свой третий подход. На второй попытке рывок удался и Дэвису. На штангу прибавили ещё два с половиной килограмма. Бредфорд приложил отчаянные усилия, чтобы ликвидировать просвет, образовавшийся между ним и Сельветти, и взял вес.
На штангу установили 140 кг. Бредфорд попытался ещё больше приблизиться к аргентинцу. На сей раз его попытка оказалась безуспешной,
Теперь одна попытка осталась только у Дэвиса. Он потребовал поставить на штангу
Итак, Дэвису не удалось догнать канадца и после второго движения. Хепбурн уверенно двигался к победе. Он начал толчок первым
На штангу поставили 165 кг, а Дэвис и Бредфорд всё ещё не выходили на помост. Это было понятно: они берегли попытки, они стремились догнать своих противников на предельных весах. Это должно было потребовать от двух негров огромного напряжения — но что до того было Бобу Гофману: ведь это не Дэвис и Бредфорд, а их босс распоряжается попытками своих атлетов...
Даг Хепбурн, слегка прихрамывая, направился к помосту. Его лицо было
Даг просто занимался делом, к которому готовился долгие восемь лет. Даг методично оправдывал деньги, полученные им по подписному листу, пущенному по всей Канаде. Даг попытался
Снова наступила очередь Сельветти, и его удачную попытку зрители встретили горячими аплодисментами.
Хепбурна вызвали
Куда же подевалась невозмутимость шведов, о которой мы столько слышали? Но радость, охватившая зал, тут же сменилась новым приступом ярости. Дело в том, что Гофман снова стал подниматься с места — но, услышав оглушительный свист и топот сотен ног, тут же сел обратно. Это удивительно, но Гофман был сломлен, Гофман сдался. Его заставили сдаться сотни простых людей, включившихся в борьбу, вставших на защиту честности и справедливости. Третью попытку Хепбурну засчитали.
Итак, канадец закончил соревнование. Можно было подвести итоги. Я увидел, как многие зрители лихорадочно складывали на листках бумаги, на обложках программ три числа
А в это время в борьбу вступили два американских атлета. На штангу
К штанге вышел Бредфорд. Его движения потеряли упругость и уверенность. Чувствовалось, что молодой негр потрясён, подавлен. И ещё до того, как он попытался взять штангу на грудь, мне стало ясно — попытка сорвалась.
Бредфорд вышел к весу во второй раз — и его снова постигла неудача. Для третьей попытки он
На молодого атлета было больно смотреть. В каждом его движении чувствовалась обречённость, почти ужас. Он знал, что не сможет поднять штангу, но должен был поднять её. Ибо этого требовал босс. И когда огромный вес вывалился из ослабевших рук Бредфорда, он, поникший, спустился с помоста и, сев на ступеньку, застыл в скорбной позе, обхватив свою курчавую голову руками.
Я подошёл к Бредфорду, положил ему руку на плечо, пытаясь хоть этим жестом утешить американца. На меня посмотрели снизу два больших чёрных глаза, до краёв налитые слезами. Потом Бредфорд своим глухим, глубоким басом произнёс:
— Теперь босс... — и закончил фразу красноречивым жестом: опустил большой палец к полу.
Чем я мог утешить Джеймса Бредфорда? Где было найти для этого слова?
А в это время Дэвис делал последние отчаянные усилия для того, чтобы догнать Хепбурна. Он пропустил
На следующее утро после окончания соревнований советская команда получила хрустальную вазу — приз командного первенства. Дружной и весёлой гурьбой мы вышли на освещённые солнцем улицы Стокгольма. Аркадий Воробьёв бережно нёс в руках хрустальную вазу, а все остальные шли за ним, переговариваясь на ходу.
— Ну что же, ребята, — сказал Николай Иванович Шатов. — Дело завершено. Надо снова браться за работу.
Да, так думал каждый из нас. Победа была достигнута, большая и почётная победа, — но впереди нас ждали новые усилия, новые поиски. Впереди нас ждала новая борьба, и мы, уверенные в своих силах, шли ей навстречу.
1 Судя по всему, это какие-то нехорошие люди. Вот что было напечатано о них в
2 Вот, оказывается, с каких ещё времён пошло это заблуждение — мол, мышцы у "мистеров Америк" "дутые". На самом деле мышцы никогда не бывают "пустыми", они бывают лишь не привыкшими к той или иной конкретной нагрузке. Кроме того, мнение о Гофмане как об очень плохом человеке в связи с большой коммерческой составляющей в его деятельности — неправильно. Увы, у Гофмана просто не было других источников финансирования спорта, кроме его рекламы.
Берлин, 15 августа (соб. корр. "Правды"). Сегодня вечером по Берлину разнеслась весть о гнусной провокации, учинённой западноберлинскими властями в отношении германских юношей и девушек — участников Фестиваля. Гнусная провокация
В последние дни бургомистр Берлина шумахеровец Рейтер и его сообщники усиленно заманивали в западные секторы участников Фестиваля, разглагольствуя о свободе, якобы существующей в Западном Берлине. Как сообщаетагентство АДН, сегодня несколько тысяч молодых немцев направилось в Западный Берлин, чтобы установить дружеский контакт с тамошним населением и рассказать ему о целях Всемирного Фестиваля молодёжи и о целях народного опроса о ремилитаризации. Во многих районах Западного Берлина и на границах секторов состоялись беседы и людные митинги.
Штуммовская полиция зверски напала на участников этих митингов. Полицейские были вооружены пистолетами и резиновыми дубинками. Полиция также пустила в ход брандспойты и танки, а в некоторых местах на крышах были установлены пулемёты. По предварительным сведениям, поступившим вечером, нападению западноберлинской полицииподверглись 413 молодых людей, часть из них тяжело ранена...
3 А вот это, похоже, отсебятина реального автора книги "Путь штангиста" (В.Викторова): командный зачёт всегда был неофициальным, хотя победа в нём — очень почётной.
4 На самом деле не на горе Олимп, а на месте древнего города Олимпия.
5 Напоминаю, что формальный автор этой книги вовсе не "Тимофей", а Трофим Ломакин.
6 Забавное сочетание: "объятие русского и негра". Это очень похоже на широко известное выражение Жириновского, наполовину еврея: "я сын русской и юриста". Надо было, конечно, написать "объятие русского и американца", а ещё лучше — "объятие советского человека и американца".
7 Кстати, именно в Остраве
8 Боб Гофман иногда действительно здорово жульничал. Вот цитата из воспоминаний Евгения Лопатина, принимавшего участие в олимпийских
"...В личном зачёте я занял второе место после Томми Коно, которого, не боюсь уже об этом упоминать, на взвешивании не было, там судьям подсунулиПравда, в справочнике Аптекаря результат Коно в рывке как мировой рекорд всё жекакого-то совершенно постороннего худого японца. Я тогда совсем недавно перешёл в лёгкий вес и был в нём недовеском, имелтолько 66 кг. Я, как всегда, взвешивался в конце отведённого времени, за пять минут до окончания процедуры, а так называемый "Коно" взвесился только после меня и оказался ещё легче. А когда настоящий Томми Коно вышел на разминку, то оказалось, что это человек с массивными мышцами ног и намного выше меня и шире в плечах. Все очень удивились такому "легковесу", а выводивший меня Трофим Ломакин и другие ребята подтвердили, что на взвешивании вместо Коно был другой человек.
Как наши тренеры и судьи это недосмотрели, остаётся для меня загадкой.
От команды Боба Гофмана этого можно было ожидать, он бизнесмен и мог пойти на всё ради своих "мальчиков", которые были живой рекламой его спортивных товаров. Мои слова о мошенничестве при взвешивании подтверждает следующий факт. В то время сразу после установления мирового рекорда атлета и штангу взвешивали повторно. Но когда Коно установил рекорд в рывке— 117,5 кг — и его тут же пригласили на весы, то вся американская команда замахала руками в знак того, что им рекорд не нужен и на взвешивание Томми не пойдёт."
Комментариев нет:
Отправить комментарий