ЛЬВЕНОК
Древний город Дерпт (ныне Тарту), в котором 20 июля 1878 года родился Георг Гаккеншмидт, ровно ничем не отметил этого знаменательного события. Оно замкнулось в тесные семейные рамки в соответствии с традициями, знаменующими появление на свет первенца. Акушерка основательно шлепнула младенца, заявив, что она давно не видела такого отличного мальчугана. Отец затянулся трубкой и выпустил такой клуб дыма, которому позавидовал бы любой паровоз. Молодая мать устало улыбнулась и попросила, чтобы ей поскорее дали крошку.
Время шло, Георг рос. Когда ему исполнилось десять лет, его отдали в местное реальное училище. Для Георга характерно, что вскоре он стал считать спорт главным предметом в училище. Но даже слегка познакомившись со спортом, он уяснил, что для успеха в нем нужна настойчивая и длительная работа; что в спорте есть строгие правила, без выполнения которых не засчитывается результат.
Здась уместно упомянуть об одной особенности Георга. Это был типичный атлет — «all round» — спортсмен на все руки. Снарядовая гимнастика, легкая атлетика, велосипедный спорт, поднимание тяжестей и, конечно, борьба — все это было для него доступно чуть ли не в одинаковой степени. Я уверен, что если бы он занялся не борьбой, а другим видом спорта, он и там блистал бы. Гаккеншмидт начал свою спортивную карьеру многообещающим гиревиком и поставил несколько мировых рекордов, хотя тех результатов в поднимании тяжестей, которые, по-видимому, были для него доступны, он не достиг.
Однако я забежал вперед. Пока Георгу до «Гаккеншмидта» очень далеко. Правда, уже тринадцати лет он выиграл первое место по гимнастике в своей возрастной группе. Узнав об этом, его отец, который, правда, сам никогда не занимался спортом, но был ярым болельщиком, вынул трубку изо рта и лаконично сказал: «Хорошо».
Материальное положение его семьи продолжало оставаться незавидным, и Георгу надо было становиться на собственные ноги. Поэтому семнадцати лет Георгу пришлось оставить реальное училище. На семейном совете было решено, что Георг перебазируется в Ревель, нынешний Таллин, и поступит там на машиностроительный завод.
У ЛЬВЕНКА ПРОРЕЗАЮТСЯ ЗУБЫ
Ревель, по тогдашним понятиям, был спортивным городом. Его легкоатлеты, гимнасты, гиревики, борцы, велосипедисты, пловцы, гребцы и парусники высоко котировались по всей России. Обращали там внимание и на способную молодежь. Поэтому, когда Георг подал заявление о вступлении в Ревельский атлетический и велосипедный клуб, его охотно приняли, освободив от внесения членских взносов. Прежде всего юноша увлекся велосипедом, о котором он раньше представления не имел, — и выиграл немало призов. Осенью Георг занялся подниманием тяжестей и вскоре превзошел в этом всех своих сверстников.
В 1896 году в Ревель приехал с небольшой труппой профессиональных борцов Георг Лурих, тоже уроженец Эстонии.
В те времена профессиональные борцы смотрели на свою работу как на ремесло, дающее возможность зарабатывать; встречаясь на ковре, они мало думали о победе. С самого начала своего существования профессиональная борьба обязательно — иначе и быть не могло — должна была превратиться в зрелищный цирковой или эстрадный номер. О фальсификации результатов схваток не могло быть и речи: это было зрелище в его самой неприкрытой форме. Ведь не будем же мы требовать, чтобы Отелло на сцене действительно душил Дездемону! Дается иллюзия борьбы — и этого достаточно.
Подлинно спортивная борьба никогда не допустит проведения внешне эффектных, но бесполезных, а подчас и опасных приемов, равно как и большого темпа схватки, то есть будет просто скучна. Зритель хочет захватывающего зрелища и считает «настоящими» только пары, составленные по принципу «шике» — заранее срепетированной схватки. Забавно, что когда проводились «буровые» схватки (на спортивный результат) для определения квалификации того или иного борца, то публика вопила, что это «шике». Правда, в конце концов «шике» стало настолько явным, что убило курицу, которая несла золотые яйца...
Надо сказать, что никакая труппа не смогла бы вынести буровые схватки больше, чем одну-полторы недели, тек как почти все участники или получат травмы или будут вымотаны до последней степени.
Фиктивная борьба позволяла разбить участников по театральным амплуа: вы могли найти в «чемпионате» героев-любовников, резонеров, простаков, комиков, злодеев и даже благородных отцов, в каковой роли подвизался в последнее время маститый Поддубный. Все это вместе взятое придавало профессиональной борьбе острую увлекательность, блеск хорошо подготовленного спектакля и больше того (как это ни парадоксально звучит) — подлинно спортивные переживания.
Однако мы совсем забыли о Лурихе, а весь разговор начался с него.
Лурих, как и всякий профессиональный борец, был искусным актером на ковре. Он боролся чрезвычайно эффектно и в такой же степени неэффективно: он не «был», а «казался». Я много раз видел Луриха на ковре и не помню, чтобы хоть одна из его схваток не была построена на чистой акробатике. Кроме его артистических способностей, обязательных для каждого хорошего профессионального борца, у Луриха было еще одно важное качество: почти всегда выступая в качестве «хозяина чемпионата», он в совершенстве постиг искусство рекламы. Поэтому для поднятия сборов своей труппы он вызвал на борьбу всех борцов Равельского клуба и всех их, конечно, победил. В числе их находился и Георг Гаккеншмидт. Георг быстро убедился, что Лурих слабее его, но в отношении техники борьбы он с ним конкурировать не мог. Все же первую десятиминутную схватку с Георгом Лурих провел вничью, а вторую смог выиграть лишь через семь минут. Впоследствии, когда Гаккеншмидт приобрел славу лучшего борца мира, Лурих рассказывал, что неоднократно ого укладывал. Этого Георг ему простить никогда не мог и гонялся за Лурихом при всяком удобном случае; но Лурих уклонялся от этой встречи, не сулившей ему ничего доброго.
Поражение от Луриха принесло Георгу несомненную пользу. Убедившись, что преимущество в силе вовсе не означает победы, он стал больше внимания обращать на технику и в следующую зиму оказался сильнейшим борцом своего клуба.
Второй результат встречи с Лурихом носил иной характер. Георг уразумел, что спорт позволяет зарабатывать больше, чем его «ученичество» на заводе. Вскоре он начал выступать в балаганчиках по маленьким городам как борец-профессионал под фамилией Ленц. Псевдоним Георг избрал, чтобы сохранить возможность участвовать в любительских соревнованиях.
Встречи с более сильными, чем Георг, борцами, независимо от результата их, были для «его очень поучительны, и он начал постепенно разбираться в борьбе. В то же аремя Георг не оставлял занятий со штангой и гирями. Измерения этого девятнадцатилетнего юноши, сделанные его тренером Андрушкввичем, были таковы, что им позавидовал бы атлет в самом цвете сил. Привожу их в сопоставлении с измерениями, которые имел Гаккеншмидт, когда ему было 35 лет:
вес 82 и 102 кг;
рост 174 и 176 см;
грудь при вдохе 117 и 149 см;
талия 99 см;
шея 45 и 58 см;
бицепс напряженный 44 и 51 см;
предплечье 32 и 42 см;
кисть 19 см;
бедро 60 и 71 см;
голень 40 и 51 см.
К этим измерениям целесообразно прибавить еще одно — расстояние между концами выпрямленных в стороны рук. У Георга оно равнялось 190,5 см., то есть значительно превосходило его рост. Для борца при мощной мускулатуре рук это прямо подарок небес. И Гаккеншмидт в дальнейшем пользовался мм широко.
Когда в Ревель приехал доктор Краевский, которого в Петербурге уважительно называли «отцом русской тяжелой атлетики», он, разумеется, обратил внимание на Георга. Осведомившись о материальном и семейном положении Георга, он решил увезти юношу в Петербург. И вот в жизни Георга открылась новая, по счету третья страница; весной 1898 года Краевский увез его в город на Неве...
ЛЬВЕНОК СТАНОВИТСЯ ЛЬВОМ
Владислав Францевич Краевский родился в 1841 году в Варшаве. Образование получил сперва в Варшавском, а затем в Венском университете. Перенеся свою врачебную деятельность в Петербург, он быстро добился репутации хорошего и знающего врача. Практику он имел большую, благодаря этому в средствах не стеснялся и широко расходовал их на спорт.
На Георга он смотрел как на сына; создал ему отличные условия быта и тренировки. Став уже прославленным борцом, Георг неизменно утверждал, что всем, чем он стал и что имеет, он обязан только Краевскому.
Краевский жил в обширной квартире, конечно, тесноватой для большого количества тренирующихся, но отлично обставленной требуемым инвентарем. Особенно большое впечатление на Георга произвела комната, стены которой были сплошь увешаны фотографиями гиревиков и борцов всего мира. Официально тренировки проходили раз в неделю, но не было, пожалуй, вечера, чтобы к- «старому доктору» не забегали на огонек члены его «Кружка».
Георг обладал исключительной способностью быстро и точно усваивать спортивные действия. Однако его стершие товарищи по «Кружку» относились к нему чрезвычайно бережно, не забывая, что они имеют дело с 19-летним юношей, организм которого еще не окончательно сложился. Краевский запрещал ему выступать, когда считал его неподготовленным или опасался перенапряжения. Георг был среди друзей, а не спортивных деляг. И он это отлично сознавал...
В апреле 1898 года «Петербургский атлетический и велосипедный клуб» организовал первенство России ло штанге, и Георг выиграл первый приз. Наиболее впечатляющим его результатом был жим двумя руками — 114 кг, что было лишь на 1 кг ниже мирового рекорда, который держал француз Бонн.
После этого успеха у Краевского возникли .планы выставить Георга на соискание титула чемпиона мира и Европы ло штанге и борьбе, которое должно было разыграться а Вене в июле-августе 1898 года. Чтобы приучить Георга к выступлениям в присутствии зрителей, Краевский посоветовал Георгу отправиться в Ригу и побороться там несколько недель в чемпионате, проводившемся в местном цирке, — конечно, под псевдонимом, так как венский чемпионат был предназначен для любителей. Там Георг лобедил всех своих соперников. Правда, техника у него еще хромала, но выручала сила. Что же касается штанги, то Георг занимался ею то в «Кружке», то у организатора другого спортивного коллектива — Рибопьера. Именно там он поставил свой .первый официальный мировой рекорд — рывок правой рукой 99 кг. «Рекордом» является и то, что он достиг этого после полугодовой тренировки у Краевского.
Вскоре Георг сумел заслужить почести и по борьбе. В конце апреля в Петербург приехали два известных борца — чемпион мира француз Поль Понс, очень высокий, тяжелый и сильный человек и вдобавок отличный техник, и поляк Янковский, известность которого покоилась на его гигантском росте, весе и силе: техники борьбы он по-настоящему никогда не знал. С Понсом Георгу в дальнейшем приходилось неоднократно встречаться на ковре; эта схватка была их первая по счету. Ко всеобщему удивлению и восторгу Краевского Георг положил Понса в 45 минут. Нужно, впрочем, сказать, что здесь не столько выиграл Георг, сколько проиграл Понс. Не считая петербургских борцов серьезными противниками, он не позаботился привести себя в форму; дальнейшие победы над Понсом давались Георгу гораздо трудней. Кроме того, Понсу не повезло и потому, что схватка Георга с Янковским состоялась не до, а после этого соревнования: если бы Лоне увидел, что Георг разложил Янковского в 11 минут, он бы отнесся к соревнованию с ним серьезнее.
Летом 1898 года Краевский отправил Георга и еще двух сильнейших борцов-любителей на первенство мира в Вену, причем Георг там выступал и по поднятию тяжестей и по борьбе. Нужно было иметь поистине геркулесовский организм, чтобы вынести подобную нагрузку, начав заниматься всерьез меньше года тому назад и имея за плечами только 20 лет.
В Вене Георг познакомился со многими первоклассными борцами и гиревиками. В первенстве по штанге он занял третье место, пропустив вперед Тюрка и Биндена.
Что касается борьбы, то Георг, находившийся в прекрасной форме, бросил каждого из борцов-любителей, которые встретились с ним, меньше чем в минуту. В финале Георг имел схватку с отличным борцом Михаэлем Гицлером, чемпионом-любителем Баварии, тоже будущим профессионалом. Георг мобилизовал всю свою силу и уложил его примерно в 5 минут.
Итак, Георг стал чемпионом Европы, получил первый приз, золотую медаль и пояс чемпиона. Краевский был на седьмом небе от радости.
1898 год был последним, когда Георг носил белоснежную тогу любителя. Он выиграл у очень сильного борца — Шмеллинга в финале первенства России 1898 года, победив его в 44 минуты, и стал рассматриваться как кандидат на звание лучшего борца мира. Теперь он окончательно решил перейти в ряды профессионалов и стал тренироваться на участие в первенстве мира, которое должно было разыгрываться в конце 1898 года в Париже. Прощай, Георг! Теперь я уже не решусь называть тебя так фамильярно. В моем повествовании появился Георг Гаккеншмидт, о коем я буду говорить со всем уважением и почтением.
ТРИУМФ «РУССКОГО ЛЬВА»
Итак, в жизни Гаккеншмидта началась новая эпоха: он входил в совсем иной, чем тот, к которому привык, круг людей и интересов, в совсем новый уклад жизни, дававший материальную независимость и самостоятельность. Это вырабатывало новое отношение ко всему, и в первую очередь к борьбе, начиная с того, что придется выступать не тогда, когда ты этого хочешь: здесь ты связан контрактом и твое самочувствие никого не интересует. Выигрыш или проигрыш соревнования приходится рассматривать совсем иначе, так как борьба теперь — работа, подчас тяжелая и трудная. Прежний Георг занимался борьбой ради борьбы, а нынешний Гаккеншмидт — ради того, что она могла принести ему в чисто материальном выражении. Это различие между «Георгом» и «Гаккеншмидтом» нельзя не заметить.
В ноябре 1899 года в Париж на первенстве мира по борьбе собрались представители Франции, Германии, Швейцарии, Дании, Италии, Бельгии, Голландии, Турции, Африки и — в лице Гаккеншмидта — России, всего 41 борец.
Выступая на чемпионате, Гаккеншмидт первую схватку закончил молниеносной победой в 18 секунд: слишком слаб был его противник. Следующим его соперником был отличный французский борец Робине. И когда совершенно неизвестный юноша из страны, казалось бы, столь далекой от международного спорта, победил Робине в 4 минуты, — это произвело сенсацию. Нужно отдать должное Робине: для своего оправдания он не приводил мотивов неспортивного порядка. Он просто заявил, что Гаккеншмидт очень силен: «У него захват, как из стали, а уж если он перевел вас в партер, то с вами все кончено». С этого времени Гаккеншмидта и прозвали «Русским львом».
Поучительной для Гаккеншмидта была его встреча с французом Эмаблем де ла Кальметт. Кальметт был слабее Гаккеншмидта, но намного техничнее. Поэтому Гаккеншмидт в схватке с ним был очень осторожен и, положив Эмабля в 4 минуты, даже за этот короткий срок научился очень многому и важному.
Во время чемпионата Гаккеншмидт повредил руку. Она болела все сильнее, и, действительно, французский хирург, к которому он обратился за советом, настоятельно порекомендовал ему не утомлять руки примерно в течение года. Пришлось ему выйти из соревнования и, посмотрев еще несколько схваток, вернуться домой, в Петербург. Однако в июне 1900 года, после занятий лечебной физкультурой, он сумел выступить в чемпионате по борьбе в Москве. Это было его первое выступление в России в качестве профессионального борца.
В соревновании, продолжавшемся 40 дней, разыгрывались два приза — Петербурга и Москвы. Оба они достались Гаккеншмидту, победившему всех русских и иностранных претендентов. В результате он почувствовал себя богатым человеком: он получал 1500 рублей гонорара в месяц, а призы дали ему сверх гонорара еще 2000 рублей!
В течение полутора-двух лет Георг Гаккеншмидт борется в различных чемпионатах, одерживая блестящие и убедительные победы. Первые места в Дрездене, Хемнице, Будапеште, Гарце, Нюрнберге, Петербурге, Вене, Штеттине, Берлине, Мюнхене, Эльберфельде и, наконец, на чемпионате мира 1901 года в Париже — так выглядит послужной список «Русского льва» в этот период.
Гаккеншмидт пользуется огромной популярностью. В Будапеште, например, он одержал победу над сильнейшим турецким борцом Кара Ахметом. Их схватка длилась 3 часа (!), и Гаккеншмидт потом говорил, что он будет помнить ее всю жизнь. Когда схватка окончилась, зрители встали с мест и устроили русскому чемпиону громовую овацию. Его вытащили прямо в трико на улицу, обнимали, засыпали цветами, несли на руках.
Весной 1901 года в Вене разыгрывалось первенство мира. Это было крупнейшее соревнование, в каком Гаккеншмидту приходилось до этого времени участвовать. Пожалуй, тут сияли все самые яркие звезды борцовского небосвода. Здесь Гаккеншмидт впервые встретился с великолепным немецким борцом Якобусом Кохом, которого он считал сильнейшим в Германии, имевшей тогда немало первоклассных борцов. Кох впоследствии стал большим другом Гаккеншмидта.
Трудно далась победа Гаккеншмидту над Понсом, который действительно был борцом очень высокого класса. Но самым серьезным своим противником Гаккеншмидт считал турка Адали, который был даже сильнее Понса, обладал огромной выносливостью, имел рост 188 см и весил 132,5 кг. Однако Гаккеншмидт, бывший в хорошей форме, уверенно сделал с ним ничью, а на другой день турок сдался, решив, что шансов на выигрыш у него нет. Эта победа произвела на зрителей большое впечатление, затмив предыдущую победу Георга над Понсом в 79 минут и над Бокеруа в 41 минуту. Вот результат венского чемпионата: первое место — Гаккеншмидт, второе — Адали, третье — Понс.
В конце ноября 1901 года в Париже, в помещении «Казино де Пари», открылся чемпионат мира по классической борьбе, в котором участвовало около 130 конкурентов.
В финальной встрече Гаккеншмидт имел дело с отличным бельгийским борцом Констаном ле Буше. Гаккеншмидт был в прекрасной форме и вполне уверен в себе. Действительно, он положил Констана в 8 минут, что было полным сюрпризом для присутствовавших. Последовала грандиозная овация, а на другой день газеты посвятили этой схватке целые колонки. Через неделю Гаккеншмидт дал реванш Констану и вновь победил, но уже после более долгой схватки.
Этот период, работы Гаккеншмидта на ковре, длившийся лишь два с небольшим года, был самым, пожалуй, важным в его жизни. Он приобрел славу чемпиона, будучи действительно непобедимым; он обеспечил себе материальное благополучие; он расширил свой житейский опыт и кругозор; он сделал серьезный шаг к повышению культурного и образовательного уровня; он глядел в будущее с полной верой в себя и в свои возможности.
Искусный тактик – американский борец Макмиллан
«ЛЕВ» НА ОХОТЕ
Итак, теперь у Гаккеншмидта было большое имя, большая опытность и еще большее стремление реализовать эти преимущества. Нужно было только подумать, как это сделать.
Беготня по чемпионатам его не устраивала. Прежде всего такие чемпионаты, которые подходили бы к гаккеншмидтовским гонорарам, бывали не каждый месяц. Далее, участие в чемпионате всегда может сулить непредвиденные осложнения: они бывали и у Гаккеншмидта. Кроме того, даже если оставить риск травматизма в стороне, Гаккеншмидт знал, как выматывает борца непрерывная работа в чемпионатах.
Присмотревшись к жизни профессионалов, Гаккеншмидт решил перейти, в основном, на демонстрацию спорта. Выступления с силовыми номерами в мюзик-холлах и театрах означают постоянный и верный заработок, так как он обеспечивается длительным контрактом. Конечно, такие выступления нужно совмещать с борьбой.
Подумав как следует, Гаккеншмидт избрал для начала такой карьеры Англию и в начале 1902 года отправился в «туманный Альбион» для первого знакомства со страной, которая впоследствии сделалась его постоянной резиденцией. Возникает впечатление, что после смерти Краевского в 1901 году Гаккеншмидт почувствовал отрыв от родины. Если учесть, что почти вся связь Гаккеншмидта с Россией опиралась на спорт, это было объяснимо.
Для тренировки и совместных демонстраций Гаккеншмидт вызвал из Германии своего друга Коха. Они боролись со всеми желающими, не имея ни одного поражения.
В это время на плечи Гаккеншммдта свалилась новая забота: нужно было подумать об овладении вольной борьбой, которая в буквальном переводе имела очень мало обнадеживающее название: «хватай как можешь». Дело в том, что Англия и Северная Америка классической борьбой неинтересовались. Гаккеншмидт стал часто выступать в матчах по вольной борьбе, причем его сила, спокойствие и сообразительность помогали ему выигрывать схватки.
В январе 1904 года в Лондоне состоялся матч между Гаккеншмидтом и турецким борцом Ахметом Мадрали — человеком гигантской силы. Когда огромный турок — он был ростом 186 см и весил 105 кг — вышел под приветствия толпы на сцену, все ожидали долгой и упорной борьбы. Но для результата понадобилась лишь одна очень короткая схватка: Гаккеншмидт поднял Мадрали и бросил его прямо на лопатки. Эта победа подняла репутацию Гаккеншмидта в глазах англичан до небес. Он считался непобедимым. А его манера борьбы вызвала к нему уважение и расположение.
Следующий серьезный матч у Гаккеншмидта был с отличным американским борцом Дженкинсом. Устроить его было нелегко: никак не удавалось сойтись в условиях — прежде всего материальных. Но ни Гаккеншмидт, ни Дженкинс не желали обмануть ожиданий лондонцев, очень хотевших видеть этот матч. Наконец дело было улажено, и противники встретились перед 6000 зрителей. В первой схватке инициатива была у Гаккеншмидта, но Дженкинсу удавалось спасаться от захватов и бросков своего грозного противника. Дженкинс показал поистине великолепную защиту, но через 20 минут 37 секунд он все же проиграл. После 15-минутного перерыва началась вторая схватка. Тут Дженкинс решил сам атаковать. Борьба шла в стойке, но, когда противники перешли в партер, Гаккеншмидт снова выиграл; на это потребовалось 14 минут 27 секунд. Однако и теперь Дженкинс продемонстрировал такую стойкость при защите от неизмеримо более сильного и тяжелого противника, что был удостоен не меньшей овации, чем победитель.
Чемпион США по вольной борьбе Том Дженкинс
В сентябре 1904 года Гаккеншмидт отправился в четырехмесячную поездку в Южное полушарие. Начал он с Австралии, однако тут ему пришлось не бороться, а отправиться в госпиталь в Сиднее: у него так разболелись рука и нога, что он на целых пять недель выбыл из строя. Оказалось, что у него водянка и локтя и колена, что потребовало операции. Оправившись, Гаккеншмидт посетил почти все большие города Австралии, всюду проводя матчи и все время выигрывая.
Из Австралии Гаккеншмидт отправился в Новую Зеландию, а оттуда в Северную Америку, куда еще раньше имел приглашения. Там ему предстояло дать реванш американскому чемпиону Тому Дженкинсу, у которого он выиграл в Англии.
К этой встрече Гаккеншмидт относился со всей серьезностью. Дело в том, что в Лондоне они встретились по правилам классической борьбы, в которой Гаккеншмидт был мастером, а Дженкинс — почти новичком. А теперь предполагалась схватка по вольной борьбе, где положение было как раз обратным. Следовательно, у Дженкинса имелся крупный козырь; кроме того, известно, что дома и «стены помогают». Все это ставило Гаккеншмидта в невыгодное положение, и он чувствовал себя не в своей тарелке: ведь первое серьезное выступление по вольной борьбе должно было состояться с чемпионом Америки!
Матча ждали с большим интересом. Он был организован в начале 1905 года в Нью-Йорке, и число зрителей превзошло всякие предположения. Местная пресса писала о нем так:
«Русский Лев» Георг Гаккеншмидт вчера вечером победил в Мэдисон-сквер Гардене чемпиона Америки Тома Дженкинса, положив его два раза в течение одного матча, причем Дженкинс напоминал карлика в руках великана. Гаккеншмидт непрерывно атаковал противника, пока у того не стало ослабевать сопротивление, причем сам он освобождался от захватов Дженкинса так, как если бы имел дело с ребенком. Через полчаса Гаккеншмидт повел схватку к концу. Он сбил противника на ковер и заложил полунельсон. Дюйм за дюймом он поворачивал Дженкинса, пока оба плеча того не коснулись ковра. Но судья Херст не заметил (вернее было бы сказать, не пожелал заметить. — К. Н.) этого и распорядился продолжать схватку. Тогда Гаккеншмидт немедленно заложил полунельсон вновь, но на этот раз, прижав Дженкинса к ковру, не отпускал его до тех пор, пока Херсту не пришлось это «заметить». Эта схватка продолжалась 31 минуту 14 секунд.
Когда через 15 минут началась вторая схватка, Том еще явно не успел прийти в себя, но он пустил в ход все свое умение и силу. Однако Гаккеншмидт схватил его на передний пояс и закрутил вокруг себя в диком танце, так что тело Дженкинса было параллельно полу. Русский сделал два таких оборота, а потом бросил противнике на пол. При броске Тому удалось так повернуться, что плечи его не коснулись ковра. Но на защиту у него сил уже не было: никакой представитель человеческого рода, будь он гигантом, не мог бы дальше сопротивляться мощным захватам Гаккеншмидта. Русский опять заложил полунельсон и этим закончил схватку, потратив на нее 22 минуты 4 секунды. Старина Дженкинс еле был в состоянии подняться и удалиться с ринга, а Гаккеншмидт был совершенно свеж, что указывает на его отличную форму. После схватки он сказал: «Я мог бы положить его гораздо скорее, но как только я его захватывал, он становился таким бледным, что я за него боялся и предпочитал прекратить захват».
Известный русский борец Станислав Збышко
После турне по США Гаккеншмидт отправился в Канаду, где также боролся со всеми противниками, каких ему только могли предложить, а затем вернулся в Англию. Там он продолжал свои выступления в мюзик-холлах. Славы это ему не приносило, но неукоснительно увеличивало его текущий счет в банке.
Но вот пришло время дать реванш «ужасному турку» Мадрали, которого Гаккеншмидт ранее победил в классической борьбе. Теперь речь шла о вольной борьбе, в которой Мадрали считал себя непобедимым, и Гаккеншмидт готовился к предстоящему матчу со всей серьезностью. Он ежедневно проводил схватки с тремя сильными партнерами. Кроме того, он включил в свой режим упражнение такого рода: он становился на колени, ему клали на спину мешок с цементом весом в 300 кг, а поверх него садился борец весом в 150 кг. Понятно, что выдержать такую тренировочную нагрузку Гаккеншмидт мог, только находясь в отличной спортивной форме. Однако и Мадрали был также прекрасно подготовлен.
Этот матч был очень подробно описан в газетах, тек что восстановить существенные моменты его не составляет никакого труда. Вот как происходило дело.
Гаккеншмидт и Мадрали прибыли «на место сражения» заблаговременно. С ними были их секунданты и друзья. Мадрали выглядел великолепно — гораздо лучше своего противника. Среди журналистов поговаривали, что Гаккеншмидт нездоров, так что его старались подкрепить порцией спиртного. Действительно, вид у него был неважный. Это вызвало всеобщее замешательство и немедленно отразилось на «тотализаторе». Если раньше ставки шли в пользу Гаккеншмидта, то теперь они переместились в пользу Мадрали. Это было похоже на атмосферу на скачках, когда внезапно разносится слух, что у фаворита какая-то травма. Оркестр гремел, а публика в великом возбуждении ждала появления противников. Вдруг среди людей, стоявших вокруг ринга, возникло движение. Появился Мадрали. Все присутствовавшие, как один человек, вскрикнули. Турок в черном халате, который его закутывал с головы до ног, выглядел великаном, бесстрастным и бледным.
Когда утихли овации в его честь, появился Гаккеншмидт. Несмотря на свои богатырские плечи, он по сравнению со своим противником выглядел маленьким и тонким. Его открытое, почти юношеское лицо казалось обеспокоенным. Губы его заметно дрожали, а глаза бросали неуверенные взгляды на толпу приветствовавших его зрителей.
Схватка началась в такой тишине, что, когда кто-то откашлялся, это прозвучало как выстрел из ружья. Оба противника прыгнули на ковер, и в этот момент на лицо Гаккеншмидта вернулись краски и жизнь: его кажущийся коллапс был, оказывается, лишь лихорадочным ожиданием начала. Тактика Гаккеншмидта сводилась к тому, чтобы одержать победу в кратчайший срок, не дать опомниться Мадрали, отлично знавшему вольную борьбу. Последовало несколько молниеносных захватов, после чего русский прыгнул на Мадрали и захватил его голову. Мадрали высвободился и попытался провести свой коронный прием — внезапный прыжок для захвата ноги. Но Гаккеншмидт был настороже: отскочив не больше чем на дюйм, он захватил руку Мадрали и опрокинул его. Турок упал на ковер как мешок. Гаккеншмидт бросился на него и повернул его рывком, которого никто не смог бы повторить, на спину. Мадрали сделал несколько яростных, но бесплодных попыток освободиться, однако был самым тщательным образом припечатан к ковру. Время схватки — 1 минута 34 секунды.
Мадрали поднялся, отряхнулся и побрел в свой угол, а Гаккеншмидт, смертельно бледный, но улыбающийся, надел коричневый халат и под бурю аплодисментов отправился в свою уборную. Мадрали остался на ринге и усиленно обтирался полотенцем.
Георг Гакеншмидт
Вторая схватка была оживленнее первой. Два раза Мадрали пытался применить излюбленный прием — захват ног и, но каждый раз Гаккеншмидт освобождался. Тогда борцы столкнули друг друга на ковер, причем Мадрали оказался наверху. Гаккеншмидт опустился на четвереньки, в то время как Мадрали непрерывно наминал ему спину. Это болезненная операция, которой многие борцы пользуются в затруднительном положении или тогда, когда не знают, чуо им предпринять. Она длилась примерно минуту, и у Гаккеншмидта от боли появился на лице пот. Его белая кожа блестела под светом электричества, лицо исказилось болезненной гримасой.
Турок продолжал свой «массаж», а Гаккеншмидт ждал благоприятного момента, чтобы выйти из неприятного положения. Когда Мадрали пытался провести полунельсон на правую руку противника, Гаккеншмидт схватил его за левую кисть одновременно с замком ноги, напряг мощные мышцы руки до такой степени, что, казалось, они лопнут от напряжения, и рывком невероятной силы чисто бросил турка на ковер. Зрители от возбуждения кричали во весь голос. Стиснув зубы, Гаккеншмидт со всего размаха бросился всем своим весом на турка. Какой-то момент Мадрали еще сопротивлялся, но потом со стоном повалился на спину.
Судья хлопнул Гаккеншмидта по плечу в знак того, что русский выиграл первенство мира и что турок побежден. «Четыре минуты!» — провозгласил секундометрист, и восторженная толпа ринулась на ринг.
После этой борьбы кое-где толковали, что качества Мадрали как борца оценивались необоснованно высоко. Это было огромной ошибкой. Мадрали был исключительно опасный борец, один из сильнейших, если не самый сильный, с каким только Гаккеншмидту приходилось бороться. Он был несколько неосторожен, но, когда противник попадал ему в лапы, игра была сыграна. Том Дженкинс был сильный человек и хороший тактик, но Мадрали его форменным образом раздавил. Монро был одним из сильнейших людей в мире и превосходно знал вольную борьбу, но Мадрали с ним справился так, как если бы тот впервые вышел на ковер.
У зрителя, очевидно, своя оценка атлетов; быть может, она основывается на том, сколько времени понадобилось одному, чтобы выиграть у другого. Известное значение это имеет, но далеко не решающее. Конечно, зрители устроили Гаккеншмидту овацию после его победы над Мадрали. Но его выигрыш у Монро — гораздо более легкого противника для Гаккеншмидта — они превратили в торжество для последнего. Судите сами. После окончания схватки Гаккеншмидт, как всегда, выступал в мюзик-холле Глазго. Публика потребовала, чтобы он сказал речь. Георг произнес несколько слов благодарности. И тут все как один встали, устроили овацию и хором исполнили английскую величальную песнь — «Он славный, веселый парень»...
И вот Гаккеншмидт вновь путешествует по Англии, посещая почти все города и не встречая достойных противников. В августе 1907 года опять заболело колено, и в нем образовался такой выпот, что коленная чашка заметно отошла. По совету врачей Гаккеншмидту пришлось носить тугую повязку на коленке, что сделало тренировку практически невозможной. Даже легкая пробежка вызывала боль, которую с трудом можно было терпеть. Лечиться же по-настоящему он не мог, так как по условиям контракта должен был ежевечерне выступать.
А впереди предстояли новые матчи, и уже велись предварительные переговоры о встрече Гаккеншмидта с новым чемпионом Соединенных Штатов по вольной борьбе — Фрэнком Готчем.
«ЛЕВ» В ЗАПАДНЕ
Наше повествование близится к концу. В спорте трудно достигнуть вершины, но еще труднее, пожалуй, удержаться на ней. Настала и для Гаккеншмидта пора уступить лавры сильнейшего в мире борца более молодым претендентам. И в этом не было бы ничего неестественного, если бы он проиграл в честном бою, когда побеждает достойнейший. Но обстоятельства сложились так, что Гаккеншмидт не столько был побежден более достойным противником, сколько оказался жертвой американского спортивного бизнеса в его борцовской разновидности.
За организацию встречи Гаккеншмидта с Готчем взялся американский предприниматель Уиттинг, который сразу смекнул, что здесь пахнет крупным кушем. Он правильно рассчитал, что на гонорар скупиться не приходится, и предложил Гаккеншмидту такие условия: сначала он выступает с демонстрациями, а потом встречается с Готчем. Гонорар только за демонстрации составлял 10 000 долларов — по тем временам баснословную сумму. Гаккеншмидт сейчас же согласился, так как за матч с Готчем он должен был получить дополнительно никак не меньше, если не больше.
Ошибка Гаккеншмидта состояла в том, что он несколько недооценивал манеру борьбы Готча, которая сводилась целиком к болевым приемам. Недаром его коронный прием состоял в выламывании (это деликатно называлось «захватом») большого пальца ноги. Вторая ошибка заключалась в том, что он не уяснил заранее, в какую обстановку он попадет. Конечно, и европейские дельцы от спорта не были ангелами во плоти, но до их американских коллег им было далеко, как до звезд небесных.
Кроме того, на встречу с Готчем Гаккеншмидт должен был явиться в безупречной форме, а у него далеко не все было в порядке.
За спиной Гаккеншмидта было обусловлено, что его тренировки перед матчем будут вестись в Чикагском атлетическом клубе на глазах журналистов, публики (которая могла приобрести билеты за вход) и соглядатаев Готча. Когда же Гаккеншмидт категорически отказался от публичной тренировки, лишив клуб ожидаемого заработка, ему просто отказали в помещении. В результате вся тренировка Гаккеншмидта свелась к прогулкам и легким упражнениям в отеле, где он жил. О тренировочных схватках, имеющих такое важное значение в процессе подготовки, не могло быть и речи.
Все это было заранее предусмотрено Готчем и его приспешниками. В то же самое время Готч тренировался у себя на ферме при участии прекрасных тренеров и консультантов, оказавших ему неоценимую помощь рассказами о методе и характере борьбы Гаккеншмидта.
Но и это было не все. Нужно было обеспечить победу и другими средствами: лучшее из них — «свой» судья. Такого нашли в лице некоего Эда Смита. Кроме того, Готч, как выяснилось во время матча, принял со своей стороны и другие «меры» для обеспечения победы.
Схватка состоялась 3 апреля 1908 года в Чикаго при большом стечении публики; зрителей насчитывалось 10 тысяч человек.
Этот матч Гаккеншмидт надолго запомнил и писал о нем так:
«Все, что я знал о борцах, которые выигрывали у Готча и у которых легко выигрывал я, не заставляло меня особенно опасаться этого матча, в котором я потерял титул чемпиона. Я никогда не добивался победы нечестными средствами и прежде никогда с такими вещами не сталкивался.
Как только матч начался, я увидел, что захватить Готча за туловище невозможно. Я протестовал, требуя, чтобы мы оба приняли горячий душ перед продолжением схватки, но судья попросту отклонил мой протест.
Готч был так намаслен, что с ним ничего нельзя было сделать, и чем больше он разогревался, тем мои затруднения увеличивались. Это было равносильно попытке поймать скользкого угря.
Только пуская в ход всю свою силу, я мог захватить эту жирную, скользкую гору. Готча это вполне устраивало, и он предоставлял мне вести атаку с расчетом, что в конце концов меня победит моя усталость, а он сохранит силы. Так оно на самом деле и вышло.
Я все время атаковал; это всегдашняя система моей борьбы. И все время, с самого начала до конца, я должен был вытирать руки о трико, чтобы очистить их от жира. Мое трико стало вскоре так же жирно, как тело Готча.
А все симпатии огромной толпы были на его стороне! Все ее поощрения, приветствия, возгласы предназначались ему, хотя, что можно было приветствовать, я никак понять не могу!
Но не это меня смущало. Смущал меня судья, который явно равнодушно смотрел на то, что вытворял Готч. Мне оставалось только идти вперед, надеясь и в таких ужасных условиях произвести хорошее впечатление.
Готч постоянно вертел пальцами у моих глаз, как если бы он хотел попасть в них, и непременно, как только наши головы соприкасались, тер своей головой о мою, в результате чего какой-то ужасный химический состав стекал с его волос на мой лоб, а оттуда в глаза, причиняя резкую боль и ослепляя меня.
Я не имел никакой надежды провести решающий прием, хотя я знал, что у меня и силы и энергии неизмеримо больше, чем у Готча. И пока матч шел, методы Готча становились все хуже и хуже. Теперь он не только
пугал меня — он тыкал мне пальцами в глаза на самом деле. Он хватал меня за волосы и при каждой возможности терся о мое лицо головой и лбом. И ни разу не раздался голос судьи Эда Смита против подобных методов, ни слова порицания. А ведь Смит должен был следить за честностью игры, охраняя репутацию американского спорта!
Два часа я сопротивлялся этим мерзким методам борьбы, несмотря на то, что ругань Готча была под стать его тактике. В конце концов, не объясняя причин, я оттолкнул Готча и ушел с ринга. Таким образом, Готч выиграл матч...»
Так писал об этом матче Гаккеншмидт, но, может быть, в нем говорило чувство побежденного? Посмотрим, что пишет один из ведущих американских спортивных рецензентов того времени — Уильям Кэрк:
«Нужно жалеть, что подобное происшествие произошло с Гакканшмидтом именно в нашей стране. Через несколько минут борьбы Готч был весь в поту в результате втирания в его кожу смеси масла и жира, что было незаметно в начале матча, но дало о себе знать через пять минут после начала схватки, так что Гаккеншмидт не мог провести ни одного захвата. Тело Готча было намаслено — явное нарушение правил.
Готч тыкал пальцами в глаза Гаккеншмидта, бил его в рот головой, толкал по носу кулаками...»
Мне думается, что этих свидетельств достаточно.
«Лев» попал в западню. Заметить ее он не мог: она была замаскирована долларами.
Идя по стопам всех американских чемпионов, Готч после «победы» над Гаккеншмидтом стал выступать на сцене в качестве... актера! Через четыре месяца после того, как ему был дарован титул чемпиона, он отправился в Англию. Гаккеншмидт преследовал его по пятам, заявляя, что он был обокраден, и предлагал встретиться в схватке на звание чемпиона. Его вызов был поддержан европейскими газетами, преимущественно английскими, что ставило Готча в достаточно неприятное положение, а главное, снижало сборы в театриках, где он выступал. Поэтому Готч заявил, что, если Гаккеншмидт считает себя обворованным, он даст ему возможность отобрать свое звание назад.
Однако слова словами, а дела делами. Выступать в Англии Готчу никак не хотелось. Начать с того, что никто не разрешил бы Смиту изображать из себя судью, а без него выигрыш Готча был бы весьма сомнителен. Поэтому Готч искал повод, чтобы отказаться от схватки с Гаккеншмидтом. Сначала он заломил такую сумму в качестве гонорара, что все ахнули. Но это препятствие удалось устранить: деньги нашлись. Тогда Готч потребовал рассмотрения правил схватки. Ему были направлены официальные правила. Готч, очевидно, помня свою первую схватку с Гаккеншмидтом, вычеркнул ряд пунктов. Конечно, из этого ничего не вышло, и Готч немедленно отправился восвояси.
Через три года вновь выплыл вопрос о встрече Готча и Гаккеншмидта. Вначале было предложено Гаккеншмидту провести выступления по Америке, конечно, с весьма хорошим гонораром. Гаккеншмидт согласился, и началась его поездка по наиболее «борцовским» городам — Монреаль, Буффало, Нью-Йорк, Чикаго, Индианополис, Омаха, Де-Мойн, Линкольн, Денвер. Гаккеншмидт встречался со всеми желающими и боролся шесть вечеров в неделю.
Матч-реванш между Гаккеншмидтом и Готчем
Тут и поднялись серьезные разговоры о втором матче старых противников.
Слово было передано рекламе. Муссировались слухи о личной вражде Готча и Гаккеншмидта. Согласие Готча на матч подавалось как стремление разделаться с Гаккеншмидтом на почве персональных счетов. Судьей был назначен пресловутый Эд Смит.
И сейчас настало время объяснить, почему я не могу считать этот матч спортивным. Во-первых, Гаккеншмидт при серьезном отношении к матчу вряд ли бы стал проводить предварительные выступления по вольной борьбе, которые почти всегда угрожают участникам травмой. Во-вторых, соглашаться на вторичное судейство Смита было чистейшим безумием, если борьба должна была идти на «бур», то есть не быть фиктивной. В-третьих, пресса все время толковала о блестящей форме Гаккеншмидта, а на ринг он вышел, заметно прихрамывая. Гаккеншмидт объясняет это тем, что он на тренировке повредил «больную ногу». Колено страшно распухло, и все старания врачей привести его хотя бы в относительный порядок были тщетными. Почему же перед матчем Гаккеншмидт говорил о своей отличной спортивной форме? Потому что с больным коленом он не имел права выступать и обманывать зрителей, которые пришли посмотреть полноценную схватку. Значит, если у него действительно болело колено, то для того, чтобы схватка состоялась, нужно было скрывать это. Коль результат был предрешенным, состояние Гаккеншмидта никакой роли не играло: он знал, на что идет. Единственное, что его еще должно было интересовать, — это деньги. С этой точки зрения Гаккеншмидт сделал выгодное дело. Его две поездки в Америку, связанные с матчами с Готчем, сами по себе сделали бы его состоятельным человеком, если бы он уже не был таковым.
А теперь посмотрим, что же представлял собой второй матч этих чемпионов.
Перед началом матча Гаккеншмидт заставил судью Смита заявить публике, что все пари должны быть отменены. Это заявление сильно било по карману и Готча, и его компанию, и Смита, которые не преминули крупно поставить на своего фаворита. На этот раз Готч намаслен не был, что также подтверждало мысль о фиктивности матча.
Большой темп схватки в течение первых десяти минут дезориентировал Гаккеншмидта. В то время как в течение первого матча Готч ограничивался лишь защитой, теперь он все время искал случая для атак. Гаккеншмидт был явно не в форме. Готч несколько раз падал на ковер вместе с ним с явной целью утомить противника и найти благоприятную обстановку для захвата большого пальца. Он все время старался обработать ногу Гаккеншмидта, что того явно нервировало.
Внезапно Готч захватил двумя ногами живот Гаккеншмидта на «двойной замок», Гаккеншмидт был захвачен врасплох и упал на лопатки. Схватка продолжалась 14 минут.
Когда после 15-минутного отдыха борцы вышли для второй схватки, Гаккеншмидт хромал еще сильнее. Готч выглядел вполне уверенным в себе. Он бросился на противника, как бешеный бык, прижал Гаккеншмидта к канатам, а потом сбил его на ковер и начал усиленно обрабатывать больную ногу противника, нажимая на левое колено, как бы для того, чтобы убедиться, может ли оно выдержать нажим. Гаккеншмидт отодвинул ногу, но Готч вновь захватил ее.
Три минуты схватка шла на чистую силу. Готч пытался применить в качестве рычага свою ногу, просунув ее между бедрами противника, — Гаккеншмидт напряг каждый мускул, чтобы противостоять захвату. Тогда Готч придвинул свою голень несколько ближе и стал буквально выворачивать ногу Гаккеншмидта. «Не сломайте мне ноги», — пробормотал Гаккеншмидт, стараясь выпрямить ногу.
«Что?» — спросил Готч, продолжая выламывать ногу все больше и больше.
«Не сломайте мне ноги», — повторил Гаккеншмидт.
«Вам будет зачтено поражение», — немедленно вмешался судья Смит,
Гаккеншмидт имел такой вид, как будто сейчас потеряет сознание. Его лицо было в крупных каплях пота. Он закусил губы, чтобы удержать болезненный стон, Готч вцепился в его ногу как бульдог и все больше и больше выкручивал ее. Наконец, Гаккеншмидт со стоном опрокинулся на спину. Схватка была закончена.
Гаккеншмидт не рассчитал и на этот раз. Если результат был предрешен, нужно было договориться и о том, чтобы не было ненужных мучений...
ЭПИЛОГ
Эпизод, заключивший предыдущую главу, мог бы, пожалуй, закончить наше повествование; 15 апреля 1911 года описанной выше схваткой с Готчем борцовская карьера Гаккеншмидта была завершена. Борьба ему больше ничего дать не могла, да и он, думается, вряд ли мог теперь что-либо дать борьбе. Однако перед расставанием с читателем хотелось бы сказать еще несколько слов об этом человеке,
О Гаккеншмидте-борце мы имеем вполне определенные сведения, ясные и точные. Квалификация его была выше всякой оценки, и признание его лучшим из когда-либо существовавших борцов многими специалистами имеет основание. «Русский лев» отличался неистощимой энергией, а огромная сила в соединений с блестящей техникой обеспечивали ему победу, делая каждую его схватку интересной для зрителя.
Как борец классического стиля он был безупречен. Как борцу вольного стиля ему можно было поставить на вид, что он предпочитал атаковать «севернее экватора», то есть выше линии пояса, что он, разумеется, унаследовал от классической борьбы. Кроме того, недостаточное использование ног при нападении обедняло его возможности атаковать; а ведь способы нападения в вольной борьбе гораздо богаче, чем в классической, причем захваты ногами много сильнее, чем руками. Однако эти пробелы с избытком покрывались его природными качествами, точностью приемов, рассудительностью, пониманием сущности борьбы,
Гаккеншмидт был типичный борец-профессионал. Это и понятно. На этот путь он вступил двадцатилетним юношей, и его взгляды в значительной степени сформировались на почве профессионализма. Большое значение при этом имело то обстоятельство, что уже самые первые выступления принесли ему ошеломляющий успех. Это еще больше укрепило Гаккеншмидта в его профессиональных установках.
«Все понять — все простить», — говорит французская пословица. Прощать Гаккеншмидту нечего, потому что его жизненный путь развивался по всем правилам логики, да он и не нуждается в этом. И все же нельзя не сказать, что последний его матч, с моей точки зрения, несомненное пятно на спортивной репутации Гаккеншмидта,
Гаккеншмидт был по-своему прав, когда утверждал, что ему безразлично, носит он какой-либо титул или нет. Его титулом было само его имя, которое, в этом можно быть уверенным, прочно вошло в историю международного спорта.
Для подтверждения этого я сошлюсь на факт, имевший место во время победного турне по Соединенным Штатам команды наших борцов в 1958 году.
Когда советские борцы выступали в Оклахоме, в центральной части страны, лучи прожектора были внезапно перенесены с ковра на публику и диктор торжественно заявил: «Среди нас находится знаменитый чемпион борьбы — «Русский лев» Георг Гаккеншмидт!» Раздались громкие аплодисменты зрителей, к которым присоединились и наши борцы, высыпавшие на сцену.
По окончании соревнования, закончившегося очередной победой нашей команды, Гаккеншмидт прошел за кулисы. Несмотря на свои 80 лет, он поражал мощью фигуры и не утратил спортивной выправки. Он был очень тронут тем, что его спортивные внуки знают о нем. Расставаясь, он сказал, что специально прилетел из Лондона взглянуть на молодых «львят» и что он счастлив успехами своих соотечественников: «Я России никогда не забывал и не забуду»...
Итак, в жизни Гаккеншмидта началась новая эпоха: он входил в совсем иной, чем тот, к которому привык, круг людей и интересов, в совсем новый уклад жизни, дававший материальную независимость и самостоятельность. Это вырабатывало новое отношение ко всему, и в первую очередь к борьбе, начиная с того, что придется выступать не тогда, когда ты этого хочешь: здесь ты связан контрактом и твое самочувствие никого не интересует. Выигрыш или проигрыш соревнования приходится рассматривать совсем иначе, так как борьба теперь — работа, подчас тяжелая и трудная. Прежний Георг занимался борьбой ради борьбы, а нынешний Гаккеншмидт — ради того, что она могла принести ему в чисто материальном выражении. Это различие между «Георгом» и «Гаккеншмидтом» нельзя не заметить.
В ноябре 1899 года в Париж на первенстве мира по борьбе собрались представители Франции, Германии, Швейцарии, Дании, Италии, Бельгии, Голландии, Турции, Африки и — в лице Гаккеншмидта — России, всего 41 борец.
Выступая на чемпионате, Гаккеншмидт первую схватку закончил молниеносной победой в 18 секунд: слишком слаб был его противник. Следующим его соперником был отличный французский борец Робине. И когда совершенно неизвестный юноша из страны, казалось бы, столь далекой от международного спорта, победил Робине в 4 минуты, — это произвело сенсацию. Нужно отдать должное Робине: для своего оправдания он не приводил мотивов неспортивного порядка. Он просто заявил, что Гаккеншмидт очень силен: «У него захват, как из стали, а уж если он перевел вас в партер, то с вами все кончено». С этого времени Гаккеншмидта и прозвали «Русским львом».
Поучительной для Гаккеншмидта была его встреча с французом Эмаблем де ла Кальметт. Кальметт был слабее Гаккеншмидта, но намного техничнее. Поэтому Гаккеншмидт в схватке с ним был очень осторожен и, положив Эмабля в 4 минуты, даже за этот короткий срок научился очень многому и важному.
Во время чемпионата Гаккеншмидт повредил руку. Она болела все сильнее, и, действительно, французский хирург, к которому он обратился за советом, настоятельно порекомендовал ему не утомлять руки примерно в течение года. Пришлось ему выйти из соревнования и, посмотрев еще несколько схваток, вернуться домой, в Петербург. Однако в июне 1900 года, после занятий лечебной физкультурой, он сумел выступить в чемпионате по борьбе в Москве. Это было его первое выступление в России в качестве профессионального борца.
В соревновании, продолжавшемся 40 дней, разыгрывались два приза — Петербурга и Москвы. Оба они достались Гаккеншмидту, победившему всех русских и иностранных претендентов. В результате он почувствовал себя богатым человеком: он получал 1500 рублей гонорара в месяц, а призы дали ему сверх гонорара еще 2000 рублей!
В течение полутора-двух лет Георг Гаккеншмидт борется в различных чемпионатах, одерживая блестящие и убедительные победы. Первые места в Дрездене, Хемнице, Будапеште, Гарце, Нюрнберге, Петербурге, Вене, Штеттине, Берлине, Мюнхене, Эльберфельде и, наконец, на чемпионате мира 1901 года в Париже — так выглядит послужной список «Русского льва» в этот период.
Гаккеншмидт пользуется огромной популярностью. В Будапеште, например, он одержал победу над сильнейшим турецким борцом Кара Ахметом. Их схватка длилась 3 часа (!), и Гаккеншмидт потом говорил, что он будет помнить ее всю жизнь. Когда схватка окончилась, зрители встали с мест и устроили русскому чемпиону громовую овацию. Его вытащили прямо в трико на улицу, обнимали, засыпали цветами, несли на руках.
Весной 1901 года в Вене разыгрывалось первенство мира. Это было крупнейшее соревнование, в каком Гаккеншмидту приходилось до этого времени участвовать. Пожалуй, тут сияли все самые яркие звезды борцовского небосвода. Здесь Гаккеншмидт впервые встретился с великолепным немецким борцом Якобусом Кохом, которого он считал сильнейшим в Германии, имевшей тогда немало первоклассных борцов. Кох впоследствии стал большим другом Гаккеншмидта.
Трудно далась победа Гаккеншмидту над Понсом, который действительно был борцом очень высокого класса. Но самым серьезным своим противником Гаккеншмидт считал турка Адали, который был даже сильнее Понса, обладал огромной выносливостью, имел рост 188 см и весил 132,5 кг. Однако Гаккеншмидт, бывший в хорошей форме, уверенно сделал с ним ничью, а на другой день турок сдался, решив, что шансов на выигрыш у него нет. Эта победа произвела на зрителей большое впечатление, затмив предыдущую победу Георга над Понсом в 79 минут и над Бокеруа в 41 минуту. Вот результат венского чемпионата: первое место — Гаккеншмидт, второе — Адали, третье — Понс.
В конце ноября 1901 года в Париже, в помещении «Казино де Пари», открылся чемпионат мира по классической борьбе, в котором участвовало около 130 конкурентов.
В финальной встрече Гаккеншмидт имел дело с отличным бельгийским борцом Констаном ле Буше. Гаккеншмидт был в прекрасной форме и вполне уверен в себе. Действительно, он положил Констана в 8 минут, что было полным сюрпризом для присутствовавших. Последовала грандиозная овация, а на другой день газеты посвятили этой схватке целые колонки. Через неделю Гаккеншмидт дал реванш Констану и вновь победил, но уже после более долгой схватки.
Этот период, работы Гаккеншмидта на ковре, длившийся лишь два с небольшим года, был самым, пожалуй, важным в его жизни. Он приобрел славу чемпиона, будучи действительно непобедимым; он обеспечил себе материальное благополучие; он расширил свой житейский опыт и кругозор; он сделал серьезный шаг к повышению культурного и образовательного уровня; он глядел в будущее с полной верой в себя и в свои возможности.
Искусный тактик – американский борец Макмиллан
«ЛЕВ» НА ОХОТЕ
Итак, теперь у Гаккеншмидта было большое имя, большая опытность и еще большее стремление реализовать эти преимущества. Нужно было только подумать, как это сделать.
Беготня по чемпионатам его не устраивала. Прежде всего такие чемпионаты, которые подходили бы к гаккеншмидтовским гонорарам, бывали не каждый месяц. Далее, участие в чемпионате всегда может сулить непредвиденные осложнения: они бывали и у Гаккеншмидта. Кроме того, даже если оставить риск травматизма в стороне, Гаккеншмидт знал, как выматывает борца непрерывная работа в чемпионатах.
Присмотревшись к жизни профессионалов, Гаккеншмидт решил перейти, в основном, на демонстрацию спорта. Выступления с силовыми номерами в мюзик-холлах и театрах означают постоянный и верный заработок, так как он обеспечивается длительным контрактом. Конечно, такие выступления нужно совмещать с борьбой.
Подумав как следует, Гаккеншмидт избрал для начала такой карьеры Англию и в начале 1902 года отправился в «туманный Альбион» для первого знакомства со страной, которая впоследствии сделалась его постоянной резиденцией. Возникает впечатление, что после смерти Краевского в 1901 году Гаккеншмидт почувствовал отрыв от родины. Если учесть, что почти вся связь Гаккеншмидта с Россией опиралась на спорт, это было объяснимо.
Для тренировки и совместных демонстраций Гаккеншмидт вызвал из Германии своего друга Коха. Они боролись со всеми желающими, не имея ни одного поражения.
В это время на плечи Гаккеншммдта свалилась новая забота: нужно было подумать об овладении вольной борьбой, которая в буквальном переводе имела очень мало обнадеживающее название: «хватай как можешь». Дело в том, что Англия и Северная Америка классической борьбой неинтересовались. Гаккеншмидт стал часто выступать в матчах по вольной борьбе, причем его сила, спокойствие и сообразительность помогали ему выигрывать схватки.
В январе 1904 года в Лондоне состоялся матч между Гаккеншмидтом и турецким борцом Ахметом Мадрали — человеком гигантской силы. Когда огромный турок — он был ростом 186 см и весил 105 кг — вышел под приветствия толпы на сцену, все ожидали долгой и упорной борьбы. Но для результата понадобилась лишь одна очень короткая схватка: Гаккеншмидт поднял Мадрали и бросил его прямо на лопатки. Эта победа подняла репутацию Гаккеншмидта в глазах англичан до небес. Он считался непобедимым. А его манера борьбы вызвала к нему уважение и расположение.
Следующий серьезный матч у Гаккеншмидта был с отличным американским борцом Дженкинсом. Устроить его было нелегко: никак не удавалось сойтись в условиях — прежде всего материальных. Но ни Гаккеншмидт, ни Дженкинс не желали обмануть ожиданий лондонцев, очень хотевших видеть этот матч. Наконец дело было улажено, и противники встретились перед 6000 зрителей. В первой схватке инициатива была у Гаккеншмидта, но Дженкинсу удавалось спасаться от захватов и бросков своего грозного противника. Дженкинс показал поистине великолепную защиту, но через 20 минут 37 секунд он все же проиграл. После 15-минутного перерыва началась вторая схватка. Тут Дженкинс решил сам атаковать. Борьба шла в стойке, но, когда противники перешли в партер, Гаккеншмидт снова выиграл; на это потребовалось 14 минут 27 секунд. Однако и теперь Дженкинс продемонстрировал такую стойкость при защите от неизмеримо более сильного и тяжелого противника, что был удостоен не меньшей овации, чем победитель.
Чемпион США по вольной борьбе Том Дженкинс
В сентябре 1904 года Гаккеншмидт отправился в четырехмесячную поездку в Южное полушарие. Начал он с Австралии, однако тут ему пришлось не бороться, а отправиться в госпиталь в Сиднее: у него так разболелись рука и нога, что он на целых пять недель выбыл из строя. Оказалось, что у него водянка и локтя и колена, что потребовало операции. Оправившись, Гаккеншмидт посетил почти все большие города Австралии, всюду проводя матчи и все время выигрывая.
Из Австралии Гаккеншмидт отправился в Новую Зеландию, а оттуда в Северную Америку, куда еще раньше имел приглашения. Там ему предстояло дать реванш американскому чемпиону Тому Дженкинсу, у которого он выиграл в Англии.
К этой встрече Гаккеншмидт относился со всей серьезностью. Дело в том, что в Лондоне они встретились по правилам классической борьбы, в которой Гаккеншмидт был мастером, а Дженкинс — почти новичком. А теперь предполагалась схватка по вольной борьбе, где положение было как раз обратным. Следовательно, у Дженкинса имелся крупный козырь; кроме того, известно, что дома и «стены помогают». Все это ставило Гаккеншмидта в невыгодное положение, и он чувствовал себя не в своей тарелке: ведь первое серьезное выступление по вольной борьбе должно было состояться с чемпионом Америки!
Матча ждали с большим интересом. Он был организован в начале 1905 года в Нью-Йорке, и число зрителей превзошло всякие предположения. Местная пресса писала о нем так:
«Русский Лев» Георг Гаккеншмидт вчера вечером победил в Мэдисон-сквер Гардене чемпиона Америки Тома Дженкинса, положив его два раза в течение одного матча, причем Дженкинс напоминал карлика в руках великана. Гаккеншмидт непрерывно атаковал противника, пока у того не стало ослабевать сопротивление, причем сам он освобождался от захватов Дженкинса так, как если бы имел дело с ребенком. Через полчаса Гаккеншмидт повел схватку к концу. Он сбил противника на ковер и заложил полунельсон. Дюйм за дюймом он поворачивал Дженкинса, пока оба плеча того не коснулись ковра. Но судья Херст не заметил (вернее было бы сказать, не пожелал заметить. — К. Н.) этого и распорядился продолжать схватку. Тогда Гаккеншмидт немедленно заложил полунельсон вновь, но на этот раз, прижав Дженкинса к ковру, не отпускал его до тех пор, пока Херсту не пришлось это «заметить». Эта схватка продолжалась 31 минуту 14 секунд.
Когда через 15 минут началась вторая схватка, Том еще явно не успел прийти в себя, но он пустил в ход все свое умение и силу. Однако Гаккеншмидт схватил его на передний пояс и закрутил вокруг себя в диком танце, так что тело Дженкинса было параллельно полу. Русский сделал два таких оборота, а потом бросил противнике на пол. При броске Тому удалось так повернуться, что плечи его не коснулись ковра. Но на защиту у него сил уже не было: никакой представитель человеческого рода, будь он гигантом, не мог бы дальше сопротивляться мощным захватам Гаккеншмидта. Русский опять заложил полунельсон и этим закончил схватку, потратив на нее 22 минуты 4 секунды. Старина Дженкинс еле был в состоянии подняться и удалиться с ринга, а Гаккеншмидт был совершенно свеж, что указывает на его отличную форму. После схватки он сказал: «Я мог бы положить его гораздо скорее, но как только я его захватывал, он становился таким бледным, что я за него боялся и предпочитал прекратить захват».
Известный русский борец Станислав Збышко
После турне по США Гаккеншмидт отправился в Канаду, где также боролся со всеми противниками, каких ему только могли предложить, а затем вернулся в Англию. Там он продолжал свои выступления в мюзик-холлах. Славы это ему не приносило, но неукоснительно увеличивало его текущий счет в банке.
Но вот пришло время дать реванш «ужасному турку» Мадрали, которого Гаккеншмидт ранее победил в классической борьбе. Теперь речь шла о вольной борьбе, в которой Мадрали считал себя непобедимым, и Гаккеншмидт готовился к предстоящему матчу со всей серьезностью. Он ежедневно проводил схватки с тремя сильными партнерами. Кроме того, он включил в свой режим упражнение такого рода: он становился на колени, ему клали на спину мешок с цементом весом в 300 кг, а поверх него садился борец весом в 150 кг. Понятно, что выдержать такую тренировочную нагрузку Гаккеншмидт мог, только находясь в отличной спортивной форме. Однако и Мадрали был также прекрасно подготовлен.
Этот матч был очень подробно описан в газетах, тек что восстановить существенные моменты его не составляет никакого труда. Вот как происходило дело.
Гаккеншмидт и Мадрали прибыли «на место сражения» заблаговременно. С ними были их секунданты и друзья. Мадрали выглядел великолепно — гораздо лучше своего противника. Среди журналистов поговаривали, что Гаккеншмидт нездоров, так что его старались подкрепить порцией спиртного. Действительно, вид у него был неважный. Это вызвало всеобщее замешательство и немедленно отразилось на «тотализаторе». Если раньше ставки шли в пользу Гаккеншмидта, то теперь они переместились в пользу Мадрали. Это было похоже на атмосферу на скачках, когда внезапно разносится слух, что у фаворита какая-то травма. Оркестр гремел, а публика в великом возбуждении ждала появления противников. Вдруг среди людей, стоявших вокруг ринга, возникло движение. Появился Мадрали. Все присутствовавшие, как один человек, вскрикнули. Турок в черном халате, который его закутывал с головы до ног, выглядел великаном, бесстрастным и бледным.
Когда утихли овации в его честь, появился Гаккеншмидт. Несмотря на свои богатырские плечи, он по сравнению со своим противником выглядел маленьким и тонким. Его открытое, почти юношеское лицо казалось обеспокоенным. Губы его заметно дрожали, а глаза бросали неуверенные взгляды на толпу приветствовавших его зрителей.
Схватка началась в такой тишине, что, когда кто-то откашлялся, это прозвучало как выстрел из ружья. Оба противника прыгнули на ковер, и в этот момент на лицо Гаккеншмидта вернулись краски и жизнь: его кажущийся коллапс был, оказывается, лишь лихорадочным ожиданием начала. Тактика Гаккеншмидта сводилась к тому, чтобы одержать победу в кратчайший срок, не дать опомниться Мадрали, отлично знавшему вольную борьбу. Последовало несколько молниеносных захватов, после чего русский прыгнул на Мадрали и захватил его голову. Мадрали высвободился и попытался провести свой коронный прием — внезапный прыжок для захвата ноги. Но Гаккеншмидт был настороже: отскочив не больше чем на дюйм, он захватил руку Мадрали и опрокинул его. Турок упал на ковер как мешок. Гаккеншмидт бросился на него и повернул его рывком, которого никто не смог бы повторить, на спину. Мадрали сделал несколько яростных, но бесплодных попыток освободиться, однако был самым тщательным образом припечатан к ковру. Время схватки — 1 минута 34 секунды.
Мадрали поднялся, отряхнулся и побрел в свой угол, а Гаккеншмидт, смертельно бледный, но улыбающийся, надел коричневый халат и под бурю аплодисментов отправился в свою уборную. Мадрали остался на ринге и усиленно обтирался полотенцем.
Георг Гакеншмидт
Вторая схватка была оживленнее первой. Два раза Мадрали пытался применить излюбленный прием — захват ног и, но каждый раз Гаккеншмидт освобождался. Тогда борцы столкнули друг друга на ковер, причем Мадрали оказался наверху. Гаккеншмидт опустился на четвереньки, в то время как Мадрали непрерывно наминал ему спину. Это болезненная операция, которой многие борцы пользуются в затруднительном положении или тогда, когда не знают, чуо им предпринять. Она длилась примерно минуту, и у Гаккеншмидта от боли появился на лице пот. Его белая кожа блестела под светом электричества, лицо исказилось болезненной гримасой.
Турок продолжал свой «массаж», а Гаккеншмидт ждал благоприятного момента, чтобы выйти из неприятного положения. Когда Мадрали пытался провести полунельсон на правую руку противника, Гаккеншмидт схватил его за левую кисть одновременно с замком ноги, напряг мощные мышцы руки до такой степени, что, казалось, они лопнут от напряжения, и рывком невероятной силы чисто бросил турка на ковер. Зрители от возбуждения кричали во весь голос. Стиснув зубы, Гаккеншмидт со всего размаха бросился всем своим весом на турка. Какой-то момент Мадрали еще сопротивлялся, но потом со стоном повалился на спину.
Судья хлопнул Гаккеншмидта по плечу в знак того, что русский выиграл первенство мира и что турок побежден. «Четыре минуты!» — провозгласил секундометрист, и восторженная толпа ринулась на ринг.
После этой борьбы кое-где толковали, что качества Мадрали как борца оценивались необоснованно высоко. Это было огромной ошибкой. Мадрали был исключительно опасный борец, один из сильнейших, если не самый сильный, с каким только Гаккеншмидту приходилось бороться. Он был несколько неосторожен, но, когда противник попадал ему в лапы, игра была сыграна. Том Дженкинс был сильный человек и хороший тактик, но Мадрали его форменным образом раздавил. Монро был одним из сильнейших людей в мире и превосходно знал вольную борьбу, но Мадрали с ним справился так, как если бы тот впервые вышел на ковер.
У зрителя, очевидно, своя оценка атлетов; быть может, она основывается на том, сколько времени понадобилось одному, чтобы выиграть у другого. Известное значение это имеет, но далеко не решающее. Конечно, зрители устроили Гаккеншмидту овацию после его победы над Мадрали. Но его выигрыш у Монро — гораздо более легкого противника для Гаккеншмидта — они превратили в торжество для последнего. Судите сами. После окончания схватки Гаккеншмидт, как всегда, выступал в мюзик-холле Глазго. Публика потребовала, чтобы он сказал речь. Георг произнес несколько слов благодарности. И тут все как один встали, устроили овацию и хором исполнили английскую величальную песнь — «Он славный, веселый парень»...
И вот Гаккеншмидт вновь путешествует по Англии, посещая почти все города и не встречая достойных противников. В августе 1907 года опять заболело колено, и в нем образовался такой выпот, что коленная чашка заметно отошла. По совету врачей Гаккеншмидту пришлось носить тугую повязку на коленке, что сделало тренировку практически невозможной. Даже легкая пробежка вызывала боль, которую с трудом можно было терпеть. Лечиться же по-настоящему он не мог, так как по условиям контракта должен был ежевечерне выступать.
А впереди предстояли новые матчи, и уже велись предварительные переговоры о встрече Гаккеншмидта с новым чемпионом Соединенных Штатов по вольной борьбе — Фрэнком Готчем.
«ЛЕВ» В ЗАПАДНЕ
Наше повествование близится к концу. В спорте трудно достигнуть вершины, но еще труднее, пожалуй, удержаться на ней. Настала и для Гаккеншмидта пора уступить лавры сильнейшего в мире борца более молодым претендентам. И в этом не было бы ничего неестественного, если бы он проиграл в честном бою, когда побеждает достойнейший. Но обстоятельства сложились так, что Гаккеншмидт не столько был побежден более достойным противником, сколько оказался жертвой американского спортивного бизнеса в его борцовской разновидности.
За организацию встречи Гаккеншмидта с Готчем взялся американский предприниматель Уиттинг, который сразу смекнул, что здесь пахнет крупным кушем. Он правильно рассчитал, что на гонорар скупиться не приходится, и предложил Гаккеншмидту такие условия: сначала он выступает с демонстрациями, а потом встречается с Готчем. Гонорар только за демонстрации составлял 10 000 долларов — по тем временам баснословную сумму. Гаккеншмидт сейчас же согласился, так как за матч с Готчем он должен был получить дополнительно никак не меньше, если не больше.
Ошибка Гаккеншмидта состояла в том, что он несколько недооценивал манеру борьбы Готча, которая сводилась целиком к болевым приемам. Недаром его коронный прием состоял в выламывании (это деликатно называлось «захватом») большого пальца ноги. Вторая ошибка заключалась в том, что он не уяснил заранее, в какую обстановку он попадет. Конечно, и европейские дельцы от спорта не были ангелами во плоти, но до их американских коллег им было далеко, как до звезд небесных.
Кроме того, на встречу с Готчем Гаккеншмидт должен был явиться в безупречной форме, а у него далеко не все было в порядке.
За спиной Гаккеншмидта было обусловлено, что его тренировки перед матчем будут вестись в Чикагском атлетическом клубе на глазах журналистов, публики (которая могла приобрести билеты за вход) и соглядатаев Готча. Когда же Гаккеншмидт категорически отказался от публичной тренировки, лишив клуб ожидаемого заработка, ему просто отказали в помещении. В результате вся тренировка Гаккеншмидта свелась к прогулкам и легким упражнениям в отеле, где он жил. О тренировочных схватках, имеющих такое важное значение в процессе подготовки, не могло быть и речи.
Все это было заранее предусмотрено Готчем и его приспешниками. В то же самое время Готч тренировался у себя на ферме при участии прекрасных тренеров и консультантов, оказавших ему неоценимую помощь рассказами о методе и характере борьбы Гаккеншмидта.
Но и это было не все. Нужно было обеспечить победу и другими средствами: лучшее из них — «свой» судья. Такого нашли в лице некоего Эда Смита. Кроме того, Готч, как выяснилось во время матча, принял со своей стороны и другие «меры» для обеспечения победы.
Схватка состоялась 3 апреля 1908 года в Чикаго при большом стечении публики; зрителей насчитывалось 10 тысяч человек.
Этот матч Гаккеншмидт надолго запомнил и писал о нем так:
«Все, что я знал о борцах, которые выигрывали у Готча и у которых легко выигрывал я, не заставляло меня особенно опасаться этого матча, в котором я потерял титул чемпиона. Я никогда не добивался победы нечестными средствами и прежде никогда с такими вещами не сталкивался.
Как только матч начался, я увидел, что захватить Готча за туловище невозможно. Я протестовал, требуя, чтобы мы оба приняли горячий душ перед продолжением схватки, но судья попросту отклонил мой протест.
Готч был так намаслен, что с ним ничего нельзя было сделать, и чем больше он разогревался, тем мои затруднения увеличивались. Это было равносильно попытке поймать скользкого угря.
Только пуская в ход всю свою силу, я мог захватить эту жирную, скользкую гору. Готча это вполне устраивало, и он предоставлял мне вести атаку с расчетом, что в конце концов меня победит моя усталость, а он сохранит силы. Так оно на самом деле и вышло.
Я все время атаковал; это всегдашняя система моей борьбы. И все время, с самого начала до конца, я должен был вытирать руки о трико, чтобы очистить их от жира. Мое трико стало вскоре так же жирно, как тело Готча.
А все симпатии огромной толпы были на его стороне! Все ее поощрения, приветствия, возгласы предназначались ему, хотя, что можно было приветствовать, я никак понять не могу!
Но не это меня смущало. Смущал меня судья, который явно равнодушно смотрел на то, что вытворял Готч. Мне оставалось только идти вперед, надеясь и в таких ужасных условиях произвести хорошее впечатление.
Готч постоянно вертел пальцами у моих глаз, как если бы он хотел попасть в них, и непременно, как только наши головы соприкасались, тер своей головой о мою, в результате чего какой-то ужасный химический состав стекал с его волос на мой лоб, а оттуда в глаза, причиняя резкую боль и ослепляя меня.
Я не имел никакой надежды провести решающий прием, хотя я знал, что у меня и силы и энергии неизмеримо больше, чем у Готча. И пока матч шел, методы Готча становились все хуже и хуже. Теперь он не только
пугал меня — он тыкал мне пальцами в глаза на самом деле. Он хватал меня за волосы и при каждой возможности терся о мое лицо головой и лбом. И ни разу не раздался голос судьи Эда Смита против подобных методов, ни слова порицания. А ведь Смит должен был следить за честностью игры, охраняя репутацию американского спорта!
Два часа я сопротивлялся этим мерзким методам борьбы, несмотря на то, что ругань Готча была под стать его тактике. В конце концов, не объясняя причин, я оттолкнул Готча и ушел с ринга. Таким образом, Готч выиграл матч...»
Так писал об этом матче Гаккеншмидт, но, может быть, в нем говорило чувство побежденного? Посмотрим, что пишет один из ведущих американских спортивных рецензентов того времени — Уильям Кэрк:
«Нужно жалеть, что подобное происшествие произошло с Гакканшмидтом именно в нашей стране. Через несколько минут борьбы Готч был весь в поту в результате втирания в его кожу смеси масла и жира, что было незаметно в начале матча, но дало о себе знать через пять минут после начала схватки, так что Гаккеншмидт не мог провести ни одного захвата. Тело Готча было намаслено — явное нарушение правил.
Готч тыкал пальцами в глаза Гаккеншмидта, бил его в рот головой, толкал по носу кулаками...»
Мне думается, что этих свидетельств достаточно.
«Лев» попал в западню. Заметить ее он не мог: она была замаскирована долларами.
Идя по стопам всех американских чемпионов, Готч после «победы» над Гаккеншмидтом стал выступать на сцене в качестве... актера! Через четыре месяца после того, как ему был дарован титул чемпиона, он отправился в Англию. Гаккеншмидт преследовал его по пятам, заявляя, что он был обокраден, и предлагал встретиться в схватке на звание чемпиона. Его вызов был поддержан европейскими газетами, преимущественно английскими, что ставило Готча в достаточно неприятное положение, а главное, снижало сборы в театриках, где он выступал. Поэтому Готч заявил, что, если Гаккеншмидт считает себя обворованным, он даст ему возможность отобрать свое звание назад.
Однако слова словами, а дела делами. Выступать в Англии Готчу никак не хотелось. Начать с того, что никто не разрешил бы Смиту изображать из себя судью, а без него выигрыш Готча был бы весьма сомнителен. Поэтому Готч искал повод, чтобы отказаться от схватки с Гаккеншмидтом. Сначала он заломил такую сумму в качестве гонорара, что все ахнули. Но это препятствие удалось устранить: деньги нашлись. Тогда Готч потребовал рассмотрения правил схватки. Ему были направлены официальные правила. Готч, очевидно, помня свою первую схватку с Гаккеншмидтом, вычеркнул ряд пунктов. Конечно, из этого ничего не вышло, и Готч немедленно отправился восвояси.
Через три года вновь выплыл вопрос о встрече Готча и Гаккеншмидта. Вначале было предложено Гаккеншмидту провести выступления по Америке, конечно, с весьма хорошим гонораром. Гаккеншмидт согласился, и началась его поездка по наиболее «борцовским» городам — Монреаль, Буффало, Нью-Йорк, Чикаго, Индианополис, Омаха, Де-Мойн, Линкольн, Денвер. Гаккеншмидт встречался со всеми желающими и боролся шесть вечеров в неделю.
Матч-реванш между Гаккеншмидтом и Готчем
Тут и поднялись серьезные разговоры о втором матче старых противников.
Слово было передано рекламе. Муссировались слухи о личной вражде Готча и Гаккеншмидта. Согласие Готча на матч подавалось как стремление разделаться с Гаккеншмидтом на почве персональных счетов. Судьей был назначен пресловутый Эд Смит.
И сейчас настало время объяснить, почему я не могу считать этот матч спортивным. Во-первых, Гаккеншмидт при серьезном отношении к матчу вряд ли бы стал проводить предварительные выступления по вольной борьбе, которые почти всегда угрожают участникам травмой. Во-вторых, соглашаться на вторичное судейство Смита было чистейшим безумием, если борьба должна была идти на «бур», то есть не быть фиктивной. В-третьих, пресса все время толковала о блестящей форме Гаккеншмидта, а на ринг он вышел, заметно прихрамывая. Гаккеншмидт объясняет это тем, что он на тренировке повредил «больную ногу». Колено страшно распухло, и все старания врачей привести его хотя бы в относительный порядок были тщетными. Почему же перед матчем Гаккеншмидт говорил о своей отличной спортивной форме? Потому что с больным коленом он не имел права выступать и обманывать зрителей, которые пришли посмотреть полноценную схватку. Значит, если у него действительно болело колено, то для того, чтобы схватка состоялась, нужно было скрывать это. Коль результат был предрешенным, состояние Гаккеншмидта никакой роли не играло: он знал, на что идет. Единственное, что его еще должно было интересовать, — это деньги. С этой точки зрения Гаккеншмидт сделал выгодное дело. Его две поездки в Америку, связанные с матчами с Готчем, сами по себе сделали бы его состоятельным человеком, если бы он уже не был таковым.
А теперь посмотрим, что же представлял собой второй матч этих чемпионов.
Перед началом матча Гаккеншмидт заставил судью Смита заявить публике, что все пари должны быть отменены. Это заявление сильно било по карману и Готча, и его компанию, и Смита, которые не преминули крупно поставить на своего фаворита. На этот раз Готч намаслен не был, что также подтверждало мысль о фиктивности матча.
Большой темп схватки в течение первых десяти минут дезориентировал Гаккеншмидта. В то время как в течение первого матча Готч ограничивался лишь защитой, теперь он все время искал случая для атак. Гаккеншмидт был явно не в форме. Готч несколько раз падал на ковер вместе с ним с явной целью утомить противника и найти благоприятную обстановку для захвата большого пальца. Он все время старался обработать ногу Гаккеншмидта, что того явно нервировало.
Внезапно Готч захватил двумя ногами живот Гаккеншмидта на «двойной замок», Гаккеншмидт был захвачен врасплох и упал на лопатки. Схватка продолжалась 14 минут.
Когда после 15-минутного отдыха борцы вышли для второй схватки, Гаккеншмидт хромал еще сильнее. Готч выглядел вполне уверенным в себе. Он бросился на противника, как бешеный бык, прижал Гаккеншмидта к канатам, а потом сбил его на ковер и начал усиленно обрабатывать больную ногу противника, нажимая на левое колено, как бы для того, чтобы убедиться, может ли оно выдержать нажим. Гаккеншмидт отодвинул ногу, но Готч вновь захватил ее.
Три минуты схватка шла на чистую силу. Готч пытался применить в качестве рычага свою ногу, просунув ее между бедрами противника, — Гаккеншмидт напряг каждый мускул, чтобы противостоять захвату. Тогда Готч придвинул свою голень несколько ближе и стал буквально выворачивать ногу Гаккеншмидта. «Не сломайте мне ноги», — пробормотал Гаккеншмидт, стараясь выпрямить ногу.
«Что?» — спросил Готч, продолжая выламывать ногу все больше и больше.
«Не сломайте мне ноги», — повторил Гаккеншмидт.
«Вам будет зачтено поражение», — немедленно вмешался судья Смит,
Гаккеншмидт имел такой вид, как будто сейчас потеряет сознание. Его лицо было в крупных каплях пота. Он закусил губы, чтобы удержать болезненный стон, Готч вцепился в его ногу как бульдог и все больше и больше выкручивал ее. Наконец, Гаккеншмидт со стоном опрокинулся на спину. Схватка была закончена.
Гаккеншмидт не рассчитал и на этот раз. Если результат был предрешен, нужно было договориться и о том, чтобы не было ненужных мучений...
ЭПИЛОГ
Эпизод, заключивший предыдущую главу, мог бы, пожалуй, закончить наше повествование; 15 апреля 1911 года описанной выше схваткой с Готчем борцовская карьера Гаккеншмидта была завершена. Борьба ему больше ничего дать не могла, да и он, думается, вряд ли мог теперь что-либо дать борьбе. Однако перед расставанием с читателем хотелось бы сказать еще несколько слов об этом человеке,
О Гаккеншмидте-борце мы имеем вполне определенные сведения, ясные и точные. Квалификация его была выше всякой оценки, и признание его лучшим из когда-либо существовавших борцов многими специалистами имеет основание. «Русский лев» отличался неистощимой энергией, а огромная сила в соединений с блестящей техникой обеспечивали ему победу, делая каждую его схватку интересной для зрителя.
Как борец классического стиля он был безупречен. Как борцу вольного стиля ему можно было поставить на вид, что он предпочитал атаковать «севернее экватора», то есть выше линии пояса, что он, разумеется, унаследовал от классической борьбы. Кроме того, недостаточное использование ног при нападении обедняло его возможности атаковать; а ведь способы нападения в вольной борьбе гораздо богаче, чем в классической, причем захваты ногами много сильнее, чем руками. Однако эти пробелы с избытком покрывались его природными качествами, точностью приемов, рассудительностью, пониманием сущности борьбы,
Гаккеншмидт был типичный борец-профессионал. Это и понятно. На этот путь он вступил двадцатилетним юношей, и его взгляды в значительной степени сформировались на почве профессионализма. Большое значение при этом имело то обстоятельство, что уже самые первые выступления принесли ему ошеломляющий успех. Это еще больше укрепило Гаккеншмидта в его профессиональных установках.
«Все понять — все простить», — говорит французская пословица. Прощать Гаккеншмидту нечего, потому что его жизненный путь развивался по всем правилам логики, да он и не нуждается в этом. И все же нельзя не сказать, что последний его матч, с моей точки зрения, несомненное пятно на спортивной репутации Гаккеншмидта,
Гаккеншмидт был по-своему прав, когда утверждал, что ему безразлично, носит он какой-либо титул или нет. Его титулом было само его имя, которое, в этом можно быть уверенным, прочно вошло в историю международного спорта.
Для подтверждения этого я сошлюсь на факт, имевший место во время победного турне по Соединенным Штатам команды наших борцов в 1958 году.
Когда советские борцы выступали в Оклахоме, в центральной части страны, лучи прожектора были внезапно перенесены с ковра на публику и диктор торжественно заявил: «Среди нас находится знаменитый чемпион борьбы — «Русский лев» Георг Гаккеншмидт!» Раздались громкие аплодисменты зрителей, к которым присоединились и наши борцы, высыпавшие на сцену.
По окончании соревнования, закончившегося очередной победой нашей команды, Гаккеншмидт прошел за кулисы. Несмотря на свои 80 лет, он поражал мощью фигуры и не утратил спортивной выправки. Он был очень тронут тем, что его спортивные внуки знают о нем. Расставаясь, он сказал, что специально прилетел из Лондона взглянуть на молодых «львят» и что он счастлив успехами своих соотечественников: «Я России никогда не забывал и не забуду»...
Конст. НЕПОМНЯЩИЙ
Журнал «Советский цирк» январь 1961 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий