Сали Сулейман

Сали Сулейман – борец, пехлеван, с усами, как у Кайзера Вильгейма, выходил на цирковой борцовский ковёр вплоть до 70-летнего возраста и закончил борцовскую карьеру в середине пятидесятых годов. Он считался самым опасным и трудным противником для самых именитых борцов Мира и пользовался огромной популярностью среди борцов-профессионалов.

Двое его сыновей – Кямал (старший) и Ибрагим – пошли по стопам своего отца и впоследствии стали отличными борцами вольного стиля. Кямал был прекрасным атлетом, красавцем мужчиной, и – что самое главное – дисциплинированным спортсменом и вскоре добился почётного звания «Мастер спорта СССР». Цирковой борьбой Кямал не увлекался, выступал за спортобщество «Локомотив».

Ибрагим - красивый, атлетически сложённый, отлично боролся, обладая прекрасной борцовской техникой, однако не отличался дисциплинированностью, как его старший брат Кямал, много выпивал, общался с хулиганами и преступниками, у которых был в особом почёте.

На Ибрагима возлагались большие надежды : в нём хотели видеть достойного продолжателя славы его легендарного отца Сали Сулеймана. В начале шестидесятых годов , в составе сборной команды борцов-вольников Азербайджана, Ибрагим поехал на Спартакиаду народов СССР, однако его не допустили к соревнованиям, изгнали из сборной за постоянное употребление спиртного. С ним часто случались неприятные истории, одна из которых закончилась для него тюрьмой. История такова : Ибрагима связывала дружба с известным в те годы шахматистом, неоднократным Чемпионом республики, Султаном Халилбейли. Объединяла двух друзей общая страсть к спиртному и большую часть своего времени друзья проводили за бутылкой , что было чревато скандалами и потасовками. Султан Халилбейли часто отпускал в адрес Ибрагима всевозможные колкости, называя его «амбалом», «тупицей» и т.п. Ибрагиму это не нравилось и они часто вздорили с Султаном по этому поводу.

В один из роковых дней Султан получил гонорар и решил отметить событие в компании с Ибрагимом. После выпитого, между ними произошла очередная потасовка , в результате которой Ибрагим нанес Султану сильнейший удар кулаком прямо в лоб. Удар был настолько сильный, что у Султана лопнули сосуды головного мозга и кровь стала вытекать из носа и ушей. Спасти Султана Халилбейли не удалось. Ибрагиму инкриминировали убийство человека по неосторожности и посадили в тюрьму. Из тюрьмы Ибрагим вышел совершенно потерянным , надломленным, спился вконец и вскоре умер. Ему так и не довелось с честью продолжить дело и славу своего легендарного отца, стать его достойным преемником.

ЧЕМПИОН МИРА И АЗЕРБАЙДЖАНА, НЕПОБЕДИМЫЙ ЛЕВ ДАГЕСТАНА Чемпионом мира он не был никогда, как, впрочем, и чемпионом Азербайджана.По той простой причине, что ни тот чемпионат и ни другой в его время не разыгрывался. Хотя и проходили чуть ли не в каждом городе и не в каждом шапито достаточно многолюдные международные турниры по французской борьбе (собственно, так и должна, наверное, официально именоваться та борьба, которую мы с вами еще несколько лет назад знали как классическую, а теперь почему-то стали величать греко-римской, несмотря на то, что узаконили ее и ввели в рамки сегодняшних правил французы и им должен принадлежать приоритет), и непременным условием их проведения было провозглашение самого победоносного чемпионом мира. Но вот непобедимым львом Дагестана прослыл он, этот человек с огненно сверкающими глазами, с загорелой кожей и массивной, рельефной мускулатурой, легко воспламеняющийся и в то же время в высшей степени приветливый. И вовсе не за пылающий жарким огнем и неутоленной жаждой первенства взор. И не за густую гриву на сызмальства наголо обритой голове. А за поистине львиную хватку, за нечеловеческую неутомимость - в любом деле, к какому бы ни прикасался. За исключительную порядочность и предельную честность, если только можно было добиваться честности и справедливости под куполом наспех оборудованных цирковых шатров где-нибудь на пыльной бурлацкой окраине Нижнего Новгорода или близ киевских трущоб на крутом берегу Днепра. За отчаянно смелое покровительство слабым, которых никому не позволял обижать даже словом, и неимущим, из среды которых выбился сам. За скромность, так до конца и не понятую и по достоинству не оцененную - даже собственными сыновьями... За, в конце концов, рыцарство на борцовском ковре и подлинное джентльменство в жизни, хотя родился и вырос он в бедной, всегда полуголодной семье, вдали от троп цивилизации. Давайте согласимся, что эти, именно эти черты и украшают истинного чемпиона - с давних незапамятных времен и по сей день. И не спорьте, пожалуйста, я знавал многих чемпионов - самых разноуровневых, как сейчас модно выражаться не только на политическом сленге, и знаю, что говорю, и за слова свои отвечаю сполна. Сали Сулейман и был таким - истинным чемпионом. Каковым сохранился в памяти. В моей, во всяком случае. Ошибка репортера Акшина За ту публикацию гонорар я не получил. Получил взыскание. Потому что допустил в тексте, небольшом, строк всего-то на 80-100, ошибку. Одну. Но - достаточно заметную. Назвав Махачкалу, нареченную в честь красного революционера Магомед-Али (Махача) Дахадаева, не бывшим Петровск-Портом, а бывшей Темир-хан-шурой. Но редактор был суров по натуре и непреклонен и дважды суров по отношению к начинающим репортерам. А поскольку ваш покорный слуга только-только начинал свой путь в журналистике, отвесил мне безапелляционный выговор и лишил денежного вознаграждения, в просторечье именуемого гонораром, хотя и шепнули мне по секрету ребята из секретариата, что поначалу сам же выписал аж 150 рублей (в исчислении вожделенного 1957 года), что было откровенной щедростью, особенно, если учесть, что ставка моя стажерская была всего в три раза больше... Без малого полвека минуло с того дня, но всю эту историю помню в мельчайших подробностях и буду помнить до конца дней своих на этой бренной земле. Потому, во-первых, что как-то сразу, с места, как говорится, в карьер понял, что в газете ошибки недопустимы и не прощаются, что, работая над материалом, пусть и крохотным по объему, над самой неприметной заметулечкой, ты обязан со всей тщательностью не просто вычитать текст после машинистки, а и сверить еще и еще раз имена, фамилии, цифры, названия. И во-вторых... Во-вторых, была та злополучная (а может, как раз наоборот, та, судьбоносною в каком-то смысле для меня ставшая) зарисовочка посвящена Сали Сулейману, знаменитому еще с конца позапрошлого, XIX века азербайджанскому пехлевану. Перед памятью которого по сей день и во веки веков должен склонять голову каждый сколько-нибудь уважающий себя борец Азербайджана, всего Кавказа - и Южного и Северного, да что там - всей СНГ-овии, всей Европы, всего мира! И - миллион извинений за нескромность - которому скандально известной ставшая та моя юношеская публикация, видимо, так понравилась, что он мудро и благородно сделал вид, что не заметил ошибки. И когда несколько лет спустя мы встретились на каком-то республиканском или бакинском первенстве, он коротко рассмеялся, выслушав мою одиссею, и сказал подбадривающе: “Не робей, сынок, неплохо у тебя получилось!”. И так сильно тряхнул юношескую хилую ладонь мою, что и сейчас, вспоминая ту нашу встречу, чувствую, как кисть у меня начинает побаливать, а в локте что-то подергивает... А я ведь ничего хитрого не написал. Специально на днях забрел в “публичку”, поднял подшивку нашей незабвенной “Молодежки”, из которой все мы родом - целая плеяда русскоязычных журналистов-азербайджанцев, и еще раз внимательно перечитал то, что некогда из-под пера моего же вышло. Нет, ей-Богу, ничего необычного и ничего нового. Те же строки о том, что парнишка по имени Мама (ударение прошу на второй слог поставить! - А.К.) был на подхвате у мясника и очень нравилось ему не только тяжеленные говяжьи туши перетаскивать с утра до позднего вечера, а и ходить вечерами в цирк, гастролировавший в Темир-хан-шуре (теперь-то не ошибусь ни за что! Теперь этот городок в соседнем Дагестане Буйнакском называется, и по-прежнему в его разноязыких кварталах, в одном из которых ближе к концу XIX столетия проживала многодетная семья Махтулаевых, преобладают чистокровные азербайджанцы). И рвался прямо-таки он на арену, особенно, когда арбитр, сняв картуз и картинно прижимая его к груди, громогласно обращался к публике, предлагая всем желающим помериться силами с кем-нибудь из борцов, чувствовал каким-то интуитивным образом, что сможет одолеть и того, который в красном, и другого, с синим мохнатым полотенцем на втянутой в плечи шее, и даже великана в черной маске, стоявшего, подбоченясь, чуть поодаль от остальных, если поднатужится, сумеет повергнуть. Но сдерживался, обуздывал свои порывы, стиснув зубы, только и позволял себе мысленно представлять, как выбегает он на ковер, как мгновенно заковывает соперника в свои железные объятия, преодолевая страшное сопротивление, отрывает его от ковра и, совершив с этим неподъемным грузом пару раз поворот вокруг собственной оси, неимоверным усилием воли поднимает над головой и швыряет оземь. И публика - от нищей галерки, где тише мыши пристроились зайцами проникшие на представление друзья-однокашники, и до усыпанных сверкающими в лучах юпитеров каменьями на пальцах богатеев приходит в экстаз. И крики “Бис! Бис! Браво! Гип-гип ура!” в его честь долго сотрясают округу. От губернатора Рогге до президента Рогге Не смею утверждать, что впервые нога его ступила на борцовское ристалище в Баку. История об этом как будто свидетельствует, но что-то не верится, что в той же Темир-хан-шуре ни разу он не попробовал себя на ковре. Тогда откуда взялись те отточенные броски, которыми он блеснул, да не просто блеснул, а поразил на бакинском дебюте?! Попались мне однажды на глаза дневники некоего полковника царской армии по имени Хан-Гусейн, который во главе им же сформированного 2-го Дагестанского конного полка воевал у стен Порт-Артура в русско-японскую 1904-1905 гг., где, кстати, завязал дружеские отношения с генералами-единоверцами Шихлинским и Мехмандаровым. Так вот он, сей доблестный офицер и упоминает в своих воспоминаниях о добром молодце, взявшем себе в пехлеванский псевдоним имя турецкого султана XVI века Сулеймана I Кануни (опять-таки с ударением на последний слог! - А.К.), в европейской литературе известного как Сулейман Великолепный, а в литературе восточной - как Сулейман Непобедимый, при котором Османская империя достигла небывалого политического и военного могущества, завоевав Венгерское королевство, Закавказье, Месопотамию, Аравию, Алжир и т.д. И под этим именем успевшего начать карьеру, которая обещает стать фантастической. Не могу простить себе, что отдал кому-то почитать эти очень и очень любопытные мемуары, изданные не то в 1906 году, не то в 1916-м, и они оказались бессовестно “зажатыми”... Но хоть в какой-то степени их утрату компенсируют тщательно мною записанные воспоминания незабвенного профессора Шукюра Гасанова, основоположника и несомненного создателя первого в мире курорта в центре огромного промышленного города - бакинской Зоны здоровья, которая при нем снискала планетарную известность и славу благодаря им лично внедренным методам нетрадиционного лечения и продления творческого долголетия, но после его кончины захирела и ныне представляет собою заурядное медучреждение... — Запомните и непременно обнародуйте, — говорил почтеннейший Шукюр Мамедович, и глаза его загорались тем огнем, которым, наверное, и был он страшен своим соперникам, когда в далекой молодости выходил на борцовский ковер и чаще побеждал, нежели покидал его побежденным. — Первую свою гастроль Сали Сулейман, с которым меня связывали десятилетия дружеских отношений, дал именно в Баку, и было это в театре-цирке Васильева-Вятского, где в постановке специально для этого выписанного из Германии Карла Краузе, достаточно известного в научном мире физика, чьим признанным хобби считалась режиссура, публике были представлены рождественские представления. В этой программе получил приглашение поучаствовать и Мама Махтулаев из соседнего Дагестана, к тому времени только-только “осваивавший” прозвище, которое сделает его впоследствии легендарным. “А покинул спустя несколько дней эту арену он уже полноправным, я бы сказал, Сали Сулейманом, — с энтузиазмом продолжал профессор. — И громче всех, пожалуй, его недюжинной силе, атлетизму, элегантным, как и должно быть во французской борьбе, приемам аплодировали сам бакинский губернатор Николай Рогге и его очаровательная супруга госпожа Елена, подобно мужу, выступавшая в благородной роли покровительницы искусства и спорта!” Вот уж поистине неисповедимы пути господни! Это, поверьте, была первая мысль, что пришла мне в голову, когда начертал я только что прочитанные вами строки и вспомнил невольно, что самый главный бакинец того времени, как мне уже говорили хорошо знающие историю люди, приходится отнюдь не самой дальней родней нынешнему президенту Международного олимпийского комитета д-ру Жаку Рогге. И ведь есть же, наверное, нечто незримое, нечто неосязаемое, есть какие-то, простите великодушно, мифические силы, которые генетически программируют подобные нити, во всяком случае, дают веские и не лишенные оснований поводы для подобного рода хотя бы размышлений... Первый этаж десятиэтажного дома В 60-х годах на месте большого, на весь квартал десятиэтажного здания, известного бакинцам, как комбинат быта “Айнур”, находился одноэтажный жилой дом. Там с семьей жил легендарный силач-атлет, заслуженный артист Азербайджана и народный артист Дагестана Сали Сулейман. Это всего-то в 300 метрах от старого дореволюционного цирка Никитина на Биржевой - так тогда называлась теперешняя улица Узеира Гаджибекова. На арене этого цирка обладавший фантастической природной мощью Сали Сулейман демонстрировал восхищенным зрителям разнообразные силовые аттракционы, не ведая неудач, выступал на турнирах и чемпионатах профессионалов по французской борьбе. Бакгорисполком не раз предлагал ему многокомнатные квартиры. Сали Сулейман всегда наотрез отказывался: “Да я в первый же день перессорюсь со всеми соседями! Никому не дам отдохнуть после работы. Своими гирями, штангой пробью стены и потолки. Для моих тренировок - только первый этаж с крепкими перекрытием и полом”. Началась же спортивно-артистическая карьера Сали Сулеймана в 1896 году, когда на очередные гастроли в Темир-хан-шуру приехал цирк Макса со спортивной труппой - участниками очередного международного турнира по французской борьбе. Шапито разбили у подножия скалы Кавалер-батарея, на вершине которой в 1356 году стояла юрта “Сотрясателя Вселенной” — Тамерлана — во время его похода в Дагестан. Отсюда и название города —- Темир-хан-шура (переименованного много-много позже по иронии судьбы в честь красного конника Улубия Буйнакского). На одно из представлений цирка сельчане из кумыкского аула Нижнее Казанище прихватили земляка - черноволосого шестнадцатилетнего крепыша, несмотря на юный возраст обладавшего недюжинной силой - Маму Мухталиева. Когда один из борцов — индус Кахута, положив на лопатки соперника, по обыкновению предложил кому-нибудь из публики померяться силой, цирк прямо-таки загудел: — Мама, выходи! Мама, выходи!.. Мухталиев поначалу растерялся. Но ослушаться их не мог. Не без волнения вышел-таки на ковер. И тут случилось чудо: на глазах у всех Мама припечатал к ковру здоровяка-индуса. Разглядев в молодом горце недюжинный талант борца, буквально в тот же вечер распорядитель-рефери включил его в цирковую труппу, а потом с позволения родителей увез в Санкт-Петербург, где под началом опытных профессионалов начал тот по-настоящему осваивать секреты французской борьбы. Со временем, участвуя в различных чемпионатах, а их в году было около десятка в разных городах, он объехал почти всю Россию, боролся в Иране, Турции, Польше, Франции, Германии, Азербайджане, Грузии, не раз удостаивался чемпионских титулов, золотых медалей и ценных призов. Судьбе было угодно, чтобы Сали Сулейман долгие годы был моим соседом по улице. Это был на редкость доступный, радушный, гостеприимный и, несмотря на внушительную осанку, мягкий и веселый человек. Долгими летними вечерами, когда остывал асфальт, Сали Сулейман, молодецки закрутив кверху усы, чинно усаживался у своих дверей, любезно раскланиваясь с прохожими. А если кто-нибудь из них проявлял любознательность, дотемна вспоминал о забавных эпизодах из своей богатой спортивной биографии. И были эти рассказы яркими, самобытными, как и сам атлет-легенда, навсегда вошедший в историю нашего спорта. ...Вот какие проникновенные, без преувеличения, строки опубликовал однажды добрый старый мой приятель-коллега Фаик Закиев, и я ему очень признателен, что позволил он мне позаимствовать их с несущественными купюрами. Аллах в помощь и “Аллах!” тоже Скажу - не поверите: Сали Сулейману было уже 70, а он еще боролся! Сам, собственными глазами видел его на арене старого бакинского цирка, где сейчас Дом связи на улице Узеирбека Гаджибекова, неподалеку от площади Азадлыг, в 1949 году. По-юношески вприпрыжку, так, словно нет за плечами груза десятилетий, выходил он на ковер против знаменитых в ту пору цирковых атлетов Плясули, Доменного, Рашида Абдурахманова, Франка Гуда... И побеждал, представьте себе, с той же лихостью, что и в молодые годы свои. И отец мой, за руку которого крепко держась, ходил я на эти борцовские антрэ, рассказывал мне, как на той же арене в буйные предреволюционные годы Сали Сулейман одного за другим столь же аккуратно и плотно припечатывал лопатками к ковру. Как сорвал однажды маску с лица сплошь обросшего черной густой растительностью увальня, которого представляли публике только лишь чемпионом мира и его окрестностей Андреем и который на поверку оказался сапожником Андроником с завокзальной Кантапинки. Как пьяные русские матросы учинили пальбу из маузеров, когда Сали Сулейман за считанные минуты тушировал много о себе воображавшего Ивана Заикина. — Ты обратил внимание, чем завершает каждую свою схватку Сали Сулейман? — спросил однажды папа и, удовлетворенный моим ответом, продолжил: — Вот именно, прежде чем сделать последний бросок, он оглашает цирк громким гортанным “Аллах!”. Аллах и помогает ему побеждать, — торжествующе заключил мой неверующий родитель, и, быть может, именно в то мгновенье я почувствовал, что во мне шевельнулось что-то теплое и на душе стало покойнее... Иван, не помнящий туше, или Миф о Максимыче, да не том... Бытует мнение, что Иван Поддубный, возведенный советской пропагандистской машиной с ее откровенно русофильскими шкивами-приводами едва ли не в ранг святых и практически обожествленный, ни разу (?!) за всю свою многолетнюю борцовскую карьеру не покидал арену побежденным. Да что там: избранные единицы видели его “на мосту”, говаривал, помню, Александр Мазур, снискавший известность благодаря завоеванной на склоне спортивной карьеры золотой олимпийской медали тяжеловес, в молодости вписавший в свой послужной список полупоказательную, полувыставочную схватку с Иваном Поддубным. — Врут! Все нагло врут! — возмущенно сказал мне как-то под хорошее настроение заслуженный мастер спорта Рза Бахшалиев, которого не я один отношу к числу основоположников спортивной борьбы в Азербайджане и который за многие годы заведования кафедрой физвоспитания в Азгосуниверситете снискал искреннее уважение не только своих студентов, не только коллег-преподавателей, но и журналистов моего поколения, на чьи вопросы неизменно отвечал подробно и убедительно. — Не раз был я свидетелем, как оборону держал Иван Поддубный на ковре, как на лопатках лежал и как, зло матюкаясь, не пожимая руки выигравшему у него поединок сопернику, уходил в раздевалку. И не единожды был победившим Ивана Поддубного Сали Сулейман. Это мне и Рза Бахшалиев говорил, и профессор Шукюр Гасанов, и занятия по физкультуре у нас в АзИИ проводивший заслуженный мастер спорта Лев Кара-Мурза, к слову, последний чемпион Российской империи по гимнастике, завоевавший этот титул аж в 1915 году. И известный в прошлом цирковой атлет Андрей Лодзи, отец выступавшей за сборную Азербайджана в 50-60-е годы бакинской гимнастки Нины Лодзи, тоже не забывал об этом. И даже мой папа развспоминался однажды по случаю и рассказал, как подробно в газетах тех давних лет расписывали победу Сали Сулеймана над Иваном Максимовичем Поддубным, на поверку оказавшимся отнюдь не под стать тезке Максиму Максимовичу, который вошел в нашу жизнь Штирлицем из незабываемых “Семнадцати мгновений весны”. Москвич Рамиз, грек Алги и бакинец Витя Собственно, москвичом он стал неожиданно даже для себя самого и относительно недавно, в так называемые перестроечные годы, когда вдруг обнаружил в своем характере, компанейском и спортивном, какие-то склонности к бизнесу, к коммерции. Тогда-то и перебрался он в Москву, создал там фирму и стал взаимодействовать, как сам выражается, с зарубежьем. С Венгрией, например, где собирался купить дачный особняк на Балатоне, но не сделал этого, о чем сейчас сожалеет остро, с Испанией, Италией, Англией... А до этого слыл Рамиз Саттаров славным малым, завсегдатаем Торговой. Благо, работал на этой же улице - в кинотеатре “Вэтэн” заместителем у директора Гиты Александровны Бесантиной, кругу и числу друзей, приятелей и просто знакомых которой мог позавидовать весь Баку с пригородами и близлежащими сельскими районами, и не стать общительным просто не мог, не имел права. Мы с ним, правда, познакомились и стали дружелюбно кланяться при встречах на иной, не киношной почве. А на газетной. После того, как принес мне в “Идман” он, выпускник АПИ им. М.Ф.Ахундова, однокурсник, кстати, Миши Гусмана, нынешнего первого замгендиректора ИТАР-ТАСС, небольшую, в странички 1,5-2, зарисовочку об Алги Павлиди, нестареющем бакинском борце-тяжеловесе, который и в 60 лет выходил на ковер, и в 70 готов был это сделать, и умер какой-то нелепой смертью, от заурядного сердечного приступа в маршрутном автобусе... — Откуда вы его так хорошо знаете? — спросил я, наскоро пробежав глазами эти бесхитростные, но с душой и аккуратным почерком выведенные строчки. — Он был мой тренер, — был лаконичный ответ. — А мой - друг, — в тон произнес я и велел ответ-ственному секретарю срочно поставить эту статью в завтрашний выпуск да сопроводить сочным, вкусным, как говорим мы, газетчики, фотоснимком Алги, самого красивого и самого доброжелательного, по мнению супруги моей, грека из всех живущих на земле вообще и в Баку, в частности. Мы с Рамизом, естественно, и помолчали скорбно, отдавая дань памяти Алги Павлиди, и повспоминали те или иные встречи с ним. И хочешь-не хочешь, мало-помалу разговор перекинулся на борцов-вчерашних, сегодняшних, на состоявшихся чемпионов и несостоявшихся кандидатов в чемпионы. И конечно, вспомнили мы Сали Сулеймана. — Я знал его сыновей, — сказал Рамиз Саттаров и насупился. — С Кямалом боролись мы вместе в “Локомотиве”, он был надежный чемпион, входил в сборную республики. Потом подался в Якутск, кажется, заведовал там учебно-спортивным отделом в “Динамо”, а затем следы его затерялись. Ну, а про Ибрагима, другого сына Сали Сулеймана, вам, наверное, все известно... Да, известно, конечно, известно, и из песни слова не выкинешь... Был он, этот рослый, статный, очень представительный парень, хорош собою, его даже в кино приглашали сниматься, он в “Бахтияре” и поет, и танцует, и свистом своим пронзительным аки Соловей-Разбойник внимание зрительного зала привлекает. Татем, увы, он стал и во внеэкранной жизни. Не разбойником, правда, но уголовником стал. Был, как выяснило следствие, среди тех, кто принимал участие в пьяной драке, завершившейся убийством небесталанного шахматного мастера Султана Халилбейли, получил срок, и после этого никто, во всяком случае, из моих знакомых, его в Баку не видел... — Можно только догадываться, как отец его пережил эту трагедию, — сказал я, чтоб хоть как-то скрасить наступившее молчание. — Ты прав, — после продолжительной паузы произнес Рамиз Саттаров. — Но он, Сали Сулейман, был сильный человек... И очень благородный к тому же, очень честный... Поверьте, я могу так говорить - слишком многим ему обязан! — Вы что, боролись с ним? — недоуменно спросил я. — Нет-нет, что вы! Я слишком молод для этого, — отвечал Рамиз Саттаров. — Просто я тренировался у Алги Павлиди, а он сходился на ковре с Сали Сулейманом неоднократно и многое перенял у него... Например, “накат” и “двойной нельсон” Алги исполнял точь в точь, как Сали Сулейман, и нас на тренировках учил этому... Мне трудно утверждать, что я провожу эти броски, как Алги, и тем более - как Сали Сулейман, но похвастаюсь уж: не раз удавалось с их помощью турниры выигрывать!.. Подсознанием чувствую, что эти слова я слышу не первый раз. Чуточку напрягаю серое вещество, и оно услужливо подсказывает: говорил об этом Виктор Авдышев, говсанский наш паренек, впоследствии чемпионом СССР и мира ставший по классической борьбе: “Мой тренер Атакиши Искендеров всегда повторял, что такие приемы Сали Сулейман прекрасно проводил... Я его, конечно, не застал на ковре, но, наверное, из поколения в поколение передается чемпионское мастерство!..” Лучше, наверное, и не скажешь! Интервью на утренней заре Стук в дверь раздался в тот час, который по обе стороны мирового океана называется предрассветным. В другое время, может, я и послал бы столь раннего визитера куда подальше, но я был в гостях - в польском городе Щецине, куда приехал во главе сборной команды азербайджанских борцов, и не отозваться, согласитесь, было нельзя. Пришлось открыть: на пороге стояли двое, и один из них - с переносной телекамерой. Понял: коллеги-журналисты, и не принять их не имею права. От арабского кофе с азербайджанским коньяком они благородно отказались, а появление свое на заре объяснили тем, что спешат в первый же утренний эфир поставить интервью, в котором прозвучала бы азербайджанская речь и поведала бы она не столько о польско-азербайджанских связях экономических и культурных (“Об этом всем все известно и у нас, и у вас”, — с жесткой, недопустимой в наших краях откровенностью сказал мой визави по имени пан Ежи), сколько о связях спортивных (“И желательно, чтобы были они с исторической, как говорится, подкладкой!”) Последовавшая вслед за этой подводкой, говоря языком телевизионщиков, фраза сразила меня, должен признать, наповал: — Ну, вспомните, например, пана, как его, Сали Сулеймана!.. Ведь был же у вас такой богатырь, он даже с нашим чемпионом Збышко Цыганевичем боролся в различных турнирах... — неожиданно пан Ежи несколько смущенно поглядел на меня и, по-моему, пожалел, что отставил до краев налитую рюмку. — Правда, ни разу наш борец вашего не одолел, не смог просто этого сделать, но все же... В общем, вы, пан Акшин, благородный человек и просто перед камерой повспоминаете вслух о том, что эти два выдающихся борца в далеком прошлом, еще на заре ХХ века заложили основы азербайджано-польских спортивных контактов. Договорились? Вашему покорному слуге не оставалось ничего иного, как повторить эти подсказанные сентенции. Но я не смог скрыть нотки восхищения и гордости в голосе: было крайне приятно, что и здесь, в этом расположенном за тысячи километров от Баку приморском городе в Померании помнят, ценят и почитают нашего славного пехлевана!.. ...А мы? Ценим ли мы Сали Сулеймана? Чтим ли его? Да и вообще чисто по-человечески помним ли его?!. Акшин КЯЗИМЗАДЕ, заслуженный журналист Азербайджана

Сали Сулейман

БУЙНАКСК ГОРОДСКОЙ СОВЕТ НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ КРАЕВЕДЧЕСКИЙ МУЗЕЙ 1992 год БУЛАЧ ГАДЖИЕВ, ТЕМИР-ХАН-ШУРА «….В 1897 г., гастролируя по Кавказу, оказался в Темир—Хан—Шуре цирк из Петербурга. Когда во втором отделении представления начался традиционный парад борцов, публика подняла шум, требуя пригласить Мама-Кочапа. И уже на следующий день от руки написанные афиши извещали, что против приезжего борца Матюшенко выступит юный атлет—дагестанец. Мама-Кочап боролся со своим противником в последней паре. Вышел он в специальных брюках, подаренных артистом цирка, назвавшим себя Иваном Поддубным. Схватка тянулась около двух минут. Только—только разгорелись страсти болельщиков, как Матюшенко оказался на ковре. После гастролей цирк выехал в Порт—Петровск, но И. Поддубный на следующий же день вернулся обратно за юным силачом. Винотор¬говец категорически не отпускал Мама-Кочапа, которому в дальнейшем пришлось носить непобедимое имя - Сали—Сулейман. Тщетно. Борец навсегда ушел в цирк. В активе дагестанского борца имелись победы над чемпионом мира Панкиным, Башкировым, Вахтуровым, Святогором. От него потерпели поражение осетинский борец Бола Конуров (Казбек—гора), иранец Балал, индус Саид Кахути, немец Лурик и многие другие. Не раз, конечно, терпел неудачи и дагестанец. Сали—Сулейману рукоплескали в цирках Албании, Австрии, Англии, Бельгии, Болгарии, Венгрии, Германии, Дании, Италии, Испании, Ирана, Японии, Китая. Побывал атлет в странах Африки и Америки. В 1901 и 1902 годах, победив всех своих соперников, он стал абсолютным чемпионом по борьбе, получил титул «Лев Дагестана». Справедливости надо заметить, что Сали—Сулейман ни разу не сумел одолеть другого нашего, не менее знаменитого земляка, бугленца Ал—Клыча. Мама-Кочап получил в разное время 47 памятных медалей, начиная от шаха Персии и кончая королем Бельгии. Покинув арену в 70-летнем возрасте, он навсегда остался в истории спорта. Сали-Сулейман воспитал блестящую плеяду борцов—чемпионов: А. Карапетяна, А. Теряна, М. Бабаева, И. Дадашева, Р. Мамедбекова и других. Два его сына—Кямал и Агарагим - также являлись мастерами спорта СССР по борьбе. Прожил атлет более 80 лет. Последние годы свои он прожил в городе своего детства»