|
Громов Д.В. Любера: как становились пацанами // Теория моды. Одежда. Тело. Культура. Вып. 10. М .: НЛО, 2009. С. 177-200.
Д.В. Громов
Любера: как становились пацанами
История возникновения, расцвета и исчезновения субкультуры люберов (ед.ч. любер, мн.ч. любера) ограничена хронологическими рамками 1980-х годов. Эта субкультура возникла в подмосковном городе Люберцы и может рассматриваться как частный случай существовавшего в Советском Союзе социального слоя – уличных пацанских группировок. Членство в рассматриваемых нами люберецких сообществах начиналось с 14-15 лет и заканчивалось с уходом в армию (18-19 лет).
Рассматривая субкультуру, необходимо отметить, что она построена на принципе конструирования мужского, воссоздания определенных стандартов «настоящего мужчины». Статья написана на основе интервью с 37-ю очевидцами рассматриваемых событий (10 из которых в той или иной степени лично участвовали в деятельности субкультуры люберов), а также на основе публицистических текстов 1986-1991 годов. В качестве сравнительного материала были использованы более 25 интервью, касающихся деятельности молодежных уличных компаний в разных городах Советского Союза (1960-1980-е гг.).
История субкультуры
Прежде чем начать рассмотрение собственно имиджа участников субкультуры, необходимо вкратце изложить ее историю, которую мы разделили бы на четыре этапа (Громов 2006).
Этап 1: С конца 1970-х до апреля 1982 года.
В доперестроечные десятилетия на всей территории СССР деятельность уличных подростково-молодежных групп имела множество схожих черт. Не были исключением и подмосковные Люберцы; местные подростки и юноши были типичными представителями своего времени и своей страны. К концу 1970-х годов люберецкая уличная молодежь была разделена на территориальные группы, конфликтующие между собой. Однако в самом начале 1980-х произошло сплочение уличной молодежи в единую люберецкую общность. По мнению некоторых информантов, примирение было актом доброй воли конфликтующих групп. Однако, в действительности, интеграционный процесс был обусловлен объективными причинами, мобилизацией ряда ресурсов.
Во-первых, разрозненные группы оказались заняты совместной деятельностью — подростки и юноши увлеклись культуризмом (атлетической гимнастикой); в других городах Советского Союза культуризмом тоже занимались, но в Люберцах это было распространено особенно. В Люберецком районе мода на занятия культуризмом существовала и раньше, а на протяжении 1980-х годов эта мода неуклонно усиливалась. Именно занятия культуризмом послужили в начале 1980-х сплачивающим фактором для местной молодежи. Вторым организационным и деятельностным ресурсом, сплотившим субкультуру, были совместные поездки в Москву.
В целом уличные люберецкие компании начала 1980-х годов мало отличались от аналогичных компаний по всему Советскому Союзу. Однако им придавали специфичность два указанных выше фактора, что позволяло разрозненным молодежным компаниям складываться в субкультуру.
Этап 2: апрель 1982 — декабрь 1986 годов.
Еще одним ресурсом, сплотившим люберецкую молодежь в субкультуру, стала идеологическия. Начиная примерно с весны 1982 года определенный слой люберецкой молодежи начал расценивать свои поездки как специфическую «борьбу за идею», которая фактически сводилась к борьбе с той молодежью, которая «позорит советский образ жизни». Жертвами нападений становились «неформалы» разных мастей (панки, металлисты и др.). Впрочем, стоит отметить, что «идейных» среди люберецких было не так уж много; по нашим подсчетам — около трети. Остальные «не заморачивались» идейной борьбой и вели образ жизни, типичный для молодых людей: занимались спортом, ходили на дискотеки, в парки, в кино, вступали в конфликты с другими компаниями (иногда <178:179> являясь агрессорами, иногда — объектами агрессии), искали (иногда успешно) знакомства с девушками.
Общение во время совместных мероприятий и выездов в Москву способствовало все более тесному сплочению люберецких юношей из разных районов. К первой половине 1980-х годов относится появление у люберецкой молодежи субкультурной символики. В частности, в это время был создан собственный гимн, позже, в 1986–1987 годах, возникла и собственная эмблема (см. илл. 1, 8).
К 1984–1985 годам численность люберов выросла, а деятельность — активизировалась. Движение «борцов за идею» значительно разрослось и зарекомендовало себя в криминальных сводках. Появилась и новая тенденция: если в первой трети 1980-х набеги на Москву совершали только люберецкие, то к 1985 году той же деятельностью стали заниматься и молодые люди из других подмосковных городов. Примерно в это время ужесточилось и отношение милиции к люберецким.
Этап 3: декабрь 1986 — конец 1988 годов.
К годам перестройки любера подошли как субкультура, поступательно развивающаяся при привлечении определенных стабильных ресурсов. Количественный и качественный скачок был обеспечен субкультуре <179:180> появлением ряда публикаций в центральной прессе (Куприянов 1987а; Яковлев 1987). Для части подростков и юношей (это относится, прежде всего, к уличной молодежи) статьи послужили инструкцией к действию. Молодежь начала сознательно воспроизводить каноны субкультурного поведения и имиджа. Повысилась массовость выездов в Москву; если некоторые активные любера старшего возраста называли максимальной численность групп в 150 человек, то милицейская сводка за 14 февраля 1987 года зафиксировали группу около 600 человек (Овчинский 1991: 255). Еще больший интерес стал проявляться к культуризму.
Этап 4: после 1988 года.
После 1988 года движение люберов довольно быстро сошло на нет. Причины, которые обеспечивали функционирование субкультуры, иссякли, а новых (например, субкультурной музыки) не появилось. Зато оказалось, что навыки, полученные в уличных молодежных группировках «люберского» типа, прекрасно подходят для освоения деятельности бандитов и рэкетиров. Агрессивность, навыки групповой деятельности в экстремальных ситуациях, физическая сила и ловкость — все это позволяло повзрослевшим люберам не просто зарабатывать, но зарабатывать много. Люберские компании оказались готовыми криминальными группами, только от нападений на «неформалов» они перешли к нападениям на предпринимателей. Из люберских товарищей наших информантов до настоящего времени дожили от 25 % до 75 %.
Субкультура люберов до 1986 года и после него значительно изменилась, это проявляется, помимо прочего, и в каноне внешнего вида. В этой связи мы будем называть поколение, пришедшее в субкультуру до осени 1986 года «старшими» люберами, а тех, кто позже — «младшими».
Субкультура, построена на принципе конструирования мужского, воссоздания определенных стандартов «настоящего мужчины». Это выражается в деятельности (набегах на Москву, дракам), в существовании определенного «морального кодекса», нормирующего отношения с товарищами, с девушками, с посторонними, ограничивающего применение насилия, во внешнем виде и т.д. В рамках данной статьи мы ограничимся внешним видом и связанными с ним практиками люберов, точнее, двумя составляющими «имиджа»: специфическими телесностью и дресс-кодом.
Накачанный бицепс, спортивный дух:
конструирование телесности
конструирование телесности
Как мы уже сказали выше, одной из основных черт субкультуры был интерес люберецкой молодежи к силовым видам спорта, особенно к культуризму. Показательно, что бывшие любера при просьбах рассказать что-нибудь о своей юности, вспоминают именно о занятиях спортом, а потом уже — о выездах в Москву. Это не удивительно, если учесть, что выезды происходили один-два раза в неделю, а занятия спортом были ежедневным делом; соответственно, спорт как форма субкультурной деятельности выходил на первый план. <180:181>
С самого начала в субкультуре сформировались две группы, условно обозначаемые нами как «спортсмены» и «хулиганы». Первые занимались спортом серьезно, стремились к высоким результатам, и при этом зачастую не интересовались уличной жизнью. Другие воспринимали спорт только как нечто второстепенное:
«Они грушу повесили, подкачаются, туда-сюда, и едут куда-нибудь в Москву кого-нибудь побить» [К.А., 1950 г .р.][1].
«Спортсмены», при кажущейся отстраненности от жизни улицы, оказывали сильнейшее влияние на массы — они были авторитетами и символами субкультуры, придавая деятельности молодежи «высокий» смысл.
Первые известные нам секции по занятиям культуризмом появились в Люберцах еще в 1960-х годах.
Нам довелось взять интервью у Анатолия Клюйкова, одного из первых люберецких культуристов, он начал свой атлетический путь в 1965 году, в возрасте 15 лет:
«Сначала я с три года — с 63-го по 65-й — занимался боксом. Потом начал качаться. На “Монтажавтоматику” пошел работать. Там Юра Сапожников — такой высокий, метр девяносто пять рост. Вот я к нему подошел, говорю: “Можно, я к вам качаться приду?” Он: “Ну, пошли”. Так мы начали качаться. И вот, до армии я уже пожал где-то 95 килограмм . Вес у меня был 60 килограмм — а я 95 пожал лежа. Ну, и в армии продолжал качаться. Тоже всех затравил качкой. Найдешь гирю какую, еще чего-нибудь — и…» [К.А., 1950 г .р.]
Со временем занятия культуризмом приобретали все большую популярность. На первых порах для них оборудовались обычные спортивные залы или помещения, вовсе не приспособленные для занятий спортом:
«Вот завод “Монтажавтоматика” знаете в Панках? <…> С завода выделяются всегда средства на спортинвентарь — вот в конце года купили… Две штанги купили, гири, гантели. Помост сделали там, в актовом зале. Вот уголок себе отделили — там начинали качаться» [К.А., 1950 г .р.].
Позже появились специальные помещения — качалки:
«Потом чего — в актовом зале не очень. Мы стали искать подвал. Дом 7-а по улице Мира — вот первый подвал. Это дом ведомственный, от “Монтажавтоматики”. Перенесли туда спортинвентарь — там уже качались. Вот так.
Эта качалка, пожалуй, была первой, и переехали мы туда в 68-м году» [К.А., 1950 г .р.].
Именно качалки впоследствии стали основными местами, в которых собиралась люберская молодежь. Не удивительно, что наши информанты неоднократно, услышав вопрос о люберстве, переводили разговор именно на качалки: <181:182>
«Давай вспомним… если уж начинать, так начинать… Помнишь вот эти первые качалки в каждом доме…» [А.Е., 1967 г .р.].
Как мы видим из рассказа Анатолия Клюйкова, первые шаги его секции были сделаны под крышей завода «Монтажавтоматика» (видимо, по линии профсоюзов). Однако основной движущей силой развивающейся атлетической гимнастики были, все-таки, «инициативы снизу», энтузиазм юных самодеятельных спортсменов.
«Первые качалки были организованы самостоятельно. Мы сами варили, сами деревом обделывали. Ходили на ДОК[2], брали вагонку. Сами все делали. Есть свободный подвал — дверь вешали, занимали этот подвал. И все там оборудовали» [К.А., 1950 г .р.].
В последующие годы развития культуризма остается неизменным его основной организационный ресурс — энтузиазм молодежи, желающей заниматься спортом.
Вернемся к описанию качалки: как уже говорилось выше, почти всегда это был подвал. Создавая собственное пространство, подростки осваивали территории пустующие, не занятые ни под жилье, ни под производственные цели. В современном городском доме таких территорий две — подвал и чердак. Чердак, однако, малопригоден для занятий культуризмом — он в меньшей степени звукоизолирован, к тому же там значительно холоднее (да и не во всех домах есть чердаки). Разрешение на пользование подвалом бралось в местном жилищно-коммунальном отделе. Организаторы получали ключи от подвала. Часто обустроенная качалка отделялась от прочей подвальной территории еще одной дверью. Комплект ключей предоставлялся работникам ЖКО.
При выборе подвала для качалки большое внимание уделялось звукоизоляции. Удары штанг и гирь об пол и станок были отлично слышны на первых этажах, что вызывало неудовольствие жильцов дома. Поэтому особо востребованы были подвалы, где эта проблема решалась сама собой:
«Вот у нашего подвала — там на первом этаже какое-то управление. В 373-м доме, в “Титане” — там на первом этаже был детский сад. И в семь-восемь часов из детского сада уже все уходили. Ведь в качалке раздается очень громкий звук. По любому там — брын, брын, брын — железо гремит. Ведь раньше резиновых штанг не было, только железные. И поэтому звон колокольный: бум-бум, бум-бум…» [К.А., 1950 г .р.]
Также мог проводиться специальный ремонт — стены и потолки обделывались звукоизолирующими материалами.
Потолки в подвалах невысоки и не позволяют делать упражнения, предполагающее вытягивания рук вверх в положении стоя. Поэтому <182:183> еще одним характерным элементом интерьера качалки были ямы, выкопанные в полу. Стоя на дне этих ям, и делали упражнения с гантелями, гирями или штангой. Иногда ямы выкапывали, чтобы установить турник — как сказал один из информантов, «чтобы чуть ли не “солнышко” на нем крутить» [А.Е., 1967 г .р.]. Конечно, яма для «кручения солнышка» (вращения на вытянутых руках при выпрямленном корпусе) это преувеличение, выкопать ее практически нереально (да и ЖЭК не разрешил бы), но высоту более трех метров с учетом ямы люберецкие культуристы получали.
Основным элементом качалки были спортивные снаряды, их набор довольно стандартен и не изменялся на протяжении десятилетий:
«Люберецкие подвальные залы ... не поражали взгляд тренирующегося обилием тренажеров. В лучшем случае, присутствовал верхний блок и станок для сгибания-разгибания ног. Обычно — скамья для жима лежа, стойки для приседаний, турник, брусья, наклонная скамья для пресса и штанги с гантелями — вот и вся экипировка» (Любер 2001).
За исключением редких случаев, спортивные снаряды, как и вообще оборудование, приобретались или добывались подростками самостоятельно. Денег у энтузиастов было мало, дефицит в стране был большой — и поэтому оборудование для качалки делали сами, приносили из дому, воровали. Одним из популярных мест изготовления (или воровства) снарядов был Завод им. Ухтомского. Иногда в создании снарядов помогали родственники (отцы, братья) или старшие друзья, работавшие на заводах. В некоторые периоды (особенно с появлением производственных кооперативов) оборудование производилось <183:184> мелкосерийным способом на предприятиях. Встречались и снаряды, сделанные из подручных средств. Так, сохранилась память о штангах, представлявших собой лом с загнутыми концами, на который были надеты колеса от железнодорожных вагонов.
Представление о качалках тех лет можно составить по иллюстрации 5, на которых снимки подвальной качалки, сделанные в начале 2006 года. На первом снимке – уголок со спортивными тренажерами, на втором – место для отдыха и общения; на стене – плакат группы «Любэ».
В люберецких качалках не было единой методической системы для занятий культуризмом. Скорее, можно говорить о многих «школах», возникавших в тех или иных компаниях, вокруг тех или иных лидеров.
Так, уже в 2000-х годах получила известность система, описанная лыткаринским спортсменом, пишущим под псевдонимом Доктор Любер. В частности, он писал:
«Культуризм в Люберцах 80-х, традиционно носил сезонный характер и тренировочные нагрузки увязывались со временами года (хотя на первом году занятий это было не столь явно выражено).
Тренинг начинался, как правило, в сентябре. На первых порах догмой было выполнение каждого комплекса в течение 3-х месяцев, то есть первый — осенью, второй — зимой и третий — весной. Летом, нагрузки носили, скорее, поддерживающий характер» (Любер 2001).
В компании Алексея Н. считались недопустимыми занятия атлетизмом после девяти вечера:
«Железо тягали, но не по вечерам… Есть определенные правила — после девяти нельзя железо тягать, нельзя вообще организм нагружать. Если ты это правило нарушаешь — срываешь сердце… Тебе это надо? Нет» [А.А., 1968 г .р.].
Другие информанты (как «спортсмены», так и «любители») говорили об отсутствии какого-либо режима или о привязанности режима к потребностям работы, учебы, личной жизни:
«Не то, чтобы в качалки ходили в такие-то конкретные дни, со стольких-то до стольких-то, нет. Так, хочется — пошел, не хочется — нет» [Ш.А., 1967 г .р.].
Одним из факторов, влияющих на развитие спорта в Люберцах, было наличие базы общества «Спартак» и секции «Олимпийского резерва» по тяжелой атлетике. Многие подростки и юноши, прошедшие через секции, несли в «массы» систему ценностей спорта; здесь вырабатывались навыки коллективизма, взаимопомощи, групповой деятельности:
«Там вот этот дух, коллективизма, воспитывался, и воспитывался хорошо. <…> Сильные команды были, и причем такие, которые групповые, которые воспитывали все. Даже вот борьба-то на татами один выходишь или бокс — но в любом случае ты чувствуешь поддержку, <184:185> ты тренируешься. И без этого ты никогда не победишь. Если ты идешь один — ты проиграл, это было понятно» [А.А., 1968 г .р.].
Многие, помнившие времена увлечения атлетизмом, отмечают особый дух азарта и соревнования, присутствовавший тогда при занятиях спортом.
«А что там пацаны: быстрей, быстрей, хочу там мышцу накачать. Постоянно висел метр, меряли — у кого больше там, у кого меньше» [Ш.А., 1967 г .р.].
В этом коротком высказывании просматривается система ценностей, стимулировавшая занятия спортом, — в подростковых уличных компаниях ценной считалась физическая сила, а у люберов ценились еще и телесные параметры — объем и форма мышц.
В рассказах о занятии культуризмом неоднократно встречается мотив «делания себя»: отмечается, что первоначально тот или иной человек был хилым, слабым, но потом «сделал себя», накачал мышцу.
«Я очень рад, что в Люберцах был культ физической силы, это подтолкнуло меня к занятиям культуризмом. А мне это было необходимо, меня обижали все кому не лень. Решил что хватит, надо становиться сильным. Ну, тогда я был ребенком, мне казалось, что этим решатся все проблемы. Все проблемы, конечно, ни в коем случае не решаются, но я доволен, что это случилось» [Д.П., 1967 г .р.].
Как «сделавшего себя» характеризуют и наиболее авторитетного люберецкого культуриста — Сергея Зайцева (чемпиона СССР в силовом троеборье и позировании):
«Обижали его в школе, хиленький был… Сначала в детстве его обижали, потом начал заниматься. Он занимался так по серьезному в Люберецком ДК» [Ш.А., 1967 г .р.]. <185:186>
Напротив, о парнях, обладавших хорошими физическими данными, но не развивавшими их в занятиях спортом, отзывались с неодобрительным удивлением:
«Я его как человека не понимаю. Он же был одним из сильнейших в классе, он ведь в детстве серьезно занимался борьбой. А потом вообще спортом перестал заниматься. Наверно, ему это было не нужно…» [Д.П., 1967 г .р.]
Иными словами, любер — «человек такой здоровый, может подраться, чего-то из себя представляет, не то, что алкаш, блин» [Ш.А., 1967 г .р.].
В середине 1980-х годов развитие в Люберцах культуризма продолжалось. Множилось число подвальных секций, атлетизм как вид спорта становился все более массовым. Многие из наших информантов считали, что культуризм в городе и районе возник именно в начале 1980-х.
Движение перешло на более высокий качественный уровень — начались организованные выступления и соревнования культуристов:
«В 83 году мы уже проводили соревнования. По два раза в год проводили — по атлетизму, по бодибилдингу. Еще по силовому двоеборью — приседание, жим лежа. Никем официально это не организовывалось — самостоятельно все проводили. Покупали грамоты, медали… В 1980-х годах вообще был пик увлечения культуризмом» [К.А., 1950 г .р.]. <186:187>
В начале 1980-х получил известность еще один центр люберецкого культуризма — местные песчаные карьеры, заполненные водой (излюбленное место отдыха горожан):
«Летом на люберецких пляжах рябило в глазах от обладателей внушительной мускулатуры» (Любер 2001).
«У нас всегда парад был на карьере. <…> На пляже сразу видно, кто накачанные ребята. Приятно посмотреть. С каждым годом нас было там все больше и больше» [К.А., 1950 г .р.].
Происходили и следующие забавы:
«Мы с крестовскими, в конные бои играли на косе, на отмели. Друг на друга садились — там было человек примерно пятьдесят на пятьдесят. Представляете, какой был это конный бой!» [К.А., 1950 г .р.].
Наряду с ростом популярности культуризма в середине 1980-х увеличивался и интерес к химическим способам стимуляции роста мышечной массы. Если раньше в качестве спортивного питания использовались детские молочные смеси и каши, соевый изолят для откорма свиней и малоприятный «люберецкий коктейль» («на кружку пива три яйца били, клали пакет протеина и нагоняли массу» [А.Е., 1967 г .р.]), то сейчас перечень специальных продуктов вырос, интенсивность их использования повысилась.
Именно благодаря интенсивному использованию химических стимуляторов достигли успехов некоторые известные культуристы:
«Результат у них отчего рос — не от того, что много тренировались. Мы тренировались тоже на таком уровне, так же интенсивно, с такими <187:188> же нагрузками. <…> А они с помощью химии наращивали мышцы буквально за несколько лет» [К.А., 1950 г .р.].
Увлечение стимуляторами разрушительно влияло на здоровье юных культуристов:
«Говорили, что протеин вреден — для сердца, печени. Особенно если сам занимаешься, без тренера — а что там пацаны: быстрей, быстрей, хочу там мышцу накачать. Понимаешь, начинали заниматься этим просто бесшабашно. А нагрузка ведь большая. А потом, организм молодой — занимаются в тринадцать, четырнадцать лет — и дальше, до восемнадцати. Организм молодой, растущий, еще не развитый — а ты уже даешь на себя такие нагрузки» [Ш.А., 1967 г .р.].
Мы не считаем себя компетентными в вопросах культуризма, но приведем мнение Анатолия Клюйкова — спортсмена, многие годы последовательно выступающего за «чистый» культуризм без использования химических стимуляторов. По мнению Анатолия, употребление «химии» не только изнашивает организм, но и разрушительно влияет на психику. В частности, происходит снижение интеллекта при повышении агрессивности:
«Когда при помощи стимуляторов идет мгновенный прирост мышечной массы, то одновременно происходит и ущемление головного мозга. Тупеют немножко. <…>
Когда происходит накачивание мышц, особенно с помощью определенных препаратов, то быстрый рост мышц происходит, в частности, за счет введения в организм воды. Из-за этого же заметно повышается самоуверенность. Также такое быстрое увеличение мышц путем введения химии ведет к повышению агрессивности. И спортсменов, которые таким образом накачиваются, сразу видно по бессмысленному выражению глаз, по неадекватности поведения. Они будто “не в себе”, даже гантели на место забывают положить.
Вот такие накачают себя препаратами, да и едут куда-нибудь драться» [К.А., 1950 г .р.].
То, насколько спортивность и хорошая физическая форма была важна для субкультуры, подтверждают описания лидеров, приводимые люберами.
Прежде всего, высокий авторитет был у успешных спортсменов-культуристов, однако далеко не все «авторитетные» атлеты интересовались «уличной» жизнью: многие из них занимались исключительно спортом. Но даже при этом они имели для субкультуры большое значение: своими достижениями они сплачивали «рядовую» молодежь, сконцентрированную вокруг качалок. Спортсмены были символом, <188:189> воплощавшим одну из основных ценностей сообщества «люберецких» — физическую культуру, телесное совершенство.
Помимо взрослых спортсменов, существовали и авторитеты, выдвинувшиеся из среды ровесников. Вот они-то были в рядах «люберецких» — и при повседневных занятиях спортом, и во время выездов.
«Это самые здоровые ребята были. Он, допустим, метр-девяносто, да? Ну да, и характер, естественно… Борзый, накачанный…» [И.Э., 1967 г .р.].
Примечательно, что перечисляя лидерские качества люберов, И.Э. прежде всего упомянул объем мышц, а потом уже — свойства характера. Данная оценка — не исключение, рассказывая о другом уличном лидере, тот же информант сказал:
«Он и тогда нас старше был. Он тогда был накачанный… У него бицуха была … [показывает] вот такая вот» [И.Э., 1967 г .р.].
Другой наш информант, рассказывая про своего товарища любера, явного лидера (достигшего впоследствии высокого статуса в криминальном мире), упоминает прежде всего объем его мышц:
«Он был не то, чтобы лидер — просто у него была бешеная растяжка, он мог подпрыгнуть и ногой лампочку выбить с плафона. Ну, парень спортом занимался, всю жизнь. Он накачанный был и все. Он был просто спортивный» [А.Е., 1967 г .р.].
Третий информант на вопрос: «Были ли среди люберов лидеры?» ответил: «Ну, были такие, более спортивные, кто спортсмены» [Ш.А., 1967 г .р.].
Итак, лидер (являющийся воплощением группообразующих ценностей субкультуры) в представлении «люберецких», это, прежде всего, человек сильный и физически развитый. Психологические качества находятся на втором месте. <189:190>
В 1987 году, с началом нового этапа в субкультуре люберов, количество качалок в населенных пунктах Люберецкого района еще больше увеличилось:
«Такая вот вспыхнула идея в пацанской среде. Все сразу заговорили, что не просто так, а что вот Люберцы, а вот что любера, а что вот е-мое. Тут же народ пошел в качалки, про которые до этого не знал ни фига. Все пошли в качалки, потому, что возникла идея. Быть пацаном в Люберцах и не заниматься в качалке — стало почти что западло» [В.В., 1969 г .р.].
Производились попытки сорганизовать местных спортсменов в единую структуру (Маслов, Чулков 1987).
В то же время, многие «старшие» любера говорили о периоде 1987–1988 годов как о периоде профанации исходных идей люберства. Общим местом в отзывах «старших» представителей субкультуры о «младших» является ирония: «Весь шик был в том, чтобы одеть клетчатые штаны и кепку» [Б.Е., 1965 г .р.].
Наблюдалось разрушение пацанского «морального кодекса», например, участились случаи нападения на прохожих и заведомо более слабых людей:
«И вот, после салюта, все пошли толпой по набережной. Кто по дороге не попадался — всех били, это ж москвичи! Я слышал, что побили даже мужчину с ребенком» [Д.Ю., 1971 г .р.].
Перестали соблюдаться правила честного боя на равных:
«Это уже ездили типа того “вдесятером одного не боимся”, чем больше куча, тем лучше. А когда мы ездили — мы могли собираться там и двадцать человек, и тридцать. И там ехали куда-то, если там… с большим количеством, допустим, каких-нибудь панков. И все равно мы как-то это… их там сто, а нас там двадцать» [Ш.А., 1967 г .р.].
В люберских компаниях повысилось потребление алкоголя:
«Это было уже почти перед самой армией. Как-то уже отошел от этого. Там очень много пьяных было. Пьяный человек — он же неуправляемый вообще. Он же начинает лезть из кожи. Понимаешь, когда из десяти человек трое пьяных — ты можешь их сдержать. А когда большинство — уже без толку сдерживать» [А.А., 1968 г .р.].
Стали нарушаться правила посещения качалок:
«Вообще, было правило, например, в качалках не пить. Женщин в качалки не пускали. Потом появились женщины. Потом появилась водка. Потом я оттуда ушел» [А.А., 1968 г .р.].
Трудно сказать однозначно, что послужило причинами разрушения стихийно сложившейся пацанской культуры, основанной на ценностях советского спорта. Несомненно, свою роль сыграл мощный приток профанов, не занимающихся спортом, но следующих внешним проявлениям <190:191> модной субкультуры. Эффект имели и описания жестокостей люберов в прессе (что служило для неофитов образцом для подражания). Увеличению накала вражды способствовала интеграция московской молодежи перед лицом «люберецкой угрозы».
В целом процесс разрушения «пацанской культуры» обусловлен общими тенденциями социальных процессов перестроечных времен: в обществе происходило изменение характера деятельностной активности. На уличных группировках это сказывалось, в частности, в том, что во второй половине 1980-х годов информанты в разных городах Советского Союза отмечают разрушение пацанского «морального кодекса» и увеличение агрессивности в группах. Вскоре, в начале 1990-х годов, эти процессы вылились в повсеместную криминализацию пацанской среды.
«Сшей мне, мама, клетчатые брюки»: дресс-код
При формировании дресс-кода, как и при конструировании телесности, большую роль играли идеалы маскулинности: спортивность и атлетизм.
«Старшие» любера, описывая события начала 1980-х, не упоминают каких-либо заметных элементов субкультурного дресс-кода. Но при этом можно выявить определенный стиль: поскольку объединения были уличными, то и одежда была такой, чтобы удобно было носить на улице (см. илл. 6 а-б):
«Мы так одевались — по легкому. Спортивные штаны — зимой и летом. Летом — спортивный костюм, кроссовки. А зимой — телогрейки» [Ш.А.,1967 г .р.].
Пацанская одежда должна была быть такой, чтобы не пачкаться, не стеснять движений, не быть дорогостоящей — то есть спортивной. Так, в приведенном выше высказывании упоминаются спортивные штаны, спортивный костюм, кроссовки. В сообщениях информантов часто встречается «олимпийка» — синяя трикотажная кофта для занятий физкультурой с замком-молнией на горле.
Для уличных подростков и молодежи была типична адаптация одежды к потребностям драки.
Вот как, например, объяснил нам один из бывших московских хулиганов о функциональном назначении подтяжек, которые носили с тренировочными штанами (среди люберецких подтяжки одно время тоже были популярны):
«Спортивные штаны носили на подтяжках потому, что у тогдашних советских штанов была очень хреновая резинка, она очень быстро <191:192> растягивалась. Сейчас об этом уже никто не помнит, потому, что другие резинки — широкие, более плотные. А тогда резинка была обычная и растягивалась. Ее подтягивали, завязывали узлом, она снова растягивалась и постепенно превращалась в веревку — очень неудобно. А если ее сильно затянуть — она врезалась в тело.
А в случае любого экшна это было особенно некстати — ты убегаешь, падаешь, за тебя хватаются рукой — а ведь штаны сдергиваются моментально. У спортивных штанов нет пояса, нет ремня. Так что подтяжки — это единственный вариант, как закрепить их более плотно. То, что спортивные штаны в случае выхода или выезда закреплялись подтяжками — а сверху надевалась уже олимпиечка — это совершенно точно. Это было логично. Советские спортивные штаники — они были прикольные, но они были рассчитаны на занятия в спортзале, чтобы не драться в них, не валяться» [В.В., 1969 г .р.].
Практическая необходимость опознавать своих в драке является одной из причин появления идентификационной одежды. В качестве примера приведем несколько цитат из интервью, взятых в Люберцах. Здесь необходимо напомнить, что группы люберецких систематически выезжали в Москву, и в процессе этих выездов часто возникали конфликты. При таких «набегах» участники группы могли не знать друг друга в лицо, что влекло за собой необходимость выработки особых знаков.
«Была ли какая-то мода в одежде? Да, — были спортивные шапки. Когда драка начиналась, то кричали: “Темные шапки! Люберцы, одеваемся!” и тут же по команде — бац! Даже летом в Парк Горького мы ездили со спортивными шапками. Там собиралось очень много народу, и ты мог половину своих не знать. Потому что приезжали с Лыткарино, с Малаховки… То есть, не только с Люберец, но и со всего Люберецкого района» [А.Е., 1967 г .р.].
«В общем, старались все одинаково одеваться. Чтоб друг друга не перепутать. Потому, что, допустим, я живу в Люберцах, а кто-то живет в Малаховке, в Лыткарино, в Дзержинском, в Жуковском, в Раменском. И чтоб друг друга не перепутать, друг другу морду не колотить [смеется] — старались одинаково одеваться. Для этого спортивные шапки с собой носили, а зимой — воротник поднимаешь, шарфы завязывали как дети так, чтоб вроде похожи были друг на друга. Потому что поначалу бывали случаи, что начинали бить друг друга. А потом уже, когда друг другу морду разобьют — спрашивают: “Ты откуда?” — “Оттуда”. — “А я оттуда”. — “Вот это да — друг друга, оказывается, били!”» [Ш.А., 1967 г .р.].
Зимой, повязывая шарф поверх поднятого воротника («как дети»), затягивали узел сзади, закидывали концы за спину. Это также объяснялось практичностью, удобством при драке: <192:193>
«Шарф одевали — это когда ездили, чтобы различать. Так же, как на футбол ездили, — тоже надевали шарфы, чтобы различать друг друга. И повязывали него — назад. Потому что вперед — неудобно. <…> Он же мешает. Он же когда развязывается — он тебе мешает» [А.А., 1968 г .р.].
Иногда шапки отдавали сопровождающим девушкам:
«Кстати, мы все приехали со спортивными шапками. Так и договаривались, что все в шапках будут. Чтобы девчонкам перед дракой свои шапки отдать, а спортивные шапочки надеть на время драки, чтобы друг друга не перепутать. Девчонки убирали шапки к себе в пакеты, они собирали по 20, по 50 штук в одну сумку — сколько можно было утрамбовать, столько утрамбовывали» [А.Е., 1967 г .р.].
Отдельного внимания заслуживает телогрейка. В газете «Люберецкая правда» за февраль 1987 года содержится следующая зарисовка:
«У дверей школы № 21 стайка ребят в количестве 15 человек. Одеты почти одинаково: вязаная шапочка, телогрейка, шарф, на ногах — “луноходы”» (Гузенко и др. 1987).
Телогрейки в то время использовались не только как рабочая одежда, но и как одежда для повседневного уличного ношения. Конечно, в «приличные» места взрослые в них не носили, но вполне могли надеть для похода в ближайший магазин, в гараж, на прогулку, для встречи с друзьями на улице. Для семейного пользования телогрейки, как правило, не покупались — они приносились с работы. На производственных предприятиях, где трудились отцы и матери уличных подростков, телогрейка выдавалась бесплатно как рабочая одежда. Выдача осуществлялась периодически, согласно существовавшему нормативу. Иногда, получив новую телогрейку, родители отдавали ее сыну, а сами предпочитали донашивать старую. При бережном использовании «телага» служила своему владельцу не одно десятилетие. В условиях всеобщего дефицита использование телогреек (к слову, очень удобных и действительно теплых) для повседневного ношения было родителям на руку — экономились не только деньги, но и время на «доставание» верхней одежды. Как спецодежду получали телогрейки и учащиеся некоторых ПТУ. .
Телогрейка соответствовала реалиям уличной жизни — ее не боялись испачкать, она не стесняла движений; за нее трудно было ухватиться в драке. Подросток, надевший телогрейку, подчеркивал свою «уличность». В те времена группы старшеклассников и учащихся ПТУ, одетых в черные или синие телогрейки, можно было встретить в кинотеатрах, в зимних парках, на центральных улицах. Из воспоминаний москвича о юности начала 1980-х:
«Одно время мы ходили по Бескудникову в телогрейках. Потому что одежки-то особой тогда не было; тем более — хорошей, понтовой. <193:194> А в телогрейках — и по стройкам мы лазались, и за гаражами курили, и стены обтирали. А поскольку у нас, как известно, не Калифорния — телогрейка — самый оптимальный вариант. В ней тепло и удобно.
В те времена вся молодежь понемногу гоповала, и, как настоящие гопники, ходили в телогрейках чуть ли не все.
Любили таскать телогрейки, подпоясанными солдатскими или флотскими ремнями. Часто это были ремни, привезенные на дембель старшими братьями.
Во время драки телогрейка работает как броник. Ее и ножом нельзя проколоть нормально, и удар она гасит, даже если наносят удар ногой. Телогрейка — вещь.
Она теплая и еще — она смотрится! Подпояшешься — плечистым становишься, а для подростка это очень важно [улыбается]. Идешь, такой, переваливаешься. С виду мощный, а внутри, конечно, ничего нет… Еще ушаночку оденешь… Короче, все как надо» [В.В., 1969 г .р.].
Как мы видим, в данном высказывании подчеркиваются многие моменты, рассмотренные нами выше: телогрейки удобны для уличного ношения, практичны, немарки; они хороши для драки, позволяют сформировать мужественный образ (через введение военных элементов и создание иллюзии «накачанности»).
Телогрейка стала своеобразной униформой уличных компаний; она была настолько популярной, что в разных городах Советского Союза даже появилось и стало широко употребимым слова «теляги» и «теляжники», обозначающие уличную молодежь. Также встречалось слово «куфаечники» (от «куфайки» — той же телогрейки) (см. Куприянов 1987b ).
Ношение телогрейки — одежды, в принципе не предназначенной для повседневного «цивильного» использования, — укладывается в общие молодежные традиции создания «контр-культурного» имиджа. Неформалы советских и постсоветских времен активно использовали в повседневном быту военную, туристическую, рабочую или же просто «не соответствующую» одежду. Пацаны в отцовских телогрейках стоят в этом же ряду.
Необходимо отметить, что уличный пацанский дресс-код в разных городах Советского Союза был достаточно единообразным (спортивная одежда, одежда для драки, одежда с военными элементами) (Громов 2007). Это сходство обеспечено целым рядом факторов: единством культурно-исторической ситуации, в которой осуществлялась деятельность групп разных регионов; единством систем ценностей (во многом детерминированных общесоветскими системами ценностей); единым (в целом) уровнем благосостояния (обусловленным особенностями социалистического распределения ресурсов, ориентированного <194:195> на нивелировку доходов); сходством социального происхождения и психологических типов молодых людей, выбравших для себя данный тип сообществ и др.
В середине 1980-х годов появился элемент одежды, который стал опознавательным именно для субкультуры люберов — широкие штаны в клетку:
«У меня была крупная клетка — ты что-о там красные, синие… эти были. У меня, правда, были зимние такие, летом в них не походишь, из такой плотной ткани — но были зимние брюки клетчатые. Уже тогда были» [А.Е., 1967 г .р.].
«На одной из них [остановок] многие выходили. Здесь же стояла целая ватага молодых парней в спортивных шапочках, куртках и широких штанах» (Маслов 1987).
В конце 1988 года, на излете люберства, появилась песня группы «Любэ», воспевающая данную форму одежды:
…Сшей мне, мама, клетчатые брюки,
А я в них по улице пройду.
Сшей мне, мама, брюки помоднее,
Чтобы клетки были повиднее…
А я в них по улице пройду.
Сшей мне, мама, брюки помоднее,
Чтобы клетки были повиднее…
Клетчатые брюки в то время не воспринимались самими люберами как субкультурная одежда — они были популярны среди молодежи вообще. Но надо отметить, что данная мода бытовала не повсеместно. Распространение она получила, например, в городах среднего Поволжья. Так, в начале 1990-х корреспондент, описывавшая группировки города Набережные Челны, отмечала, что «отличительные черты пацана — телогрейка и необъятной ширины брюки» (Сальников 1991: 59).
В уличной моде на широкие штаны также прослеживается стремление к конструированию брутальной маскулинности. Еще в те времена нам встречалось мнение, что широкие штаны подчеркивают мужественность и «правильную» скромность — благодаря им от посторонних взглядов целомудренно скрывается «мужское достоинство», причем подразумевалось, что это «достоинство» — очень крупное. В качестве противоположного примера приводилось ношение джинсов «неформалами» (хиппи и др.), которых любера не любили, — обтягивающие джинсы оценивались как одежда, выставляющая интимные части тела напоказ («как у женщин»).
Кажется, что популярности широких брюк в пацанской среде способствовало создание образа человека массивного, коренастого, мускулистого, накачанного.
Примечательно, что мода на широкие брюки отмечена именно в Люберцах, Казани, Набережных челнах, Чебоксарах — то есть в городах, где были сильны традиции уличных группировок. <195:196>
Как мы уже писали выше, переход субкультуры люберов на качественно новый уровень произошел в начале 1987 года, благодаря публикациям в СМИ. Были «узаконены» символы субкультуры, в частности — одежда. Статья в «Огоньке» содержит описание дресс-кода люберов:
«Легкие, не по сезону куртки и смешные с виду, но не сковывающие движения в драке, клоунски широкие клетчатые штаны. <…> Узкие черные галстуки на фоне белых рубах» (Яковлев 1987: 20).
В «Собеседнике» упоминаются кепки. Этому дресс-коду и стали следовать «младшие» любера:
«В те времена на улицах Люберец в большом количестве появились ребята в люберском прикиде (раньше я таких не замечал). Запомнилась сцена: на платформе Люберцы два парнишки — любера как с картинки — в кепочках, курточках, в широких брюках — знакомятся с девушкой. Проходя мимо, я услышал обрывок разговора. Девочка: “Так вы любера”. Они, с гордостью: “Да, мы любера!”» [У.Д., 1967 г .р.].
Данная форма в еще большей степени соответствовала требованиям создания визуального образа массивного качка — к широким штанам прибавилась еще и мешковатая (иногда — «дутая») куртка.
Вместе с «канонизированным» образом любера появились и подражания. Так, показательны воспоминания девушки, чья учеба в старших классах пришлась на 1986–1988 годы:
«Тема люберов у нас была очень популярна. В те времена это было новым, модным, это витало в воздухе. Любера и люберство были темой наших бесед — ведь нужно было о чем-то говорить. Гордились, что наш город так прославился. Помню, на уроке домоводства (где занимались одни девочки) скандировали: “Мы не хиппи, мы не панки, // Мы — девчонки-люберчанки”. Многие — и парни, и девушки — носили клетчатые брюки; у меня клетчатые брючки тоже были. Однако дальше “общего трепа” и ношения клетчатых брюк мы в нашем “люберстве” не продвинулись. Наши парни в качалки не ходили и вообще спортом не занимались» [П.Т., 1970 г .р.].
В конце 1990-х в некоторых молодежных субкультурах появилось слово «модник», обозначающее тех, кто следует исключительно внешней символике субкультуры, пренебрегая ее идейным наполнением. Именно «модниками» можно было бы назвать и героев приведенного высказывания; старшеклассники находились на границе субкультуры — они носили «клетчатые брючки» и использовали «люберство» как тему для повседневных разговоров — но не более того. Нам известны случаи, когда молодые люди, следуя моде на люберов, организовывали качалки, но до выездов в Москву дело не доходило («собирались, собирались, но то дела, то что-то еще» [В.В., 1969 г .р.]). <196:197>
Обобщенный дресс-код люберов 1987–1988 годов мы бы описали следующим образом (см. илл. 6 а, в). Летом — легкая одежда: футболка или майка-качковка (майка на тонких лямках, оставляет открытыми мускулы рук и плеч), спортивные штаны или легкие широкие брюки, спортивная обувь. С похолоданием появлялась плечевая одежда (часто спортивная) и кепка. Зимой костюм включал теплые широкие брюки, куртку, светлую рубашку с тонким темным галстуком, кепку; из обуви популярны были войлочные ботинки (называемые в народе «Прощай, молодость»). Часто использовались клетчатые ткани. Конечно, данный канон не является униформой, многие одевались иначе; например, М. Бастер реконструирует дресс-код, несколько отличающийся от нашего, на сайте kompost.ru («Галерея неформального архива московско-питерских субкультур и движений 80-х») приводит фото любера, одетого в брюки, клетчатые майку с изображением Рембо, полосатую кофту и меховую шапку.
В последующие годы в пацанской среде сохранялся спортивный стиль. Например, «в центре “спортивной” тусовки в ЦПКО, где выделилась элита, которая носила серые и красные тренировочные костюмы сборных вплоть до 90-х. Это был дресс-код только уважаемых и бригадиров, поэтому можете затестить на этом нюансе своих информантов. Хотя бы на предмет наличия в центре событий» [Б.М., 1968 г .р.].
Дресс-код уличных группировок 1980-х во многом переняли «братки» начала 1990-х, собственно и вышедшие из пацанской среды советских времен, — первые рэкетиры 1990-х — это «двадцатилетние “качки” в “самопальных” спортивных костюмах» (Волков 2002: 20).
Рассматривая дресс-код люберов, стоит остановиться на такой детали, как значки с советской символикой, которые они якобы носили: комсомольских значков, значков с изображением Ленина; реже — значков «XXVII съезд КПСС»:
«Одним из принципиальных символов на раннем этапе для люберов были нагрудные значки с изображением Ленина. Это, конечно, был в основном элемент маскировки. Такой значок сильно дезориентировал всех прочих: неформалов — потому что они привыкли считать соответствующую атрибутику символом государственности и его слуг, поэтому сильно терялись. Менты путались по той же причине, и на каком-то этапе из-за этих значков патрульные милиционеры принимали люберов за комсомольских дружинников» (Виталис 2003: 43).
Один из бывших «неформалов» (лично люберов со значками не видевший, но пользовавшийся общественным мнением) так мотивировал отношение к ношению значков люберами: <197:198>
«Это было время развала любого молодежного движения, официально спущенного сверху. Во что-то верили, по большому счету, только младшие пионеры. И то не все уже. А так называемые старшие пионеры уже и галстук в карман прятали, не носили, и даже более того — им было разрешено их не носить. Говорят, в 85-м году даже хотели сделать значок “Старший пионер”. Комсомольцы носили комсомольские значки с обратной стороны лацкана, я это отлично помню. “Ты комсомолец — где твой значок?” — “А вот, типа…” <…> Носить было положено, но уже стеснялись. И поэтому люди, которые специально, по доброй воле, вне школы, в свободное время гуляя по городу, надевали значки, — они по-другому ни кем не могли восприниматься кроме как какое-то официальное подразделение. Значок — это было как повязка дружинника что ли» [В.В., 1969 г .р.].
Позже, в годы перестройки, молодежная мода на ношение многочисленных значков была распространена очень широко. В том числе в большом количестве надевали и значки с изображением Ленина (в начале перестройки был период, когда он воспринимался как «единственный идеал, которому стоило подражать» (Баллон 1988: 53)). В журнале «Юность», в статье, посвященной данной моде, утверждалось, что одними из первых значки надели любера; приводилось высказывание некого молодого человека:
«Первый толчок дали, как это ни странно, люберы. Нет, их идеи нам совсем не нравятся. Но не только же люберам носить значки с Лениным» (Баллон 1988: 53).
Однако расхожее мнение о ношении люберами значков не подтверждается материалом наших интервью. Почти никто из наших информантов не припомнил привязанности люберецких как к значкам с Лениным, так и к государственной символике вообще; только один отметил, что значки надевались изредка, в случае, если предполагались драки по идейным соображениям (например, с фашистами).
Мы бы указали две возможные причины несоответствия данных интервью и распространенного мнения.
1. Встречаются упоминания о том, что любера носили спортивные значки, в частности, значки разрядников, если таковые у них были. Издалека они могли восприниматься как комсомольские значки.
2. Встречаются данные о том, что «советские» значки были популярны у пацанов из разных районов Подмосковья и Москвы, которые также были включены в движение люберов. Вот, например, как говорит об этом житель «Ждани» — ближайшего к Люберцам района Москвы (по метро Ждановская, нынешнее Выхино): <198:199>
«А значки с Ленином тогда носили!
Иногда на люберской кепке, иногда на клетчатой рубашке, иногда на телаге.
Эта мода была в 1986–1987 году.
Эти значки обычно продавались в киосках типа “Союзпечати”, и пылилсь там годами.
Так вот, к весне 1987-го у нас на Ждани и на Рязанке все более-менее прикольные значки полностью смели! Трудно было что-то понтовое достать. Мы их все почти тогда носили — и на Ждани, и в Люберцах. И бабы наши тоже».
Культура тела и «качковый» дресс-код люберов формировали определенные позы и моторику.
Художник Михаил У., общавшийся с люберами в годы учебы в техникуме, отмечает, что они держали корпус прямо, развернув плечи, «как будто несли себя». Такая манера себя держать обусловлена, опять же, культуристическим стилем — демонстрацией своего тела, атлетической силы мышц, спортивной осанки.
В подростково-молодежной среде были популярны шутки о том, что степень накачанности якобы подчеркивается разведением чуть в стороны рук, опущенных вдоль корпуса (будто прижать их к корпусу плотно мешают мощные мышцы) и набиранием воздуха в легкие. Сюда же относится и специфическая походка враскачку (как выходят на помост тяжелоатлеты). Один из информантов, например, вспомнил такой анекдот (построенный не только на словах, но и на жестах):
«Парень проводил девушку, идет в темноте к электричке. Навстречу ему еще несколько парней.
Он: [рассказчик глубоко вдыхает, разводит плечи]. Проходит мимо них: [рассказчик выдыхает, сутулит плечи] “Качки!”
Они, когда тот проходит мимо: [рассказчик опять выдыхает, сутулит плечи] “Качок!”» [А.А., 1968 г .р.].
Литература
Баллон 1988 — Балон В. Мода на отличие // Юность. 1988. № 5. С. 53.
Виталис 2003 — [Виталис Вис]. Любера: как это было… // Хулиган. 2003. № 6 (15). С. 43.
Волков 2002 — Волков В. Силовое предпринимательство в современной России // Экономическая социология. 2002. Т. 3. № 1. С. 20.
Громов 2006 — Громов Д. Люберецкие уличные молодежные компании 1980-х годов: субкультура на перепутье истории // Этнографическое обозрение. 2006. № 4. С. 23–38. <199:200>
Громов 2007 — Громов Д. Пацанская одежда: 1980-е // Материалы интернет-конференции «Мужская повседневность: труд, досуг, духовная жизнь». 2007. mujskoe.lodya.ru/MK-2007.htm. То же // Мужская повседневность: труд, досуг, духовная жизнь. Тезисы интернет-конференции. М., 2007. C . 8–9.
Гузенко и др. 1987 — Гузенко Т., Прокофьев А., Михайлов Г. Чем они там занимаются? // Люберецкая правда. 21.02.1987. С. 3.
Иванов 1969a — Иванов Д. Троянский конь культуризма // Советский спорт. 28.08.1969. С. 3.
Иванов 1969b — Иванов Д. Троянский конь культуризма // Советский спорт. 29.08.1969. С. 3.
КБ — Как это было (История становления атлетизма — культуризма в городе на Неве) // www.cbb.ru (Сайт Колледжа бодибилдинга им. Бена Вейдера).
Куприянов 1987a — Куприянов А. Люберцы — при свете фонарей // Собеседник. 1987. № 7 (156). С. 10–15.
Куприянов 1987b — Куприянов А. Комендантский час // Юность. 1987. № 10. С. 24–25.
Любер 2001 — Доктор Любер. Секреты качалки // Качай мускулы. 2001. № 3. Цит. по: www.isi.ru/muscle/3_2001/kach.htm.
Маслов 1987a — Маслов В. Встреча в подъезде. Продолжаем разговор о проблемах молодежного досуга // Люберецкая правда. 15.04.1987. С. 2.
Маслов, Чулков 1987 — Маслов В., Чулков В. Стремитесь доблестью Отечество прославить // Люберецкая правда. 28.02.1987. С. 2.
Овчинский 1991 — Овчинский В. «Мама, я любера люблю…» // По неписаным законам улицы… М., 1991. С. 255.
Репей 1969 — Репей в конфетной обертке // Советский спорт. 15.04.1969.
Сальников 1991 — Сальникова Л. Что делать с Арбузом? // Юность. 1991. № 1. С. 58–59.
Яковлев 1987 — Яковлев В. Контора «люберов» // Огонек. 1987. № 5. С. 20–21.
Иллюстрации
Илл. 1 – Эмблема люберов. Граффити.
Илл. 2 – Открытое первенство Люберецкого района. 1985 год. Лыткарино. Из архива А. Клюйкова.
Илл. 3 – Авторитетные культуристы: на переднем плане Андрей Шульц, на заднем – Анатолий Клюйков. 1985 год. Соревнования в Ждановском парке, г. Москва. Из архива А. Клюйкова.
Илл. 4 – На люберецком карьере. Начало 1980-х годов. Из архива А. Клюйкова.
Илл. 5 – Интерьер подвальной качалки. 2006 год. Фото Д. Громова.
а 
б 
в
Илл. 6 – Пацанская одежда: а – летняя; б – зимняя (1 пол. 1980-х); в – зимняя (1987-1988 гг.). Рисунок Д. Громова.
Илл. 7 – Карикатура на любера. Граффити сер. 1990-х годов, Люберцы. Фото Д. Громова.
Илл. 8 – «Конфликт» субкультурных граффити скинхедов и молодых людей, использующих люберскую символику. Начало 2000-х годов. Фото Д. Громова.
Илл. 9 – Показательное выступление секции «Любер» под руководством А. Клюйкова. 1 сентября 2002 года, стадион «Торпедо» г. Люберцы. Фото Н.Г. Токарева.
Илл. 10 – Люберецкое граффити. Сентябрь 2006 года. Фото Д. Громова.
Комментариев нет:
Отправить комментарий